Ищите и найдете - Михаил Волконский

Варгин, до сих пор молча слушавший рассказ доктора, вдруг прервал его восклицанием:

— Ах, не делайте этого!

VII

Восклицание Варгина очень удивило доктора Герье.

— Как не делать этого? — стал спрашивать он. — Разве можно оставить это дело так и не сообщить полиции о явном преступлении, на которое натолкнул меня случай?

Варгин пожал плечами.

— К сожалению, — сказал он, — из этого выйдет только то, что вас будут таскать по участкам и никакого толку вы не добьетесь!

— Неужели? — опять удивился Герье.

— К сожалению, это так! — опять повторил Варгин. — Ну, денек! — добавил он и покачал головой.

— А у вас тоже случилось что-то? — спросил доктор.

— И не говорите! — протянул Варгин. — Дело в том, что я раз в своей жизни был уже замешан в романтическую историю[1], так что едва вышел цел из нее, и с тех пор дал себе слово ни во что не впутываться, и вдруг сегодня случайно узнал тайну строящегося замка, где я расписываю стены.

Герье, несмотря на свое волнение, улыбнулся.

— И только-то? — проговорил он. — Что ж тут для вас неприятного? Ну, узнали тайну и забудьте о ней, вот и все!

— Тайна эта, — возразил Варгин, — касается подземного хода, а я терпеть не могу подземных ходов. А теперь еще происшествие, случившееся с вами.

— Конечно, — согласился Герье, — это происшествие очень похоже на романтическое, но ведь никто же не требует от вас, чтобы вы принимали тут какое-нибудь участие, тем более что, по вашим словам, даже заявление полиции едва ли поможет!

— Да как же, — заволновался Варгин, — оставаться безучастным, если знаешь, что человек гибнет; ведь этот больной, несомненно, не по своей воле гибнет у старика?

— Несомненно! — подтвердил Герье.

— Ну, вот, видите! Значит, равнодушие с нашей стороны было бы непростительно.

— Но если вы по опыту дали себе слово не впутываться ни в какие приключения?

— Я дал слово не впутываться самому, но тут судьба впутывает меня, а с нею, видно, ничего не поделаешь!

— Но что же предпринять в таком случае?

— Почем я знаю! Надо обдумать, обсудить. Вы внешность дома, в котором были, не смогли бы узнать?

— Нет! — ответил Герье. — Меня подвезли со двора, а с улицы я не видел дома.

— Далеко везли вас отсюда?

— Точно не знаю! Карета ехала очень быстро, делала повороты; и потом, меня могли нарочно кружить, чтобы обмануть относительно расстояния.

Пока они разговаривали так, явилась чухонка, служанка Августы Карловны, и, просунув голову в дверь, доложила:

— Вас спрашивают!

— Что еще? Кто спрашивает? Кого? — в один голос воскликнули Варгин и Герье.

Чухонка объяснила, что пришел важный господин с лакеем и спрашивает художника Варгина.

— Ну, началось! Теперь пойдут! — досадливо протянул он. — Еще что-нибудь новое!

И действительно, оказалось новое, совершенно неожиданное и опять из ряда вон выходящее.

Важный господин с лакеем был проживавший в Петербурге тамбовский помещик Иван Иванович Силин, как отрекомендовался он Варгину.

Силин этот, по его словам, жил в Петербурге ради молодого человека, которому он хотел доставить образование.

Сын был у него единственный, и он не жалел для него ничего, и вдруг, два дня тому назад, сын у него пропал, ушел и не вернулся.

Иван Иванович потерял голову, обратился к полицейской власти, но она ничего не сделала, и он решился сам отправиться на поиски.

Варгин выслушал не совсем связный рассказ Силина, весьма естественно, очень встревоженного и потому не могшего говорить спокойно.

— Но почему же вы пришли именно ко мне? — также весьма естественно спросил Варгин.

— Да, видите ли, — пояснил Силин, — сын мой два дня тому назад пошел к вам!

— Ко мне? К Варгину?

— Да, к художнику Варгину!

— Но, простите, уверяю вас, что я не был знаком с вашим сыном и он не имел решительно никаких оснований идти ко мне.

Варгину пришло в голову, не сошел ли просто с ума тамбовский помещик; то же самое невольно подумал и Герье, присутствовавший при разговоре.

Однако им пришлось сейчас же убедиться, что Силин был вполне в здравом уме и твердой памяти.

VIII

— Вы, может быть, думаете, — заговорил Силин, — что я рехнулся; да и есть с чего, впрочем! Ведь Александр у меня один!.. Это сына моего зовут Александр, я его всегда полным именем звал и никогда не давал никаких уменьшительных! Александр — христианское имя и никаких прозвищ и кличек христианину получать не подобает. Так вот сын мой, Александр, возымел склонность, и большую, к рисованию. У него это с детства было; так все натурально изображал: цветок там и все прочее!

