Поединок над Пухотью - Александр Коноплин

— Ты, Сань, уж никому не говори, ладно? А то ведь сам знаешь, как у нас…

— Знаю, — сказал Сашка.

— Только бы посмеяться…

— Да беги, чего там!

Возле опушки они встретились. Больше Стрекалов ничего не видел. Зная, что впереди лейтенант, он отошел к орудию и, прислонившись к его щитку, долго стоял там, отворачиваясь от ветра, не слыша ничего, кроме его унылого подвывания в голых ветвях кустарника.

Потом он вернулся на прежнее место, полагая, что влюбленным пора возвращаться. Но лейтенанта Гончарова и Вали не было. А по узкому ходу сообщения бежали комбат и сержант Уткин.

— Кто кричал? Я спрашиваю, кто кричал? — Командир батареи смотрел в сторону прибрежной рощи. — Часовой, ты слышал крик?

Нет, крика Стрекалов не слышал.

— Может, ты, Уткин, того… Прихвастнул малость?

— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — ответил Уткин, — вышел я до ветру, а оттеда крик… Да вы спросите во втором расчете. Я думаю, тот часовой должен слышать. Ветер-то в его сторону…

Не дослушав, Гречин пошел через снежное поле, похожий на огромную черную птицу в своей развевающейся плащ-палатке. Уткин спешил за ним.

Минут через десять комбат вернулся, неся на руках Валю. Уложив девушку на снег, он встал на колени и приник ухом к ее груди.

— Не дышит, — сказал он, поднимаясь, — часовой, иди помоги Уткину.

Гончаров лежал в глубоком снегу вверх лицом и смотрел в небо.

— Товарищ лейтенант! — позвал Сашка. — Андрей! — Сделав шаг, он провалился в снег по колено. — Андрюшка!

— Ты что, контуженный? — сердито спросил Уткин, озираясь по сторонам. — Хочешь дырку в затылок? Учти, у них глаз вострый!

Стрекалов потянул лейтенанта за рукав. Голова убитого откинулась, и сержант увидел его шею, перерезанную почти до позвонков, сочившуюся темной, густеющей на морозе кровью, и белую тонкую полоску подворотничка справа, куда не попала кровь.

— Отгулял парень, — сказал Уткин, помогая вытаскивать лейтенанта на твердое место, — а гимнастерочка-то, видать, еще училищная. Редко он ее надевал. По праздникам только. Вот те и праздничек!

Стрекалов положил лейтенанта так, чтобы рана была видна.

Поднятые по тревоге, по траншее спешили люди. Первым подбежал старшина Батюк. Зачерпнув пригоршню снега, пообмыл рану, осмотрел ее, покачал головой.

— Что, Гаврило Олексич, узнаешь почерк? — спросил, подходя, комбат.

— Вин, товарищ старший лейтенант, — ответил Батюк, — знова «левша».

Гречин присел на корточки, бережно повернул голову убитого.

— Младший лейтенант Тимич, сообщите в штаб полка! Тимич, ты меня слышишь?

Тимич вздрогнул, подался вперед.

— Николай! — проговорил он дрожащим голосом. — Ведь это Андрей!

Гречин нахмурился, поправил ремень. Ему было не ловко за младшего лейтенанта и за свое гражданское имя, произнесенное так некстати.

— Да, это лейтенант Гончаров. Идите, выполняйте приказание!

Младший лейтенант всхлипнул.

— Коля, как же так? Мы же все вместе… А теперь мы живые, а он…

— Младший лейтенант Тимич, возьмите себя в руки! — строго произнес Гречин. — На нас солдаты смотрят…

Сгорбившись, Тимич пошел прочь, унося в руке шапку. Светлые волосы его, успевшие отрасти на затылке, шевелил ветер.

— Безобразие! — сказал Гречин, пряча глаза от остальных. — Распустились! — И вдруг выхватил пистолет. — Прочесать лес! Они должны быть здесь… Первый расчет к берегу! Остальные за мной!

— Кричать зачем, товарищ старший лейтенант! — сказал Стрекалов. — Разведчика скрадывать надо…

— Молчать! — Шагнув в сторону, он провалился в снег, но быстро вылез опять на тропинку и побежал, увлекая за собой батарею.

— Що там шукать? — сказал старшина, когда Гречин и солдаты скрылись. — Нэма чого теперь шукать. Трэба развернуть батарею та биглым огнем по тому берегу. Ось тоди б була панихида по нашему узводному! А у лиси шукать теперь — тильке время тратить. И як жэ ты, Стрекалов, заснул, га? Що ж ты за солдат такый, що на посту спышь?

— Об нем разговор особый, — криво усмехнулся Уткин, — и не тут, а в другом месте будет. А вы чего стоите? Кашин, Моисеев! Кладите лейтенанта на шинель, несите в землянку. А ты, Стрекалов, — на пост! Проспал лейтенанта, будешь стоять, пока не посинеешь!

