Антип-Стрелок и Чудо-Юдо - Сергей Городников

– Стойте, отродье лисицы! Где шайтан? Это не шайтан!

Антип пальнул из другого пистолета, и у главаря от шапки отлетел лисий хвост. Он завизжал в дикой ярости от такого унижения, но при виде несущегося к нему огромного рогатого быка подобрал хвост и прыгнул в заросли; только ветки затрещали, когда он устремился прочь от дороги. Вскоре разбойников и след простыл, перестали колыхаться  кустарники, за которыми они скрылись. Исчезла из виду и карета. Только Антип и чудо-юдо остались на месте несостоявшейся схватки.

Гордым победителем разбойников Антип неторопливо возвращался к лугу со стогами. Грустная лошадь пощипывала траву возле рыцаря, который стоял на коленях при дороге, прятал лицо в ладонях и громко жаловался ей на незавидную судьбу:

– О бесчестье! Я не переживу позора! Потерять свою любимую принцессу! О позор мне, позор!

Озадаченный такими необычными словами стрелок остановил чуду-юду рядом. Рыцарь не сразу опустил ладони с лица, затем порывисто протянул Антипу шпагу.

– Доблестный рыцарь на быке!  Убей несчастного, которому больше незачем жить! Мою принцессу похитили разбойники!

Шпаги Антип не взял.

– Да спаслась, спаслась твоя принцесса.

– Нет. Не верю! – воскликнул рыцарь с горьким упрёком. – Не утешай понапрасну!

– А я говорю, спаслась, – для виду рассердился Антип. – Я её спас.

Долго он убеждал рыцаря взглянуть на происшествие иначе. В конце концов рыцарь уступил уговорам и едва не зарыдал снова.

– Если мою несравненную принцессу спас ты, – выставил рыцарь условие. – Я должен убедиться своими глазами. А потом… потом ты выгонишь меня из рыцарей.

– Как же это, выгнать тебя из рыцарей? – удивился Антип.

– Сломаешь над моей несчастной головой шпагу! – Рыцарь протянул ему шпагу. – Дай на ней клятву, что… что твоя рука не дрогнет!

С лёгким сердцем Антип поклялся на шпаге, и немного времени спустя они верхом направились к городу. Лошадь грустно косилась на укрощённого быка, тогда как седоки вели приятельский разговор.

– Чтобы ни спросила, ты знай, повторяй: “Был пьян, ничего не помню”, – учил стрелок рыцаря, как отвечать принцессе. – Запомнил?

Рыцарь с горьким вздохом понуро кивнул.

– А ну-ка повтори, – настаивал Антип.

А карета принцессы в это время уже влетела в городские ворота. Кучер не оправился от испуга, продолжал нахлёстывать хрипящих взмыленных иноходцев, и карета шумно проносилась улицами, оставляя позади беспорядочный лай возбуждённых дворняг. Треволнения войны с чудой-юдой остались позади, и народ отовсюду глазел на необычную карету, гадая, кого и откуда она везёт.

Кучер осадил коней только перед царскими палатами. Прибытия кареты ждали, напротив дверцы выпячивали колесом крутые груди, в знак почётного приветствия вытягивались десять красавцев стрельцов дворцовой стражи. Дверца кареты распахнулась, откинулась ступенька, и на неё ступила туфелька хорошенькой ножки принцессы Люсианы. Подкрутив крашенные усы, принцессе поспешил подать руку разодетый главным вельможей дворецкий.

– Мой доблестный рыцарь спас меня от разбойников, – вытирая батистовым платком слезинку на щеке, с подножки пожаловалась принцесса дворецкому. – А сам погиб.

Быка оставили у дуба в лесу, для виду привязанным за рога верёвкой к дереву, а сами на лошади рыцаря выехали из опушки. Рыцарь сидел за спиной Антипа и повторял с различными выражениями лица и голоса:

– Был пьян, ничего не помню. – Он вздыхал и опять заучивал наизусть: – Был пьян, ничего не помню.

Под его бормотания они въехали в городские ворота, не обращая внимания на толпы потрясённого избытком событий народа, направились прямо к царскому дворцу.

Первым делом их представили самому царю. Царь Гаврила сидел в тронной палате, на радостях, что вновь видит лучшего своего стрелка, был строг, но справедлив.

– Вернулся? Осознал свою неправду?  – с трона первым делом обратился он к Антипу. – Обещай выполнить любой приказ. Тогда мир.

– Что же, все твои приказы выполнять? – возмутился Антип.

– Ну… не все, – согласился с возражением, попросил царь. – Однако самый первый приказ, обязательно!

Антип сморщился лицом, будто надкусил кислое яблоко, поискал что-то в расписном сводчатом потолке. Вспомнил, как ему было скучно в лесу. Наконец выговорил неохотно:

– Ладно. Будь по твоему. Обещаю.