Силин рассказывал, нюхал табак, часто сморкался и вытирал платком глаза, то и дело наполнявшиеся слезами.

Он, видимо, бодрился и ради этого отклонялся в сторону, чтобы не разрыдаться при чужих людях.

— Я для Александра, — продолжал он, — ничего не жалею, и все-таки мы с ним решили взять учителя рисования, но недорого; состояние, слава Богу, у меня есть, но деньги зря швырять нечего. Вот и указали мне на вас, — обратился он к Варгину, — как на художника очень хорошего, который всему научит и недорого. Разузнали ваш адрес, два дня тому назад Александр пошел к вам и с тех пор не возвращался!

— Вот оно что! — сообразил наконец Варгин, какое он имел отношение к сыну совершенно неизвестного ему тамбовского помещика Силина. — Так ко мне ваш сын не приходил, — заявил он, — и я его не видел!

— Так ли это? — вырвалось у Ивана Ивановича.

— Если я вам говорю… — начал было Варгин.

Но Силин сейчас же перебил его:

— Да вы не сердитесь! Я не хочу обидное говорить, я только хочу сказать, что, может, он без вас приходил: вы-то его не видали, я вам верю, а он приходил!

Сейчас же была призвана чухонка; явилась даже сама Августа Карловна, и все в один голос, вместе с доктором Герье, подтвердили, что ни два дня тому назад, ни потом никто не приходил и художника Варгина не спрашивал.

Это произвело на Силина заметное удручающее впечатление безнадежности; он, бедный, совсем растерялся, опустил голову и, всхлипывая, стал как-то бессильно разводить руками.

— Что же, что же… что же мне делать? — выговорил он наконец.

Но ни Варгин, ни Герье не могли дать ему совета. Августа Карловна, узнавшая, в чем дело, соболезнующе глянула на Силина и вдруг сказала ему:

— Пройдемте ко мне!

Силин, чувствуя ласку в ее голосе и участие, поднялся со своего места и послушно пошел, с трудом передвигая ноги, — так он опустился вдруг и из бодрого сорокалетнего мужчины стал стариком.

— Куда это она его повела? — спросил Герье, когда они ушли.

— Верно, гадать ему на картах хочет! — догадался Варгин. — Пожалуй, это единственное средство! — улыбнулся он насмешливо.

— И самое действительное! — сказал совершенно серьезно Герье.

— Как? Вы верите гаданью на картах? — удивленно произнес Варгин. — Для доктора это как будто и неприлично даже!

— То есть, как вам сказать, — раздумчиво произнес женевец, — если вы говорите о том, что можно по фигурам, изображенным на отдельных картонах, которые мы называем картами, узнать прошлое, настоящее и будущее, то, разумеется, нет, не верю! Сами по себе карты, как их ни раскладывайте, конечно, ничего сказать не могут и ничего не способны открыть. Но я верю в нечто другое; то есть не только верю, но даже знаю и видел несомненные опыты, что это так. По картам была предсказана участь несчастной Дюбарри, никак не предполагавшей, что она умрет на эшафоте, да и самому Людовику XVI по картам же была предсказана его ужасная судьба; известны мне и более мелкие факты, с которыми я не могу не считаться. Конечно, повторяю, тут действовали не карты, а другое!

— Что же это другое?

— Вдохновение, просветление, ясновидение, высшее развитие догадки — назовите как хотите, дело не в названии; важны не карты, а субъект, то есть то лицо, которое раскладывает их. Бывают люди, удивительно способные настраивать себя, раскладывая карты, так настраивать, что на них как бы сходит вдохновение и они начинают почти бессознательно говорить то, что видят не в картах, а в своем чувстве, и тогда доходят до транса ясновиденья и, действительно, читают и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. В человеке скрыты чудесные, неизведанные силы, и кто способен даже бессознательно применять их, тот легко может показаться чародеем, хотя, в сущности, ничего необыкновенного и не делает. Карты при гадании играют чисто служебную роль для того только, чтобы настроить. На Востоке заменяют их какими-нибудь блестящими предметами, осколками стекла, например, а то и бриллиантами; у вас, в России, гадают на бобах или на кофейной гуще, выложенной на белую глянцевитую тарелку, отчего тарелка ярче блестит по контрасту с черной гущей. Блестящие предметы, если пристально смотреть на них, действуют еще быстрее карточных фигур, но суть везде одна и та же, то есть не средство для гадания, а вдохновение самого гадающего, полученное благодаря этим средствам.