Батарея вернулась из леса на рассвете. Еще два взвода пехоты, посланные командиром полка, тоже возвратились ни с чем. Вражеских лазутчиков на этом берегу не было.

Часам к восьми Стрекалова наконец сменили с поста. Переступая негнущимися ногами, он спустился в блиндаж, присел на нары, расстегнул ремень. На остывшей железной печке стоял его котелок с холодной, слипшейся в гладкий блин овсяной кашей. На каше сверху, вдавившись в нее, лежала дневная пайка хлеба. Сегодня она показалась Стрекалову особенно маленькой. «Горбушки всегда кажутся маленькими», — успокаивал он себя. Он открыл дверцу печки, но там ничего не было, кроме золы. Стрекалов взял топор и вышел наружу. В одной из ниш им вчера была припасена вязанка дров. Но в нише дров не было. «Должно, за ночь все сожгли», — подумал сержант и вылез из ровика. Невдалеке за бруствером должны лежать сухие бревна — три больших телеграфных столба, которые они с Глебом приволокли от реки. Но и столбов на месте не оказалось. Четкий след вел в овраг. На дне оврага, прилепившись к его крутому склону, дымила кухня. Возле нее Кашин и Моисеев распиливали Сашкины столбы. Увидев Стрекалова, смутились, но работу не бросили.

— Зачем плотничать? — спросил Сашка. — Ведь не про вас припасено! — Он шагнул к столбам.

— Не трожь! — угрожающе протянул Моисеев.

— Положь где взял! — поддержал Кашин.

Стрекалов усмехнулся. Дожевывая на ходу, из кухни вышел заместитель командира орудия младший сержант Сулаев. Красное, скуластое лицо его лоснилось, маленькие глазки совсем закрылись от ленивой сытости. Сегодня он дежурил по кухне.

— Чего тебе, Стрекалов? — Он громко икнул.

— Он у нас дрова ворует! — начал плаксиво Кашин. — Старались, старались…

— А ну мотай отсюда! — Глазки Сулаева приоткрылись.

Опытным глазом Стрекалов мгновенно оценил обстановку: если свалить Сулаева, эти двое разбегутся сами…

Оставив бревно, он шагнул вперед, но в этот момент из своей каптерки вышел старшина Батюк. И Сашка отступил.

РАДИОГРАММА

«Секретно!

Командирам частей и подразделений вермахта, временно находящихся в ОСОБЫХ условиях в районе гг. Платов, Ровляны и примыкающих к ним территорий.

28 ноября 1943 г.

На основании приказа командующего 2-й армией я принял на себя командование всеми частями, подразделениями, а также группами и одиночками, которые в результате недавнего наступления русских оказались отрезанными от основных сил армии. Приказываю: впредь до возвращения в свои части или назначения в другие выполнять мои приказы и распоряжения. Ввиду ОСОБЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ я буду беспощаден к нарушителям дисциплины, трусам и колеблющимся. Только монолитное единство и немецкая стойкость спасут нас от бесславной гибели!

В целях повышения боеспособности всем командирам надлежит докладывать старшим по званию обо всех случаях нарушения дисциплины, воинской присяги и верности фюреру. Всем, без исключения, командирам от шарфюрера и выше применять самостоятельно меры к нарушителям дисциплины. Наказанию без суда и следствия подвергать изменников, трусов, распространителей панических слухов и большевистской пропаганды.

Командир 10-й отдельной механизированной бригады СС бригаденфюрер С С Шлауберг».

— Ось туточки, — сказал старшина Батюк и, взяв из рук Кашина лопату, очертил ею на снегу ровный прямоугольник, — теплину разводить запрещаю. Хто змэрз — хай первый починае. Уткин, организуй, а я пиду подывлюсь, як там…

Он начал спускаться по тропинке вниз.

Уткин ковырнул снег носком сапога.

— На штык, не больше.

Богданов ткнул лопатой окаменевшую землю.

— Это ж кремень! До утра прочикаемся. — Он сложил ладони ковшиком, подул в середку. — Слышь, старший сержант, может, разведем махонькую? Шинельками укроем — ни одна собака не заметит.

— Он все заметит, — уверенно отозвался Уткин.

— Да Батюк сам погреться любит! Ревматизм у него.

— Не об ем речь. У фрицев это место давно пристреляно, ясно? А ну, разбирай струмент!

Когда Батюк вернулся на вершину холма, снег в квадрате два на два метра был уже расчищен, и теперь солдаты вгрызались в мерзлую глину. Стрекалов стоял в стороне, повернувшись лицом туда, где за рекой стыла тягучим холодом непроглядная ноябрьская ночь.

— Товарищ старший сержант, — позвал Батюк, — чому у вас не уси роблють?

Уткин нерешительно посмотрел в сторону Стрекалова.