Шахматы Сатаны. Часть первая. Илль-тада - Игорь Муравлёв

– Слушай, друг мой, – сказал я, убрав бутылку в сторону, – может, сначала обсудим делишки наши скорбные? Или как?..

– Может, сначала выпьем, а то после разговора с генералом как-то не по себе…

– Что такое, Гасан? Дыхнул на него не вовремя? – ухмыльнулся я, разливая жидкость по кружкам. – Так это мелочи, он в Бешанде, ты здесь! Замы у вашего министра меняются как перчатки, сегодня он генерал – завтра лох базарный, в лучшем случае! Ну, давай за удачу… Поэтому не переживай, паровозы меняются – вагоны, то есть мы с тобой, остаются! Гасанов скривился от выпитого (понятно, не «Мартель» пьёшь!) и помотал головой.

– Всё правильно говоришь, только надоело мне по горам скакать, пора в столицу перебираться. Давно уже обещают место начальника штаба, а назначение зависит от Гафура Файзуллаевича, – даже сейчас Гасанов говорил о начальстве с лёгким оттенком подобострастия, мало ли как сложится обстановка. – А он последнее время мной не доволен, – в голосе прозвучала искренняя обида. Да, видно, товарищ генерал отымел Гасан-боя по полной программе, давненько я не видел его таким подавленным.

– Ты, брат, закусываешь мало, а пьёшь много, – снова забулькало в кружках, – как же начальство будет тобой довольно? Совмещать надо эти вещи, учись у Семёныча, – я влил в себя новую порцию гасановской отравы. – А если честно, уважаемый, многовато бухаешь последнее время. А водка, Гасанчик, – сказал я, постучав пальцем по бутылке, – жидкость непредсказуемая и своенравная. Понимаешь, о чём я?.. – И, наклонившись к Гасану, негромко добавил: – Никому не советую топить свой страх в алкоголе, можно утонуть!

В глазах Гасанова, на какой-то миг, мелькнула тень растерянности, он несколько стушевался, но, быстро взяв себя в руки, закурил и развязно протянул:

– Э-э, Шурави, кто боится, ты о чём? Все пьют, и я пью; сам говоришь, тут без водки дураком можно стать…

– А много бухла сделает из тебя дебила, – прервал я тираду уже начинавшего косеть Гасанова. – Посмотри на себя, опускаться начинаешь, Гасан! Камуфляж грязный, засаленный, сам какой-то мятый, мутный, постоянный перегар, – меня давно подмывало всё это ему высказать, не было подходящего случая, теперь он представился, – а ведь бойцы с тебя берут пример! И что же они видят? Грязное, небритое, бухое тело в форме!

– Следи за своим базаром, Шурави! – злобно ощерился Гасан-бой. – Генерал меня учит, ты учишь, я вам кто, алкаш законченный, что ли?! Кто ты такой, чтобы мне лекции читать, а? На себя посмотри…

– О-о-о, успокойся, друг мой! – Я похлопал разошедшегося Гасанова по плечу. – Критику, брат, нужно воспринимать правильно, прислушиваться к сказанному начальством и друзьями… Мы же друзья, или нет? – Он нехотя кивнул. – Вот, видишь, поэтому не обижайся! – С этими словами я протянул ему руку. – Мир, Гасан?..

– Мир, – буркнул тот, вяло ответив на рукопожатие.

– Теперь о деле… Выезжаем в четыре утра, по приезде ты со своими орлами проводишь обыск в мечети и в доме муллы… Что опять не так?!

Судя по недовольному выражению лица Гасан-боя, поставленная мною задача явно не входила в его планы. Ко всем своим недостаткам, мой, так сказать, подельник был крайне суеверен, хотя всячески пытался это скрывать. Он очень боялся навлечь на себя гнев небесных сил и поэтому старался не связываться с полномочными представителями Аллаха на земле во избежание разного рода неприятностей, вроде проклятия и сглаза.

Я всё это знал, но другого выхода не было – не следовало немусульманину без крайней необходимости озлоблять местное население святотатством, а именно так был бы воспринят проводимый мной шмон в мечети. А посему со служителями культа будет общаться правоверный мусульманин Гасан-бой, что и было ему доходчиво объяснено. Но была и ещё одна причина, по которой я не хотел лезть в это дело, – отсутствие конкретной информации. Не было никаких данных об активизации ваххабитов в зоне ответственности нашей бригады, и вдруг какой-то склад с оружием и литературой, да ещё и в Сардачоре, где «духи» никогда не пользовались особой поддержкой! Странновато… Да, продажей героина уже начали промышлять многие из местных, и в ходе зачистки я надеялся изъять немало «порошка», да и оружия, время-то неспокойное, но по порожней наводке шерстить мечеть не следует, во всяком случае мне.

