Черноводье (СИ) - Зимовец Александр

Я понятия не имел, что за люди напали на орденский отряд, и зачем им я. Не исключено, что они и сами хотели бы выдать меня королевским приставам: шестьсот крон на дороге не валяются. Тем не менее, происходящее явно было последним шансом для меня избежать четвертования под стеной Брукмерского замка, и не использовать его было грешно. От моей апатии враз не осталось и следа: жизнь, с которой я только что прощался, вновь стала тем, за что стоит побороться.

Сбив кое-как две из четырех цепей, я смог скатиться с телеги в густую дорожную грязь и, спрятавшись под днищем, продолжил методично расправляться с оковами. Лезвие врезалось в металл, накаляя его и наполняя воздух кислым запахом окалины. Пространство вокруг было наполнено криками, лязгом стали, раздававшимися то тут, то там одиночными выстрелами. Лежа под телегой, перемазанный в черноземе, я не мог знать, как складывается бой. Справа от телеги то и дело появлялись чьи-то сапоги, а слева повалился убитый кнехт с перерубленным лицом — вот и все, что я мог видеть.

Наконец, последняя цепь лопнула с печальным стоном, и я смог выглянуть из-под телеги и осмотреться. И очень не вовремя: стоило мне показаться снаружи, как пробегавший мимо кнехт устремил прямо мне в лицо древко алебарды, так что я едва успел увернуться.

Ухватившись за древко, я попытался рывком затянуть его под телегу, за что получил удар сапогом по руке и, зашипев, откатился под защиту повозки, выпрыгнув с противоположного конца.

Вскочив на ноги, я вызвал синее лезвие — единственное мое оружие теперь — и бросился на кнехта, стараясь поразить его быстрым выпадом. Тот, однако, оказался не промах — ловко увернулся, подставив мне подножку, так что мне пришлось уходить в кувырок, уворачиваясь от нового удара алебардой.

Мой противник — низкорослый усач средних лет, на привалах постоянно рассказывавший похабные истории и смешивший сослуживцев — явно рассвирепел, и был настроен убить меня, раз уж не удалось довести живым до Брукмера. Своим оружием он размахивал с такой быстротой и ловкостью, что я невольно подумал: будь против него прежний Рома, имевший в школе четверку по физкультуре, а в универе вовсе на нее не ходивший, у него не было бы никаких шансов.

Однако я уже не был прежним — и не только благодаря матрице Луциана. Три года, проведенные в опасном мире, не прошли для меня даром, так что уворачиваться от взмахов алебарды мне удавалось. Но вот достать противника своим лезвием я никак не мог — тот не подпускал меня на расстояние удара.

Наконец, присев под очередным ударом, я отчаянно прыгнул вперед, выбросив перед собой лезвие, но кнехт метнулся в сторону и подкосил меня ударом древка. Я рухнул на влажную землю и успел лишь откатиться чуть в сторону, увидев взметнувшееся надо мной лезвие и осознав, что не успеваю ни подняться, ни уклониться от его удара.

Лезвие, однако, вместо того, чтобы обрушиться вниз и перерубить меня, бездоспешного, на две части, лишь дернулось и упало плашмя, со звоном ударившись об край телеги. Секунду спустя рухнул и кнехт зажимая руками рану на груди, оставленную топором подоспевшего воина в красном. Я оперся ладонями о раскисшую жирную землю и огляделся по сторонам.

Бой уже подошел к концу: большая часть кнехтов была мертва, а барон и один из послушников с залитым кровью лицом были безоружны, и их весьма грубо обыскивал бородатый мужчина с дымящимся мушкетом за спиной.

— Не задели мы тебя, ваше инородие? — услышал я знакомый, чуть картавящий старческий голос. Привалившись к массивному дубу с пробитой пулей корой, на меня слегка насмешливо смотрел одетый в алый плащ с медвежьим гербом Матеус Бажан.

Глава 3

Порт Крюстера еще за две сотни шагов от воды окатывал каждого, кто приближался к нему, целой волной запахов. Здесь пахло соленой горечью морской воды, смолой, рыбой, нечистотами и чем-то еще, трудноуловимым: смесью всех товаров, разгружавшихся здесь, от специй до бычьих кож.

