Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

Иосиф рассказывал нам, что на деньги, вырученные от продажи свитков Торы в Америке, ему удалось построить свой дом в Кирьят-Хаиме. Иосиф ездил в Бессарабию через много лет и за счет этих денег помог сестре Шифре и ее семье. Только самому себе не смог помочь Израиль Богомольный. В Советском Союзе никто не нуждался в его Торе. Из письма Юдит к брату видно, что они ходили голодными, раздетыми, разутыми. Отец Михаила Израиль Богомольный, именем которого назван наш младший сын, служил в царской армии и много энергии вкладывал в свою работу. Михаил помнит, как о его отце говорили, что он успевает написать два свитка Торы, пока другие пишут один. Он вырастил трех сыновей и двух дочерей. Вместе со своей женой содержал семью с честью. Его жена Хая управляла их магазином тканей. После того как англичане получили мандат на Палестину, прислал Иосифу все данные о себе и о детях и просил Иосифа, который сам отчаялся и хотел вернуться в местечко, выслать ему вызов для проезда в Страну. Он заболел раком желудка и умер в Одессе во время операции. После его смерти один родственник помог переправить детей в Палестину. К сожалению, все трое вернулись в Советский Союз. Юдит и Михаил были высланы английскими властями за участие в коммунистическом движении, а несовершеннолетнего Хаима Иосиф отправил с Михаилом. Юдит и ее сын были расстреляны нацистами вместе со всеми евреями Одессы, а ее муж Бродский погиб в сталинском лагере.

С Юдит я сидела в женской тюрьме в Бет-Лехеме в течение трех месяцев. Она была старше меня на шесть-семь лет. Это была высокая девушка. Лицо ее было широким, волосы черные, стриженые. Ее большие карие глаза выражали материнскую доброту. Она была очень чувствительная. Перед посещением ее мужем в тюрьме она могла дойти до истерики. Сара Чечик, медицинская сестра, сидевшая с нами в камере, ухаживала за ней. Юдит очень хотела, чтобы мы с Михаилом поженились. Приезжая к нему из Одессы, она всегда посылала его за мной. Поселок автозавода, где я работала, примыкал к стандартному городку подшипникового завода, где работал Михаил. Когда я была сослана в Одессу, Юдит окружила меня материнской заботой. Я была знакома с Шифрой и ее семьей, с Хаимом и его женой. А с Иосифом, старшим братом Михаила, я познакомилась уже в Израиле.

О жизни Израиля Богомольного можно узнать только из его писем к сыну Иосифу и из воспоминаний Михаила, которому было всего восемь лет, когда скончался его отец.

Погромы

Перед тем как приступить к описаниям погрома в местечке, я хочу описать два момента из мирной жизни. Мы, дети, любили Пасху. Это радостное воспоминание (а их так мало было в моем детстве). Помню атмосферу наступающего праздника. Нам шили к Пасхе новые, летние платья. Мы играли и бегали по высохшим тропинкам и площадкам и дышали пьянящим воздухом наступающей весны. Старшие в то время были заняты выведением «хамеца» (квасного). Около домов кипятили посуду в больших баках на кострах. А в дни Пасхи мы играли с орешками, которыми были полны наши карманы. Мы катали их по земле в сторону вырытых ямок. Тот, кто попадал орехом в ямку, выигрывал орех у других участников игры. Я любила пасхальную еду: пасхальный борщ и все лакомства, приготовленные из мацы и мацовой муки.

Еще одно воспоминание из мирной жизни в местечке – это свадьба. Я, маленькая девочка, стою близко к «клейзмерам» (свадебному оркестру) и не отрываю глаз от их лиц и инструментов. Это происходило в доме, заполненном шумливой, празднично одетой публикой.

Когда я много лет спустя присутствовала на выступлении еврейского ансамбля «Мы здесь» на курорте в Прибалтике, а затем на его выступлении в Израиле, меня очень взволновали и показались такими родными их песни и пляски в номере «Еврейская свадьба».

Погромы начались, когда мы жили в доме недалеко от рынка. После убийства жениха дочери нашего хозяина по дороге из Умани в местечке был первый большой погром.

Петлюровцы или деникинцы собрали всех мужчин в синагоге, вывели молодых, увели за город и расстреляли. Они убили почти всех молодых людей городка. Наш отец был вместе со всеми в синагоге. Его спасла большая борода – его отвели в сторону стариков. На второй день после того как бандиты оставили городок, стоял в местечке большой плач. Я помню, как люди вышли из своих укрытий и с рыданием бежали на рыночную площадь, а оттуда за город к месту казни. Я помню, что видела мужчин в нижнем белье с непокрытыми головами, бегущих в сторону рыночной площади. По-видимому, одежду у них отобрали. Когда распространялся слух, что банды приближаются к местечку, мама хватала нас, детей (Тову, Мирьям и меня), и убегала с нами из дома, чтобы укрыться. Папа оставался дома. Он говорил, что, если ему суждено умереть, смерть настигнет его в любом месте. Однажды ночью бандиты подожгли городок. Папа, оставшийся один дома, увидел, что пламя достигает крыши, и вынужден был бежать. Это было летом, пшеница в полях стояла высокая. Отец мой добрался до крестьянских полей и скрылся в хлебах. Он слышал голоса других евреев, прятавшихся там же. Когда взошло солнце, отец побежал в сторону деревни. Выбежав на улицу, он увидел старую крестьянку, которая вышла из своего дома и позвала его к себе, сказав, что в соседнем доме находятся бандиты. Она быстро завела его в амбар и спрятала под кучей соломы. Как только она повесила замок на двери амбара, мой отец услышал голос бандита: «Говорят, что жид забежал к тебе. Где он? Если не выдашь его, сожжем дом!» Крестьянка ответила, что она никого не видела и никого не прячет. Погромщик приказал снять замок, вошел в амбар, несколько раз воткнул свой штык в кучу соломы и вышел из амбара. Отец рассказывал, что он почувствовал, как воткнулся штык рядом с его коленом. Возвратившись домой после ухода бандитов из городка, мы прислушивались к волнующим рассказам людей, чудом спасшихся от убийц.

В другой раз отец рассказывал нам, как его спасли деревенские крестьяне, которые наблюдали, как евреев расстреливают, а их тела кидают в реку. Когда дошла очередь до папы и его повели на расстрел, крестьяне начали умолять бандитов пощадить папу, так как он – добрый еврей, всегда дающий продукты в долг. Они сказали, что его лавка расположена неподалеку, и он отдаст им все, что там имеется, ради спасения жизни.

Группа бандитов повела папу в сторону магазина. Они шли, подталкивая его вперед своими винтовками. Издалека отец увидел, что двери его лавки распахнуты, т. е. лавка ограблена. Вдруг он заметил знакомую торговку-украинку из деревни, продающую папиросы, которая часто занимала у него деньги. Тогда он попросил у нее в долг двадцать коробок папирос, но та ему отказала. Погромщики продолжали подталкивать отца в сторону его лавки. Когда он зашел в свой магазинчик, то с ужасом увидел, что магазин полностью разграблен, а все полки пусты. Тогда он вспомнил, что за день до этого он привез из Умани ящик с конфетами и положил их в шкаф под прилавком. Он нагнулся, нашел их на месте и поставил на прилавок. Бандиты накинулись на конфеты, и отец мой сбежал. Таким образом, крестьяне соседней деревни дважды спасали жизнь моему отцу.