Это было в Коканде - Николай Никитин

Таким образом, в Коканде были две власти.

Тяжесть положения усугублялась еще тем, что с января 1918 года Советский Туркестан был наглухо отрезан от России восставшим в Оренбурге атаманом Дутовым, о котором сюда доходили только слухи. Говорили, будто его поддерживает Антанта. Коканд питался слухами. Некоторые из "кокандских автономистов" уверяли народ на митингах, что уральские белоказаки такая большая сила, какая и не снилась никогда коммунистам... Дутовские офицеры, проникавшие в Коканд, клялись кокандскому "правительству", что недалек тот час, когда вслед за Оренбургом восстанет все Поволжье, за ним Урал, за Уралом Казахстан, и что даже теперь в степных волжских городах люди доедают последнее зерно. "К весне вся центральная Россия останется без хлеба! Наступит голод и всеобщий мор. Полуграмотные комиссары из солдат никогда не сумеют создать армии. Зря только грозятся. Сплошная партизанщина..."

Такого рода информация у кокандских богачей рождала полную уверенность в близком падении Советов. "Автономия" готовилась к полному захвату власти... А в среде простых людей, никогда не занимавшихся политикой, это вызывало разброд. Одни кричали: "Все это вздор, распространяемый агентурой капитала". Другие относились к этому серьезно и старались как себя, так и других подготовить к большим грядущим событиям. Третьи впадали в уныние.

Февраль выдался холодный, с ледяными ветрами из степи. В Коканде и в других городах Ферганы стал ощущаться недостаток хлеба, мяса, топлива. Люди из кишлаков избегали выезжать на базар. Бумажные деньги - царского времени, керенки - потеряли всякую ценность.

4

Зайченко вошел в казарму. Сашка Лихолетов кроил галифе из красного бильярдного сукна. Два парня играли в "носы". Несколько человек спали, разувшись и развесив по нарам заношенные коричневые портянки. Кое-кто читал газету. В казарме пахло потом, мусором, грязным бельем, махоркой, сапогами. Трещала в печке солома. Около походного ржавого котла мальчишка лет двенадцати, Федотка, австрийским тесаком крошил репчатый лук.

- Дневального ко мне! - скомандовал Зайченко.

Игравшие удивленно бросили карты и поднялись с коек. Лихолетов равнодушно посмотрел на коменданта.

- Где дневальный? - спросил Зайченко.

Солдаты молчали. Лихолетов встряхнул материю и нехотя ответил.

- Илья Иванович ушли по своему делу.

- Какой такой Илья Иванович?

- Степных.

Лихолетов засмеялся, и это еще больше разозлило коменданта.

- По какому делу? Это так несут караульную службу? Да знаете ли вы, что буржуазия имеет здесь свое правительство? При таких порядках всех нас могут перерезать.

- У ворот стоит часовой, - спокойно заметил Лихолетов.

- У ворот? Научились отвечать! У ворот... А крепость - проходной двор! Шляется тут всякий, кому только не лень. Хорош гарнизон!

- Каков поп, таков и приход... - пробормотал Сашка, звякнув ножницами. - А когда надо будет, вас не спросим... Сами знаем...

Коменданта передернуло, и он закричал, точно исступленный:

- Что "сами"? Встать смирно! Молчать, взводный командир! Распустились все! Разве это служба? Всем встать смирно!

Спавшие проснулись.

- Построиться! - сказал Лихолетов, бросив ножницы.

Все встали, построились. Федотка быстро шмыгнул вбок и спрятался за котел.

- Это что здесь за фигура? - Зайченко ткнул пальцем в сторону Федотки.

- Приблудный, - ответили из строя.

Зайченко вздохнул. Солдаты крепостной роты стояли как придется. Некоторые были в сапогах, другие - босиком, без поясов, с раскрытыми воротами гимнастерок. Комендант хотел их выругать за неформенный вид, но тут вспомнил, что и сам не при оружии. Вместо шинели на нем потрепанный узбекский халат. Зайченко покраснел и уже хотел распустить команду, как впереди фронта появился рослый Лихолетов, кашлянул и, молодецки приложив руку к козырьку, четко отрапортовал:

- Честь имею доложить коменданту крепости, что по гарнизону Кокандского Совета рабочих и солдатских депутатов все обстоит благополучно. Рядовой Степанчонок несет караульную службу. Больных нет. Арестованных нет. Налицо - тринадцать человек гарнизона.

Комендант отдал честь и, повернувшись на пятках, тихо, как бы в пространство, сказал:

- Осмотреть винтовки и пулеметы! Приготовиться к боевой тревоге! С завтрашнего дня начнем ученье. Вольно!

- Вольно! - повторил команду Лихолетов.

Комендант, нахмурив брови и опустив глаза в мокрый каменный пол, прошел вдоль строя к выходу. За ним скрипнул железный блок, визгнула дверь. Не успел комендант выйти, как люди загалдели. Федотка снова схватился за тесак.

