Жил-был кудесник - Виталий Забирко

- Сколько живу, но такого безалаберного и необязательного Летописца вижу впервые... - ворчал он.

- Здравствуй, Лет! - нарочито громко сказал Жилбыл.

- Я-то здравствую, - сварливо отозвался Лет, - а вот ты, судя по тому, что опаздываешь, вряд ли...

- Да что это мне за наказание! - насмешливо возмутился Летописец. Дома мальцы ворчат, здесь - ты. Так и я скоро начну.

- Нас Государыня задержала, - вступилась за Жилбыла Тенка.

- А ты вообще молчи, - огрызнулся Лет. - Тебе здесь находиться не положено.

Он посмотрел на Тенку большими, безвекими, и потому казавшимися добрыми, жёлтыми глазами и неожиданно смущенно шмыгнул огромным, как груша, носом. Лет и на самом деле был добрым и ворчал больше от старости.

- Ладно уж, оставайся, только не мешай, - разрешил он и легко для своего вековечного возраста вскарабкался по колонне под крышу беседки.

- А ты садись и работай! - задребезжал он оттуда Летописцу, устроившись на перекрестье балок.

- Слушаюсь и повинуюсь! - съёрничал Жилбыл и сел за стол.

Отсюда, с этого места беседки, открывался вид на всю Светлую Страну. А заглянув в Волшебную Линзу, подвешенную на шнурах между мраморными колоннами, можно было приблизить любой уголок страны и рассмотреть его во всех деталях.

- Ну, так что тебе сегодня показать? - нетерпеливо заёрзал под крышей Лет, подёргивая за шнуры Линзу.

- Пока ничего. Пока я опишу то, что было утром, - сказал Летописец.

Он обмакнул перо в чернила и начал писать:

"Лишь зарделась заря над лугом, как жужинья Тенка выбралась из гамака, натянутого под лопухом, и зябко расправила прозрачные крылья..."

Пронзительный среди ночи телефонный звонок вырвал меня из Светлой Страны. Перепуганная кошка стрелой слетела с книжной полки и дала дёру на кухню за холодильник. Боялась она резких звуков, моего повышенного голоса и гостей. А за холодильником у неё было укромное место, где она отсиживалась, выслушивая нотации по поводу изодранных обоев, или дожидаясь ухода моих друзей.

Я бросил взгляд на часы. Половина третьего ночи. Чёрт, кому это не спится? Опять чей-нибудь отроческий дискант попросит к телефону Свету или Милу.

- Да? - раздражённо гаркнул в трубку.

- Извините, квартира Бескровного? - спросил женский голос.

- Да, - сменил я тон.

- Здравствуй, Валик. Это Таня.

"Гм..." - сказал я про себя и стал перебирать в уме знакомых мне Тань. Той, которая могла позвонить в третьем часу ночи, среди них не оказалось, и я благоразумно промолчал.

- Алло?

- Я слушаю.

- Ты меня не узнал? Я - Таня Рудчук.

Я чуть не выронил трубку. Вот уж кого не ждал! Двадцать лет... Или двадцать пять?! Я растерянно замычал в трубку.

- Что? - спросила она.

- Ты... - наконец с трудом выдавил я. - Ты откуда?

- С вокзала. Только что приехала.

И снова у меня перехватило горло. Но верить я себе не хотел.

- П-проездом? - понял я. - У тебя здесь пересадка?

- Нет, - просто сказала она. - Пока нас направили сюда. А потом - не знаю. Переночевать пустишь?

Здесь я совсем растерялся. Кто направил, зачем, кого - нас?

- А что... - глупо начал я, но затем, справившись с собой, выдавил: П-приезжай.

- Сейчас буду, - сказала она и повесила трубку.

С минуту я сидел абсолютно оторопевший. Татьяна... Сколько мне тогда лет было? Шестнадцать?.. Или семнадцать? Да нет, и шестнадцать, и семнадцать, и восемнадцать. Три года. Три года всё это длилось. А может, и все четыре...

И только тут я спохватился. Как же она доберётся ко мне в третьем часу ночи? Живу, как схимник, старыми реалиями, когда взять такси в это время на вокзале не составляло проблемы. Ни в материальном, ни в прочих смыслах. А сейчас, при практически полном отсутствии бензина, можно найти, и то с трудом, лишь лихого предпринимателя, дерущего за полтора километра от вокзала к моему дому не меньше моей месячной зарплаты. Впрочем, муж у неё, кажется, генерал... Хотя неизвестно, что зарабатывают генералы по нынешним временам, да и не попала ли должность её мужа под колёса конверсии... Нужно было сказать, чтобы подождала меня на вокзале. Что мне тут идти - десять-пятнадцать минут...

Татьяна была моей первой любовью. И это чувство было самым сокровенным в моей жизни. И самым светлым. И чистым. Вот о чём бы писать... Впрочем, когда-то пытался. Начинал... и бросал. Больно было от каждой строчки. Потом... Потом окунулся по самую макушку в жёсткую "прозу" жизни, и первая любовь стала для меня чем-то неприкасаемым. И я даже не пробовал что-либо написать - не мог позволить своему развращённому обыденностью сознанию обыгрывать самое прекрасное и светлое чувство в своей жизни, боясь, что от критического взора автора оно непременно потускнеет.

То, что она не выйдет за меня замуж, было ясно с самого начала. И безысходность этого непреложного факта наложила отпечаток на всю мою последующую жизнь. Женился я лет через пять после её свадьбы. Женился не по любви, а из жалости. Говорят, что падшие женщины становятся отличными женами и прекрасными матерями. Но так только говорят. В который раз я убедился, что душещипательным слезливым историям сентиментального толка грош цена. Только в мелодрамах потаскушки превращаются в добродетельных матрон - в жизни всё остается по-прежнему. В конце концов мы разошлись, и от нашей глупой семейной связи остался сын, которого я теперь не видел, и который, как я понимаю, воспитывался в откровенной ненависти ко мне. Слишком я его любил, чтобы "добродетельная матрона", в кою так и не превратилась моя жена, могла позволить мне встречаться с ним. А оббивать порог её дома, пытаясь встретиться с сыном, я себе запретил, прекрасно понимая, что именно этого и добивается моя бывшая жена. Наплевать ей на сына - главное, лишний раз унизить меня отказом. Но я боялся не унижений, а неизбежных при наших встречах скандалов, несомненно, и так уже отразившихся на психике мальчишки. Не мог я позволить себе делать из него неврастеника. Пусть уж воспитывается в ненависти ко мне. Перенесу и эту боль...

Как ни ожидал звонка в дверь, но, когда он прозвучал, я всё равно вздрогнул. "Волнуешься, парень", - сказал я себе и посмотрел на часы. Быстро ей удалось найти машину. Ну, понятно, генеральские деньги...

Звонок тренькнул ещё раз.

- Иду! - крикнул я и поспешил к двери. Сознание глупо отметило, что нас пока ещё не довели до той степени социального благосостояния, когда за неуплату отключают электричество - иначе бы Татьяне пришлось стучать. Если бы меня не вышвырнули из квартиры из-за просроченных платежей.

Я открыл дверь и сразу узнал Татьяну. Время почти не коснулось её. Такая же по-девичьи стройная, разве что тёмно-серые глаза, в которые я когда-то так любил окунаться, поблёкли и приобрели стальной цвет, утратив загадочную глубину. Впрочем, может быть во всём виноват тусклый свет лампочки в коридоре. Рядом с Татьяной стояла бесформенная женщина с равнодушным пустым взглядом. Но её я отметил мельком, не отрывая глаз от Татьяны.