Герцогиня и «конюх» - Роман Антропов

Анна Иоанновна, дрожа от волнения, подошла к окну и резким движением распахнула его.

– О! – простонала она. – Какой ужас, как все это низко, гадко!.. – Теплый ветер, ворвавшись в комнату, заиграл пламенем свечей в канделябрах и пышной прической царственной пленницы. – Ты прав, ты прав, Петр Михайлович, – продолжала она, – горе тем, кто носит горностаевые мантии!.. Сколько дрязг, хитрых интриг сплетается клубком вокруг них!..

Бестужев, подойдя к герцогине, произнес:

– Не сердитесь на меня, Анна… ваша светлость, за то, что я раскрыл вам все это. Я не считал себя вправе держать вас во тьме неведения.

– Сердиться? На тебя? Бог с тобой! – воскликнула Анна Иоанновна. – Я тебя благодарить должна, Петр Михайлович. И знай: если это случится – ты будешь первым из первых. Ну, чем я виновна, что он понравился мне? Разве я – не женщина? Разве я могу заказать моему сердцу: молчи, не рвись, потому что ты – царевна, герцогиня…

Резкий свист донесся из глубины парка.

Бестужев захлопнул окно.

– Что это? – отшатнулась Анна Иоанновна.

– Идите в ваш «бодоар», ваша светлость! – ответил резидент. – Тот человек, которого мы ждем, прибыл. Это его сигнал.

Бестужев довел Анну Иоанновну до будуара, а затем быстро вышел.

II. Тайное свидание Морица Саксонского с Анной Иоанновной

Анна Иоанновна, опершись на высокую спинку кресла, застыла в каком-то безмерно-жутком немом ожидании.

«Кого это он пригласил? Кто этот таинственный гость?» – проносилось в голове герцогини, вконец измученной тяжелым разговором с Бестужевым.

Дверь будуара распахнулась.

Первым вошел Бестужев, за ним порывистой походкой высокий, стройный человек, закутанный в черный плащ.

Анна Иоанновна вздрогнула. Мысль, что ее, быть может, пришел убить какой-нибудь наемщик, пронизала все ее существо.

– Ваша светлость! – торжественно возгласил Бестужев. – Как гофмаршал вашего двора, я принял смелость пригласить сюда для совещания его высочество принца Морица Саксонского.

Прибывший сбросил с себя плащ.

Вздох облегчения и радости вырвался из груди Анны Иоанновны.

– Ах, ваше высочество… вы?! – воскликнула она.

А высокий, красивый, в раззолоченном мундире Мориц Саксонский опустился перед ней на одно колено и осторожно-почтительно поднес ее руку к губам.

– О, ваша светлость! Сегодняшний вечер – счастливейший в моей жизни: я вижу вас… – пылко произнес претендент на Курляндское герцогство.

В этой чрезмерной порывистости чувствовалось больше театральности, поддельной аффектации, чем истинного рыцарства.

Но не Анне Иоанновне, взволнованной радостью неожиданного свидания и вообще, по свойству своей грубоватой натуры, не понимавшей тонкостей, было понять, подметить это.

Она низко склонилась к Морицу и вопреки этикету горячо поцеловала его в лоб.[11]

Бестужев кашлянул и вмешался в эту «трогательную встречу».

– Ваше высочество! Вы вооружены с ног до головы? Эти пистолеты… – резидент указал на шарф мундира Морица, за который были заткнуты два пистолета.

Побочный сын короля Августа II вспыхнул.

– Что делать, ваше превосходительство, если здесь, в Митаве, на своего будущего герцога собираются охотиться, как на вепря или дикого кабана, – раздраженно вырвалось у него.

– Как? – всколыхнулась Анна Иоанновна. – Вы, ваше высочество, подвергаетесь здесь такой опасности?

Тревога влюбленной женщины зазвучала в голосе герцогини.

– Да, да, ваша светлость! – ответил Мориц. – Вам должно быть известно, какое сильное противодействие встречает в Петербурге мое желание сделаться герцогом Курляндским. А вы знаете, что в политике все средства хороши и допустимы, раз они ведут к определенной цели. Поэтому мне приходится быть зорким, охраняя свою жизнь.

И Мориц Саксонский, этот гениальный политический авантюрист с «нечистой царственной кровью», горделиво откинул голову назад.

Анна Иоанновна совсем простодушно залюбовалась им.

– Я полагал бы, ваша светлость, что его высочеству не мешало бы подкрепить свои силы бокалом доброго старого польского меда или золотистого токайского? – обратился к своей повелительнице хитроумный гофмаршал Бестужев.

– Ах, да, да! Спасибо тебе… вам, Петр Михайлович, что вы напомнили мне о моих обязанностях гостеприимной хозяйки, – засуетилась Анна Иоанновна. Она повернулась к изящнейшему принцу Морицу и с попыткой на кокетство спросила: – Вы не откажетесь, ваше высочество?