Три дня тому назад он попал сюда, надеясь подкормиться. Отца он потерял еще в германскую войну. Мать убили семиреченские казаки.

Федотка в Коканд приехал из Ташкента с каким-то парнем и потерял его на железной дороге. Солдаты нашли Федотку на кокандском базаре почти умирающим. За три дня мальчишка отъелся. Только впавшие глаза, обведенные синяками, говорили о голодовке. И теперь больше всего на свете Федотка опасался, как бы его не выставили из казармы.

Солдаты ругались... Комендант вводит старые, царские порядки! Они не позволят мучить их поверками и строем! Они кричали о жалованье и пайке. Лихолетов, свернув в кучу скроенный материал, натянул сапоги и пошел в цейхгауз. Он решил лично осмотреть оружие. Спорить с товарищами ему не хотелось. Из нескольких пулеметов он отобрал один, бывший в исправности, и, вернувшись в казарму, поставил пулемет под свою кровать.

- Неужто, дяденька, опять война? - спросил испуганный Федотка.

Лихолетов ничего не ответил. Все дружно хлебали суп. Потом, вынув ножи, молча делили на порции синюю разварившуюся баранину. Прибежал Парамонов и, распахнув дверь, звонко крикнул с порога:

- Эй, Лихолетова к коменданту!

Горбоносый рыжий Лихолетов, не отрываясь от еды, мрачно посмотрел на вестового. Парамонов нарочно стоял фертом, лихо опираясь на косяк и придерживая дверь сапогом.

- Ну? - повторил он нетерпеливо. - Вставай! Комендант приказал без тебя не приходить.

- Подождет! - сказал Лихолетов.

Все в команде засмеялись. Парамонов прищурился.

- Шкура, - шепнул он про себя и плюнул в кадку с помоями.

Выбраниться открыто Парамонов не посмел. Он знал, что товарищи его не любят. За что? За должность ли вестового? За то ли, что он жил от них в сторонке, вместе с комендантом, и не якшался с ними? Черт их знает! Он тоже ненавидел их.

Парамонов до войны служил в полиции монтером. Во время войны попал в артиллерию и считался неплохим артиллеристом. Потом он удрал с фронта, устроился в жандармы. Летом, по приказу Керенского о переводе бывших полицейских в армию, он снова попал в войска. И теперь, при перемене обстоятельств, всю эту "музыку" пришлось тщательно скрывать. Особенно от Лихолетова.

Лихолетов вынул трубку, закурил и, достав из-за койки аккуратно скатанную шинель, молча натянул ее на плечи.

5

Аввакумов, заместитель председателя Совета, сегодня отослал в Ташкент третью телеграмму.

Он сообщал, что не имеет возможности не только к наступлению, но даже и к обороне. Ни на одну из телеграмм Ташкент не ответил. Это было непонятно. Измученный бестолковщиной, пожелтевший от тревоги и бессонных ночей, Аввакумов не знал, на что ему решиться. Коменданту крепости он не верил. Зайченко мог присоединиться и к Чанышеву, военному министру автономии, и, наоборот, - пойти против Чанышева, но вовсе не для защиты Кокандского Совета, а с какой-то другой, никому не известной целью.

Хотя Кокандская крепость в военном смысле мало имела значения, а несчастная горсточка солдат во главе с полуинвалидом офицером представляла самый крошечный гарнизон в мире, все же, по мнению населения, крепость считалась силой. За ее стенами находились пушки. А туземная часть города, населенная беднотой, узбекской и русской, издавна привыкла считать хозяином того, кто владел пушками. Старые трехдюймовые полевые орудия олицетворяли действительную власть. Город зависел от них. Крепость, открыв по городу огонь, могла принести немало бед.

В холодном кабинете, около огромного письменного стола, неуклюже присев на кончик кресла, солдат Степных обсуждал с Аввакумовым создавшееся положение.

- Денис Макарович, - говорил он Аввакумову, - ты только прикажи - и я нашему коменданту голову сорву!

- Зачем?

- Чтобы вся власть была в наших руках.

- Нет, Илья, надо делать вид, как будто среди нас все спокойно. Ты посмотри, что происходит на площадях, в домах, в местечках! Все кипит, темные люди мечутся, как бараны. Тут достаточно только крика... Нет, коменданта трогать невозможно! Разве среди вас есть какое-нибудь согласие? Да и кто вы такие, чтобы на вас опереться?

- Сашка Лихолетов со мной согласен. Найдутся люди, - угрюмо пробурчал солдат.

- Сашка! - Денис Макарович засмеялся. - Ты да Сашка - пара! Боже упаси, если вы покажете Зайченко, что подозреваете его! Тогда не ему, а вам я голову сорву. Господа кокандцы еще боятся, пока у нас в крепости нет разногласий. Да и то... не очень! Ты послушай-ка, что кричат муллы! Как они разжигают народ, ремесленников-узбеков! Пойми, что для всех этих темных людей мы еще не большевики, они еще не знают, что такое большевики! А всякий русский для них - эксплуататор, чужой, захватчик. Вот на чем идет игра!