Мы с мэтром Бажаном шли вдоль линии портовых построек, щурясь от солнца, медленно поднимавшегося из-за моря. Работа в порту с утра уже кипела: несколько грузчиков катили мимо нас какие-то бочки в недра тяжелого когга — одного из дюжины выстроившихся у причалов. Чуть дальше отчаливал запоздавший на утренний лов рыбацкий баркас. Медленно доворачивала к причалу каракка под палатинским флагом, а в дали на рейде виднелись несколько боевых каравелл — все военно-морские силы Крюстерской республики. Мне кажется, Бажан специально повел меня этим путем — хотел продемонстрировать торговую республику во всей красе.

— И вот, значит, в самую-то пору, — медленно, с достоинством проговорил негоциант, — когда стали собирать ополчение, — вышло, что ни у кого из местных наличных денег и на роту не хватит: векселей-то довольно и товаров, да разве наемникам векселями заплатишь? А я как раз тогда ткани сбыл — много монеты на руках было. Дай, думаю, помогу людям хорошее дело сделать — прихожу на Конференцию, давайте, господа, я на свои деньги две роты снаряжу.

Они-то сперва, негоцианты местные, отнеслись с опаской: человек я не местный, мало ли что? Но делать-то нечего: согласились, так я и стал здесь навроде сенешаля или маршала.

Бажан усмехнулся и покачал головой.

— Вот уж чем привелось заняться на старости лет, — продолжил он с улыбкой. — Расскажи мне кто год назад, что я буду войсками командовать, на смех бы поднял. Да и грех сказать: маршал над двумя ротами.

— И как, тяжело? — спросил я.

— Не столько тяжело, сколько муторно, возни много, — Бажан раздраженно сплюнул. — То перепьется кто, то обоз разграбят, то пороха нет, то провизии — одна морока.

— Да разве в торговых делах не то же самое? — улыбнулся я.

— Так ведь с торговых дел прибыль есть! — покачал головой Бажан. — А тут одни убытки!

Мы помолчали немного. Солнце уже начинало робко припекать, а мы, тем временем, миновали порт и свернули к рыбному рынку, в этот час почти пустынному.

— Вы же не просто так меня вытащили? — задал я вопрос, волновавший меня с того самого момента, как с моих рук сбили цепи. Вот уже пятый день я был на свободе, но Бажан, в доме которого я поселился со вчерашнего дня, все уходил от ответа на этот вопрос, хотя явно имел что-то на уме.

— Ну, во-первых, мне в любом случае было приятно тебя освободить, — проговорил Бажан с расстановочкой. В речах его появилась важность, которой я не замечал в те времена, когда он был странствующим торговцем, а не сановником. — Все-таки, и ты мне однажды жизнь спас, а Мученики заповедали нам помнить свои долги.

Я вопросительно взглянул на него. Сказанное явно предполагало наличие какого-то «во-вторых».

— Во-вторых, меня просил о вас егермейстер Сергей через своего посланника, — продолжил Бажан. — А расположение господина егермейстера для нашего города не пустой звук. Пусть он и не решается пока открыто поддержать независимость Крюстера, что вполне понятно в его положении, но, я надеюсь, помощь тебе он оценит по достоинству.

Я кивнул. Слова Бажана звучали вполне разумно, но за ними явно маячило какое-то «в-третьих».

— Нда, ну и в-третьих… — он немного замялся. — Есть одно дело. Думаю, только ты нам в нем можешь помочь.

— Только я? — я вопросительно взглянул на Бажана.

— Видишь ли, в таком деле нам не обойтись без егеря, — ответил он. — А дело очень важное, от него зависит будущее республики, ни много, ни мало. Мы обращались к Сергею, просили, чтобы он прислал кого-то из своих. Но он боится, что такой шаг сделает его врагом Ордена. Его можно понять: ленные права на Кернадал дарованы ему маркграфом. Коль скоро маркграфа теперь нет, а его место занял Орден — стало быть. Он должен Ордену присягнуть или лишиться крепости. А он ни того, ни другого не хочет, вот и вынужден вертеться.

Я покачал головой, давая понять, что Сергею очень сочувствую.

— Тьфу, сложно все это, — Бажан скривился, словно проглотил горькую пилюлю. — Насколько проще было раньше. Ну, зачем, зачем ты все это устроил, а?