Мориц, прижав руку к сердцу, произнес:

– Но только с одним условием, ваша светлость…

– С каким же?

– Чтобы я, ваш скромный рыцарь, удостоился высокой чести выпить первый кубок из ваших рук! – с пафосом, низко склоняясь, воскликнул Мориц.

Бестужев налил два кубка меда.

– А себе? – бросила ему герцогиня.

– Там, где племянница императора изволит чокаться с сыном короля, кубку простого смертного, не августейшего, нет места, – почтительно склонился Бестужев.

И, если бы Анна Иоанновна была чуть-чуть проницательнее, она заметила бы ироническую усмешку, тронувшую углы губ ловкого царедворца.

Бестужев скрылся за портьерой.

Анна Иоанновна протянула кубок Морицу.

– За что же мы выпьем, ваше высочество? – взволнованно спросила она.

– А как бы вы думали, ваша светлость? – дрогнувшим голосом ответил он вопросом на вопрос и впился долгим, пристальным, горящим взглядом в лицо герцогини.

Та сомлела. И бесконечно жутко стало «Измайловской» царевне, герцогине Курляндской, и бесконечно сладостно.

«Ах, этот взгляд!.. Как он глядит на меня!» – все так и запело и заликовало в ней.

А лицо чужеземного, сказочного «прынца» все ближе и ближе склонялось к ней, а голос, бархатный, нежный, так и лился в душу.

– Вы молчите, ваша светлость? Хорошо, я дерзну сказать вам, за что я подымаю мой кубок. Слушайте же, царица моей души!.. Вы держитесь рукой за одну часть герцогской короны, но другая часть этой короны свободна, она как бы висит в воздухе. И вам одной тяжело держать ее. Правда?

– Правда… – еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.

– Вы задыхаетесь здесь? Да?

– Да…

– И вот является к вам человек, которому день и ночь снится ваш дивный образ. Этот человек говорит вам: «Вам не следует самой держать корону над собой; надо, чтобы другой держал ее над вашей прелестной, царственной головкой. Позвольте, чтобы я облегчил вашу работу…» Скажите, ваша светлость, что вы ответили бы этому человеку?

Рука Анны Иоанновны, державшая кубок, сильно дрожала.

– Я… – с трудом выжимая из себя слова, начала она. – Я… сказала бы этому человеку: «Что ж, помогите мне, подержите корону надо мной!»

– А?! Так?! Ну, в таком случае я гордо, смело поднимаю мой кубок за наше совместное счастье! О, Анна, Анна!

Ликующий возглас пронесся по небольшой гостиной мрачного кетлеровского замка, и Мориц, залпом осушив кубок меда, бросился к племяннице великого Петра и с силой прижал ее к своей груди.

Бешеным градом посыпались поцелуи на ее лицо, ее грудь, ее открытые руки.

– Моя! Моя! Моя невеста, моя будущая герцогиня Курляндская. Le duc Frederick Wilhelm est mort vive le duc Moritz de Saxe![12] – пылко произнес Мориц.

– Милый мой… милый… – лепетала словно в бреду Анна Иоанновна. – Я все ждала принца, который пришел бы ко мне, скучающей затворнице, и вызволил бы меня из постылого заключения. И вот явился ты, такой гордый, сильный, смелый…

Портьера зашевелилась.

– И я смело отдаю тебе мою руку! – горячо сказала герцогиня. – Мой Мориц, мой долгожданный жених!..

Портьера распахнулась, и в гостиную вошел Бестужев.

Анна Иоанновна высвободилась из объятий Морица Саксонского. Ее лицо пылало румянцем счастья. Она со счастливой улыбкой подошла к своему гофмаршалу и прерывистым от волнения голосом радостно проговорила:

– Поздравь нас, Петр Михайлович!

За нею подошел и Мориц.

– Да, да, наш добрый, верный друг, – сказал он, – все кончено: вы видите перед собою жениха и невесту, Бестужев.

Лицо резидента и гофмаршала было бесстрастно. Ни один мускул не дрогнул на нем.

– Ваше высочество, сейм еще не состоялся… Еще неизвестно его решение, – спокойно произнес он.

Анна Иоанновна отшатнулась. Краска гнева бросилась ей в лицо.

– Петр Михайлович! Ты забываешься! О чем ты говоришь? При чем тут сейм, раз я, я желаю этого?! – воскликнула герцогиня и гневно топнула ногой.

– Увы, ваша светлость, вы не вольны избирать кого бы то ни было в герцоги Курляндские, – усмехнулся Бестужев.

– Но ведь завтра все это решится, ваше превосходительство, – смутился Мориц. – Позвольте, разве к вам не явился генерал-кригс-комиссар литовского войска Карп с веряющим письмом от литовского гетмана Потея к курляндским обер-ратам?

– Да, он был у меня.

– Так в чем же дело? Разве обер-раты пойдут против ясно определенных инструкций?