Царь аж с трона привстал. Довольный, потирая руки и произнеся: ”Так-так”, – он спустился к рыцарю, взял его под локоть.

– Твоя принцесса, а моя племянница, в баньке. Парится с дороги, – добродушно объяснил он рыцарю. – А давай-ка я тебя представлю пока дочери. Страсть как ко всему иностранному горяча.

Раскрылись створки дверей, как будто к слову царя Гаврилы впустили царевну Марфу в сопровождении мамки. Рыцарь Альберехт лишь только глянул на царевну, и словно язык проглотил. Затем с обеими ладонями у сердца, вроде безумного, прыгнул ей в ноги, с колен пожирая взором. Куда и грусть подевалась.

– О-о, несравненная красавица, – проговорил он, снова обретая дар речи. После чего с жаром выпалил: – Отныне только ты принцесса моего сердца!

В дверях разинули рты, застыли часовые стрельцы, а мамка, быстро сообразив о причинах и следствиях, вполголоса сделала здравое замечание:

– Оба ж длинноносые. Может в этом ему вся красота.

Царевна Марфа зарделась, щёки у неё зарумянились, она смущённо потупила взор, искоса с явной благосклонностью разглядывала рыцаря Альберехта. Удивлённый и умилённый царь Гаврила хлопнул в ладоши и вымолвил, разом решил дело:

– Благословляю вас, дети мои!

После чего быстренько оставил молодых с их особенными разговорами, и правду сказать, не всем понятными и интересными. Он поспешил в дворцовый сад, где возле бани для принцессы был уже накрыт для чаепития большой стол, благоразумно посчитав полезным до времени ничего не говорить ей о появлении рыцаря.

Солнечная тень от усеянной зреющими плодами яблони падала на дубовый резной стол, украшенный серебряным самоваром и фарфоровыми чашками, всякими фруктами и сладостями, пряниками и печеньем, вареньями на любой вкус. Принцесса раскраснелась после бани томной красавицей, была в лёгком голубом платье, сидела в кресле напротив царя Гаврилы и, утончённо отстранив мизинец, глоточками запивала то, что птичкой откусывала от медового пряника. Царь Гаврила такого отношения к еде не одобрял, однако помалкивал, налегал сам на варенья и орехи в меду. Над столом порхала бабочка, и принцесса томно отгоняла её, не позволяла сесть к сладкому. Она в очередной раз отмахнулась от бабочки, сыто вздохнула и сообщила, как бы между прочим:

– К вечеру мне надо ехать дальше.

У царя Гаврилы от изумления у открытого рта застыла ложка с клубничным вареньем. Бабочка опустилась на ложку, затем вспорхнула, перелетела ему на голову. А принцесса перечисляла, загибая для помощи словам пальчики:

– Ещё предстоит заехать к подруге, царице Грузийской. Потом посетить кузина, принца Швейского. Потом двоюродного дядю, короля Полийского. Потом противную кузину, принцессу Саксойскую. И ещё, и ещё, и ещё дядюшек, тётушек... Затем надо сделать визит политеса к султану Дарданейскому...

В голове у царя Гаврилы все эти перечисляемые имена и лица закружились хороводом, словно некое многорукое и многоголовое страшилище. И когда она смолкла, он с облегчением закивал головой:

– Раз так, конечно, конечно.

К тому же он вспомнил, что ни к чему ей лишний раз встречаться с рыцарем, и не стал отговаривать.

– Проси, чего захочешь, – искренне выказал он намерение исполнить любую просьбу племянницы. – Всё для тебя исполню!

Принцесса подумала, прикинула и горько вздохнула, де, всё у неё есть, кроме самого необходимого.

– Вот только рыцаря у меня теперь нет, – пожаловалась она.

В тронной палате двое дюжих стрельцов вытянулись, истуканами застыли позади Антипа.

– В рыцари? Да ни за что! – возражал царю, упрямился Антип. – Это ж стать… хуже бездомной собаки!

Царь упёр кулаки в бока и гневно топнул.

– Обещание давал? Так вот тебе приказ! С сего же часа приказываю быть рыцарем!

Хотел Антип ответить, да лишь рукой махнул, дескать, делать нечего, обещание и вправду давал.

Часа не прошло, как нарядили его под рыцаря, отыскали среди старья и прицепили к поясу длинную шпагу. После чего вывели во двор, где слуги и поварята закончили нагружать карету в дорогу. Принцесса опёрлась о руку дворецкого, ступила на подножку и глянула на Антипа, который всем своим видом выказывал недовольство, с нарочитой неловкостью приноравливался взобраться на лошадь рыцаря Альберехта.

– Мне нужен влюблённый рыцарь, – заметила она капризно.

Дворецкий пальцем строго погрозил кое-как устраивающемуся в седле Антипу.