Человек, который упал на Землю - Уолтер Тевис

Фарнсуорт был юристом, он умел подмечать детали. Он сразу заметил в коробке аспирина кое-что странное. Обычный предмет, самая заурядная пачка байеровского аспирина, но что-то с ней было не так. И было что-то не так в том, как Ньютон пил воду: медленно, стараясь не пролить ни капли, — как будто она была драгоценной. К тому же вода помутнела от одной лишь таблетки — так не бывает. Когда этот человек уйдет, надо будет провести опыт с аспирином, и посмотреть, что получится.

Прежде чем горничная ушла, Ньютон попросил её подать Фарнсуорту его портфель. Когда она вышла, он сделал последний, любовный глоток и поставил стакан, всё ещё почти полный, на стол рядом с собой.

— В портфеле кое-какие бумаги. Я хотел бы, чтобы вы их прочли.

Фарнсуорт открыл чемоданчик, нашёл толстую пачку документов и положил её себе на колени. Он сразу обратил внимание, что бумага необычна на ощупь: чрезвычайно тонкая, но при этом плотная и одновременно гибкая. Верхний лист по большей части заполняли химические формулы, чётко отпечатанные синеватыми чернилами. Он пролистал остальные бумаги: круговые диаграммы, графики и схематические рисунки — похоже на промышленное оборудование. Приборы и микросхемы. Некоторые формулы показались знакомыми с первого взгляда. Он поднял глаза.

— Электроника?

— Да, частично. Вы знакомы с подобным оборудованием?

Фарнсуорт не ответил. Если этому человеку хоть что-то о нём известно, он не мог не знать, что Фарнсуорт, во главе группы из почти сорока юристов, выиграл с полдюжины сражений за существование одного из крупнейших в мире производителей электроники. Он погрузился в чтение…

Ньютон сидел с прямой спиной, глядя на Фарнсуорта. Его белые волосы блестели в свете люстры. Он улыбался, несмотря на боль во всём теле. Через некоторое время он взял свой стакан и стал пить воду, которая всю его долгую жизнь была у него на родине ценнее всего на свете. Он медленно пил и смотрел, как Фарнсуорт читает, и напряжение, которое он чувствовал, стало отступать. С ним уходила и тщательно спрятанная тревога, которую вызывал этот чрезвычайно странный офис в этом по-прежнему непонятном мире, и страх перед толстым юристом с пухлыми щеками, лысым черепом и свинячьими глазками. Он заполучил этого человека, он пришёл по адресу…

Прошло больше двух часов, прежде чем Фарнсуорт поднял взгляд от бумаг. За это время он выпил три стакана виски. Уголки его глаз покраснели. Моргнув, он посмотрел на Ньютона, вначале с трудом различая его, но потом сосредоточив на нём взгляд маленьких широко открытых глаз.

— Ну, так что же? — спросил Ньютон всё с той же улыбкой.

Толстяк вздохнул, затем потряс головой, будто в попытке прояснить мысли. Когда он заговорил, тон его был мягким, нерешительным и крайне осторожным.

— Я не всё здесь понял, — сказал он, — лишь немногое. Немногое. Я ничего не понимаю в оптике, как и в фотоплёнке. — Он снова посмотрел на бумаги в своих руках, словно хотел удостовериться, что они всё ещё там. — Я юрист, мистер Ньютон, — сказал он. — Я юрист.

И вдруг он заговорил оживлённо, сильным и дрожащим голосом, его толстое тело подобралось, взгляд крошечных глаз стал напряжённо внимательным.

— Но я разбираюсь в электронике. И я разбираюсь в красителях. Думаю, я понял ваши… усилители, и думаю, я понял ваше телевидение, и… — он прервался на секунду, моргая. — Бог ты мой, я думаю, их можно произвести тем способом, о котором вы говорите. — Он медленно выдохнул. — Они выглядят убедительно, мистер Ньютон. Я думаю, они будут работать.

Ньютон продолжал улыбаться.

— Они будут работать. Все без исключения.

Фарнсуорт достал сигарету и закурил, чтобы успокоиться.

— Мне нужно будет всё перепроверить. Металлы, схемы… — и, внезапно прервав самого себя, стиснув сигарету в толстых пальцах, воскликнул: — Боже милостивый, да вы хоть знаете, что всё это значит?! Знаете ли вы, что у вас здесь девять основных патентов[6] — основных патентов! — Он поднял один из листков своей пухлой рукой. — Здесь просто-напросто видеопередатчик, а тут маленький фототрансформатор… вы хоть знаете, что всё это означает?

Выражение лица Ньютона не изменилось.

— Да, я знаю, что это означает, — ответил он.

Фарнсуорт медленно затянулся.

— Если вы правы, мистер Ньютон, — сказал он уже более спокойно, — если вы правы, вы можете заполучить «Ар-си-эй»[7]и «Истмэн кодак»[8]. Господи, да вы можете заполучить «Дюпон»[9]! Да знаете ли вы, что это такое?

Ньютон внимательно посмотрел на него.

— Знаю, — сказал он.

До загородного дома Фарнсуорта они добирались шесть часов. Вжавшись в угол на заднем сиденье автомобиля, Ньютон какое-то время пытался поддерживать разговор, но сильное ускорение машины отзывалось ослепительной болью в его теле, и без того перегруженном земным притяжением. Он знал, что пройдут годы, прежде чем он к нему привыкнет. Наконец он сказал юристу, что очень устал и нуждается в отдыхе. Он закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку сиденья, стараясь по возможности передать ей весь свой вес и как-нибудь вытерпеть эту боль. В довершение всего в машине было слишком тепло — как в самый жаркий день у него на родине.

В конце концов, когда они выехали за пределы города, ход машины стал более плавным, а рывки при торможении и разгоне — менее болезненными. Несколько раз он взглядывал на Фарнсуорта. Юрист не спал. Он сидел, уперев локти в колени, и продолжал листать бумаги, которые дал ему Ньютон. Его маленькие глазки блестели.

Особняк Фарнсуорта стоял посреди большого участка леса. Дом и деревья влажно поблёскивали в сером утреннем полумраке, напоминающем полуденный свет на Антее. На сверхчувствительные глаза Ньютона он подействовал освежающе. Ему нравились леса, их тихая жизнь, их влажность, сама земля, наполненная водой и жизненной силой, и даже непрестанный шорох и стрекотание насекомых. Это был неиссякаемый источник восхищения — по сравнению с его собственным миром, где между почти обезлюдевшими городами лежали обширные необитаемые пустыни, сухие и безмолвные, и только непрестанный вой холодного ветра оглашал агонию его умирающего народа…

У дверей их встретил слуга в халате и с заспанными глазами. Фарнсуорт отпустил его, распорядившись принести кофе, а затем прокричал ему вслед, что для гостя нужно приготовить комнату и что сам он будет недоступен для телефонных звонков по крайней мере три дня. Затем Фарнсуорт провёл Ньютона в библиотеку.

Это была очень большая комната, обставленная ещё дороже, чем кабинет в нью-йоркской квартире. По всей видимости, Фарнсуорт читал лучшие журналы для состоятельных людей. В центре комнаты стояла белая статуя обнажённой женщины, в руках у неё была лира тончайшей работы. Две стены были скрыты книжными полками, а на третьей висела большая картина на религиозный сюжет, на которой Ньютон узнал Иисуса, пригвождённого к деревянному кресту. Ньютон содрогнулся: лицо на картине — худое, с большими пронзительными глазами — вполне могло оказаться лицом антейца.