– И ещё, Гасан, относительно твоих бойцов, – после основного инструктажа я перешёл к самому наболевшему вопросу. – Предупреди всех, кто будет пойман на мародёрстве – лично пристрелю! Если не в состоянии с уродами справиться – помогу, чем могу; но советую самому провести разъяснительную работу. Мне уже надоели козлы, обирающие своих же земляков… Подожди! – жестом остановил я порывавшегося высказаться Гасан-боя. – Вы ведёте себя как оккупационная армия! Грабите, насилуете, и кого?! Простых дехкан и их семьи, таких же мусульман! Как вы хотите прийти к миру, если друг друга за людей не считаете и глушите со всей пролетарской ненавистью?

Я уже не раз поднимал этот вопрос, даже писал несколько рапортов руководству МВД республики, но особых результатов это не дало. Такое ощущение, что весь беспредел творился с ведома и одобрения высокого начальства, иначе довольно сложно объяснить отсутствие мер по наведению порядка.

– А ты сам, Шурави, лучше, что ли?! – окрысился спецназовец. – Не корчи из себя святого, все знают, как тебя называют в кишлаках!..

– И как же меня называют твои единоверцы? – с интересом спросил я вскочившего Гасан-боя.

Ответ мне был известен заранее, но хотелось услышать его от моего «друга», в чьих потных губах извивались эмбрионы грязных жатанских ругательств. Сейчас он был даже не самим собой, не кишлачным парнем Гасаном, которого гражданская война сделала непонятно кем, то ли бандитом, то ли офицером; передо мной стояло живое воплощение негативной стороны слияния русской и жатанской культур: алкоголь и ислам, интернационализм и клановое сознание, Конституция и шариат… Всё это уродливо вспенилось в грязном котле восточной независимости, деформируя умы и души людей, для которых уже ничего не значили слова «совесть», «честь», «доброта», «благородство»!

– Ты что сегодня такой нервный, Гасан, месячные начались? – я выпустил в закопчённый потолок «курятника» плотный столб сигаретного дыма. – Ты смотри, какие мы последнее время чувствительные! Слова нам не скажи, сразу материться начинаем, в драку кидаемся… Гасан-бой, прекращай это! Лучше скажи, по твою душу такое стадо прилетало? – Мне всегда нравилось наблюдать за реакцией Гасанова на резкую смену темы разговора. Несколько секунд полной дезориентации, граничащей (в зависимости от количества выпитого) с коллапсом сознания, и постепенное возвращение к осмысленному бытию. Такой процесс сам по себе напоминал всплытие подводной лодки с большой глубины, причём очень старой и ржавой лодки с пьяным экипажем на борту. Иногда мне даже казалось, что я слышу потрескивание черепной коробки Гасан-боя, распираемой работающим на предельном ресурсе мозгом.

– Можешь не отвечать, сам знаю, что по твою… Сто процентов ваше руководство в курсе всех твоих движений, потому и прилетело тебя драть, как кота помойного! А тут их встречает похмельный Гасанчик и сам напрашивается на крупное вливание, что товарищ генерал ему и организовал. А уж если из самой Бешанды прилетают люди наставлять тебя на путь истинный, то не видать тебе перевода никогда! Я так думаю, и скажи, что я не прав… Прав на все сто!

– Э-э, Ваня, ты откуда знаешь, зачем генерал приезжал? – Гасанов присел на ящик и с самодовольным видом закурил. – Кто тебе сказал, что меня драть прилетали, а? Я на очень хорошем счету в министерстве, чтобы ты знал! Гафур Файзуллаевич выразил мне благодарность от лица министра, сказал, молодец Гасанов, к медали тебя представим, – то ли от дыма, то ли от открывавшихся блистательных перспектив Гасан-бой мечтательно прищурился и несколько секунд внимательно наблюдал за огоньком сигареты. – Так что, брат, это моя крайняя операция в Илль-таде…

– Да ну? Пять минут назад ты плакался, как начальство тебя не любит и не ценит! Быстро что-то у тебя всё меняется, нет?

Гасан-бой посмотрел на меня с нескрываемым пренебрежением, как пастух на нерадивого и тупого барана.

– Генерал сказал: «Гасанов, всё сделаешь правильно, будешь служить в столице, как я и обещал, но только после того…» – наконец до Гасан-боя дошло, что он начал много болтать, и мой «друг» мгновенно осёкся. – Ладно, Ваня, благодарю за гостеприимство, надо ехать готовиться. До завтра!

– В половине четвёртого утра вы здесь, финальный инструктаж, и поехали. Не опаздывать!

– Так точно, товарищ майор, – шутовски вытянулся Гасанов, – разрешите идти?

– Вали отсюда, клоун…

Мы попрощались, и Гасан-бой укатил к себе. Я стоял, облокотившись о дверь «курятника», смотрел на БТР, быстро тающий в клубах пыли, и думал об очередной «поганке», готовившейся за моей спиной. Что же этот алкаш должен сделать, откуда в нём такая уверенность, что это его крайняя операция в Илль-таде?