Люди и призраки - Оксана Панкеева

— Вот ты и попался, — удовлетворенно сказала волшебница. — А теперь давай посмотрим…

Кантор стиснул зубы и отчаянно метнулся из последних сил, рискуя остаться без руки. Вырваться он не смог, однако вместе с новой вспышкой боли в нем вспыхнуло что-то еще. Мистралиец не сразу понял, что это, он так и не научился сразу определять свою неуправляемую Силу. На этот раз странная семейная магия приобрела вид совершенно невообразимый. Видела бы Ольга, сказала бы: «Полный сюр!» В двух шагах от себя Кантор разглядел открытую дверь, по краям которой бежали, мигая, разноцветные огоньки, а на распахнутых створках горела надпись «Добро пожаловать». Над дверным проемом висела яркая вывеска, составленная из огромных рун, тоже мигающих, как испорченный осветительный шар: «Тебе сюда!» И жирная стрелка, указывающая вниз.

Не раздумывая, что бы это значило, и не обращая внимания на боль, Кантор снова рванулся и бросился в эту дверь. Настойчивую волшебницу пришлось тащить с собой, так как вырваться от нее возможности не было. В глаза ударила черная мгла, и Кантор чуть не рассмеялся вслух, почувствовав знакомое пронзительное головокружение и понимая, что на этот раз спасен. В Лабиринте его не достанет никакой маг, вне зависимости от могущества и квалификации. Не для них это место, неуютно им здесь, классическим магам, и Сила их здесь ничего не стоит. Не тягаться им в этом месте с человеком Лабиринта. Последней дурой окажется эта навязчивая барышня, если попытается.

— Это еще что за фигня? Ты куда меня приволок? — возмущенно воскликнула мэтресса Джоана, озадаченно уставившись на свои руки, которые вдруг приобрели обычный человеческий вид. Впрочем, не совсем обычный — теперь их туго обвивали кожаные ремни для кулачного боя, которые смотрелись просто уморительно в сочетании с изысканным маникюром. Да и сама волшебница выглядела не менее потешно в традиционном одеянии эгинских кулачных бойцов — коротенькой набедренной повязке и неком подобии намордника, предохраняющем зубы от травм. Какая-либо верхняя часть туалета традицией предусмотрена не была, поскольку кулачный бой являлся исключительно мужским видом спорта, и оголенный бюст мэтрессы недовольно колыхался. Впрочем, обозревать все эти прелести было некому, а самому Кантору было не до того. Он только подивился в очередной раз изобретательности Лабиринта и подумал, что это место, наверное, наделено каким-то собственным сознанием… и незаурядным чувством юмора. Сам он был одет точно так же, и стояли они на утрамбованной площадке, огражденной натянутыми веревками, а вокруг простирался огромный и совершенно пустой стадион, поразительно напоминавший Большую Королевскую Арену в Эгине.

— Это Лабиринт, детка, а не какая-нибудь фигня, — все-таки засмеялся Кантор, подпрыгивая на месте и делая несколько разминочных ударов по воздуху. Разумеется, обе его руки были теперь свободны и совершенно целы, что несказанно радовало. — Наступила моя очередь делать тебе больно.

— Лабиринта не существует! — возмущенно топнула ножкой мэтресса Джоана. — Его выдумал бесстыжий шарлатан Максимильяно, чтобы морочить людям голову!

— Вот твоей головой я сейчас и займусь, — злорадно пообещал Кантор, слегка задетый таким неуважением к светлому имени любимого родителя, и коротко, без размаха, ударил правой. Волшебница отлетела на несколько шагов и упала на спину, живописно задрав ноги.

— Сво-олочь! — взвыла она, вскочила и стала в стойку, как-то странно встряхивая головой и корча зверские рожи. Видно, пыталась колдовать, сердешная, а не получалось.

— Что, без когтей ты не так и крута? — язвительно заметил Кантор и, легко уклонившись от атаки разъяренной дамы, ударил снова.

Это было легко, совершенно безопасно и даже как-то неинтересно — избивать женщину, которая не могла оказать серьезного сопротивления. В чем-то даже противно. Когда после очередного удара мэтресса не смогла подняться, у Кантора и вовсе опустились руки. Очень мило, и что с ней теперь делать? Отпустить просто так нельзя, вдруг найдет выход, вернется в реальность и снова попробует его просканировать, на этот раз приняв необходимые меры безопасности. А ему в другой раз может и не повезти. Добить было бы вернее, вот только как? Ну свернет он ей шею, секундное дело, а толку с этого? Это ведь Лабиринт, здесь все нереально… Может, стоит отнести ее к тоннелю и попытаться забросить туда?

От этих конструктивных размышлений мистралийца отвлек чей-то укоризненный и слегка насмешливый голос:

— Мальчик, за что ты истязаешь бедную старушку? Няня тебя не учила, что так делать нехорошо? Или это и есть твоя няня?

Кантор удивленно посмотрел вокруг. На перилах королевской ложи сидел мальчишка-подросток, одетый во все черное, и, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим.

— Это я мальчик? — переспросил Кантор, стаскивая намордник, чтобы не мешал разговаривать. — А ты тогда кто?

Мальчишка засмеялся, легко спрыгнул с перил и направился к нему.

— Ну уж извини, — сказал он. — Я тебя не знаю, а выглядишь ты на данный момент как трех-четырехлетний ребенок. Так в чем проблема? За что ты ее так? Так же можно на самом деле убить.

— Правда? — с надеждой переспросил Кантор. — Очень хорошо, а то я сомневался. Я именно это и намереваюсь сделать, а ты иди своей дорогой и не вмешивайся в чужие разборки, а то огребешь за компанию.

Маленький нахал остановился у самой веревки, облокотившись о столбик, и серьезно посмотрел на Кантора.

— Неужели ты думаешь, что я просто так пройду мимо, когда кого-то убивают? Или рассчитываешь, что и в самом деле сможешь обойтись со мной так же, как с этой несчастной старухой? Ты глубоко ошибаешься. Сам ведь знаешь, что в Лабиринте внешний вид обманчив и иллюзорен. И перед тобой не мальчик, как тебе показалось, а взрослый шаман, такой же человек Лабиринта, как и ты, только старше и опытнее. Так что лезть в драку не советую.

— Я все же попробую, — уперся мистралиец. Этот недомерок что, всерьез думает его напугать?

— Ты и ведешь себя как сопливый ученик, — так же серьезно и совершенно беззлобно прокомментировал мальчишка. — К тому же ученик плохонький, раз меня не видишь. Сколько тебе лет на самом деле? Понятно, не три и не четыре, а сколько? Десять, двенадцать?

— Тридцать один! — огрызнулся «плохонький ученик» и растерянно остановился, чувствуя неладное. Он собирался сказать «триста семьдесят», не для того чтобы выпендриться, а просто из вредности, но правда вырвалась помимо воли. Навязчивый собеседник удивленно взметнул подвижные тонкие брови и уточнил — скорее утвердительно, чем вопросительно: