Дьявольский интерфейс - Альфред Бестер

Это несправедливо. Если я пытаю и убиваю, то из самых благородных побуждений. Чтобы вы не приняли меня за какого-нибудь монстра, мне стоит описать вам свой собственный опыт перехода в бессмертие. В 1883 году я работал, говоря современным языком, экспортным представителем одной фирмы на Кракатау — вулканическом острове в Индонезии, между островами Ява и Суматра. Официально Кракатау считался необитаемым островом, что было хитрым враньем. Меня туда послала одна сан-францисская фирма в качестве тайного агента, чтоб я хорошенько бортанул голландцев, которые держали в тех краях монополию на торговлю. Или тогда этого слова — «бортанул» — еще не существовало? Погодите минутку, сверюсь с чертовым компьютерным дневником,

ТЕРМИНАЛ. ГОТОВ?

ГОТОВ. ВВЕДИТЕ НОМЕР ПРОГРАММЫ.

001

ПРОГРАММА «СЛЕНГ» ЗАГРУЖЕНА.

УКАЖИТЕ ГОД, ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ МЕСТО И НУЖНОЕ СЛОВО.

ПРОГРАММА «СЛЕНГ» ЗАКОНЧИЛА РАБОТУ.

ОТВЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ.

Ладно, слова «бортануть» в 1883 году не было, и большой привет достолюбезной благодетельнице нашей и прародительнице нынешних компьютеров компании Ай-Би-Эм.

Только полный осел мог согласиться на эту работу, но я был двадцатилетним юнцом — отравлен мечтой повидать дальние страны и неведомые моря и стяжать славу великого первооткрывателя. Мне чудились шапки в газетах: «НЭД КУРЗОН НАХОДИТ СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС!» Можно подумать, что северный полюс когда-то потерялся!.. Или: «НЭД КУРЗОН, ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АФРИКИ». Что-то вроде Ливингстона, который пропал в Африке и был найден экспедицией под руководством Стэнли.

Короче, жил я со своим терьером на острове один-одинешенек в бамбуковой хижине, которая служила одновременно и складом для моих товаров. Но ко мне то и дело приплывали жители окрестных островов. Боже, какую же мерзость они хотели получить от меня и какую же мерзость они предлагали в качестве платы — вплоть до своих женщин, которых можно было завалить на постель за стакан самого дешевого виски! О, эти сказочные тропические красавицы, которых Стэнли прославил на века! Не тот, африканский сэр Генри Мортон Стэнли, а режиссер Дэррил Ф.Стэнли из Голливуда. На самом же деле, ласкать этих красавиц — все равно что гладить сумочку из крокодильей кожи, все их тело покрыто ритуальными шрамами, а когда их трахаешь, они не прекращают противно хихикать, показывая зачерненные бетелем зубы. Заставить бы голливудских губошлепов переспать с «очаровательными» островитянками!

Жители соседних островов посещали Кракатау без малейшего страха, хотя и понимали, что тамошняя гора Раката — действующий вулкан. Однако Раката была почти что карликом в сравнении с вулканами на Яве и Суматре, и никто ее всерьез не воспринимал. Раката временами грозно урчала и выплевывала облачка пепла, но к этому я быстро привык. Частенько происходили землетрясения — настолько слабые, что я с большим трудом отличал их от заурядных ударов приливной волны. Даже у моего глупого пса не хватило мозгов переполошиться перед роковым часом. Наверно, вы слышали россказни про то, как собаки начинают выть перед землетрясением и иногда спасают своих хозяев от невидимой опасности.

Рвануло 26-го августа, а накануне я получил довольно необычное предупреждение. Дело было так. Старик Марколуа приплыл ко мне с группой молодежи обоего пола. На дне лодки кишели трепанги — я их терпеть не мог, пища на любителя. Все наперебой говорили о какой-то рыбе. Я осведомился у Марколуа о причине всеобщего возбуждения, и тот сказал, что в море объявились дьяволы и огромные косяки рыбы мечутся у берега Кракатау, пытаясь убежать от злых духов. Я рассмеялся, но он подвел меня к берегу и сказал: «Смотри!» Черт побери, Марколуа говорил правду! На берегу билось неимоверное количество рыбы, выпрыгнувшей из воды, а из каждой волны выскакивали сотни новых рыбин, как будто за ними действительно гнались злые духи.

Спустя много лет я обсуждал этот феномен с вулканологом, который работал в пункте наблюдения за вулканом Этна. Согласно его пояснениям, основание Ракаты, очевидно, так раскалилось, что нагрело придонные слои воды, и рыба — в поисках спасения от невыносимого жара — устремилась на сушу. Но в 1883 году я этого не знал и только пожал плечами от странной картины — наверно, и у рыб случаются приступы массового сумасшествия. Какая-нибудь эпидемия.

Марколуа уплыл, обменяв трепангов на десяток оловянных зеркал. А на следующее утро начались первые толчки-взрывы — один, второй, третий, четвертый, и это было как конец света. Шума я не слышал — он был такой громкости, что барабанные перепонки уже не воспринимали его. Я только визжал от боли в ушах и страха, ощущая толчки каждой клеткой своего тела. Вся северная часть острова взмыла на столбе лавы. Основной кратер Ракаты раскололся до середины, оголив клокочущие недра. Огромные объемы морской воды, хлынувшей внутрь вулкана, мгновенно превратились в пар — и серия новых взрывов разнесла остатки кратера.

Я был совершенно оглушен ревом взрывов, ослеплен дымом, задыхался от ядовитых испарений и полностью одурел. Бежать было некуда и некогда. Сквозь дым я различил многометровый вал лавы, который быстро полз в мою сторону, словно полчища гигантских докрасна раскаленных гусениц. В моей голове не было ни единой мысли, кроме сознания близости дикой, неожиданной и неотвратимой смерти. Я былуверен. Я был уверен в том, во что верит мало кто из умирающих обычной смертью: я не только твердо знал о своей обреченности, но и мог считать секунды до того, как меня не станет. Я должен был умереть. И я умер.

Чудо произошло, собственно говоря, благодаря сотрясению почвы, вызванному взрывами. Вибрация разорвала жгуты, которыми были связаны бамбуковые стены моей хижины, согнула бамбуковые стебли и образовала вокруг меня что-то вроде тесной прочной клети, где я и лежал, заваленный утварью и всяким изломанным деревянным хламом. Затем колебания почвы выбросили изуродованную хижину в океан. Все это время я пребывал в глубоком обмороке, и происшедшее разъяснилось мне только позже, когда я, уже возродившись к новой жизни, пришел в себя и обнаружил, что плыву по океану в большой бамбуковой «корзинке», объятый ею почти со всех сторон, как новорожденный — околоплодным пузырем (такое случается изредка, отсюда и пошла поговорка «родиться в рубашке»).

Кракатау больше не существовало. Голое место в океане. Лишь кое-где торчали темные каменные массы новых рифов. Небо было черно от дыма и пепла, гремел гром и сверкали молнии. Сущее светопреставление! Я болтался на волнах в своей бамбуковой колыбели в полубессознательном состоянии еще дней пять — или пять столетий! — прежде чем меня подобрало датско-голландское судно. Члены команды были в ярости от того, что взрыв вулкана задержал их в пути на целых три дня, и смотрели на меня волками, как будто это мое неосторожное обращение со спичками привело к катастрофе.