Котенок. Книга 2 - Андрей Анатольевич Федин

Запас прочности моих голосовых связок оказался не вечным. Уже на третьей песне я захрипел. Алина Волкова тут же отобрала у меня музыкальный инструмент и сказала семикласснице, что «с него хватит» — я понадеялся, что пожалела она меня, а не гитару. Кукушкина не спорила со старшей подругой, засыпала меня словами сочувствия. Тут же вручила мне ещё одну чашку чая (теперь: невыносимо сладкого) — чтобы «лечил горло». И тут же включила режим «словесного недержания»: завалила меня и Волкову разного рода сведениями. Мы с Алиной всё больше помалкивали, обменивались взглядами. А Кукушкина сыпала на нас информацией. Я искренне удивился её способности «садиться на уши». Лена каждое утро перед школой устраивала моим барабанным перепонкам шумовой штурм. Но ни тогда, ни сейчас не повторяла уже озвученные ею раньше рассказы.

От Волковой мы ушли на закате. Лена долго прощалась с Барсиком, будто покидала его навсегда. Я поджидал семиклассницу около двери, Алина пионерку тоже не торопила. Спускались мы с Кукушкиной по ступеням в тишине: Лена над чем-то размышляла, покусывала губы. Едва мы вышли из подъезда — зажглись фонари, словно они дожидались нашего появления. На улице ещё не стемнело, но подкрашенное красным заревом небо буквально на глазах становилось всё менее ярким. Не слышал я и пения птиц. Но по двору бродила шумная ребятня, оглашая окрестности звонкими голосами. Усилился ветер: он завывал под крышами, шуршал кронами деревьев, срывал берёзовые листья и превращал их в крохотные идущие на посадку самолёты. Лена взяла меня под руку, по-прежнему молчала: будто напрашивалась на вопрос «что случилось?». Я вздохнул и озвучил его, когда мы прошли уже большую часть пути до своего дома.

Лена повернула ко мне лицо — в её глазах отразились яркие пятна фонарей.

— Я знаю, почему Алина в восемнадцать лет всё ещё учится в школе, а не в институте, — заявила Кукушкина.

Она отбросила с плеч косички. Не дождалась моего вопроса «почему?».

Продолжила:

— Это всё из-за Золотого Льва! Из-за той награды, что ей дали иностранцы. Я его видела сегодня — он здоровский! Только он не золотой, а керамический. Я подержала его в руках: Алина разрешила. Он не тяжёлый. Но красивущий!

Семиклассница мечтательно закатила глаза.

— Алина говорила, что её дважды зачисляли в первый класс, — сказала Лена. — В первый раз она не смогла учиться из-за той награды. Сперва они с мамой отправились в Венецию. А после фестиваля Алина поехала выступать по разным городам — за границей.

Кукушкина вздохнула.

— Потом у неё были выступления ещё и по всему Советскому Союзу, — сказала она. — Со своим Львом она объехала кучу городов! Представляешь? Потому Алина и не смогла учиться — она пошла в первый класс заново: на следующий год.

Девочка посмотрела мне в глаза.

— Ванечка, только ты не говори об этом никому, — попросила она. — Ладно? Алина не запрещала мне об этом рассказывать. Но я ведь понимаю: ей не понравится, если я буду болтать о ней… и о её прошлом. Ты меня понимаешь?

Лена крепко сжала мою руку.

— Пообещай, что не расскажешь никому, — попросила она.

Я сказал:

— Обещаю.

Кукушкина улыбнулась, сверкнула зубами.

— Я знала, что ты умеешь хранить тайны, — сказала семиклассница.

Но больше никакой тайны она мне сегодня не доверила. Потому что о моём умении «хранить тайны» девочка говорила, когда мы уже вошли во двор нашего дома. Где она сразу же замолчала: увидели своего отца — около автомобиля, припаркованного в десятке шагов от двери подъезда, под фонарным столбом. Кукушкин суетился рядом с приоткрытым капотом машины. Покачивал головой, бурчал под нос неразборчивые фразы и часто сплёвывал на землю (будто избавлялся от неприятного привкуса во рту). Вытирал руки о грязную тряпку. Нас он пока не видел. Но Лена при виде него вздрогнула, тот час же выпустила мою руку и отстранилась от меня на шаг в сторону. Семиклассница пугливо ссутулилась, будто надеялась спрятаться за «складками местности». Бросила на меня виноватый взгляд. Лена Кукушкина не пошла вслед за мной к подъезду — она шёпотом попрощалась и понуро направилась к своему родителю.

* * *

За книгой Кукушкина вечером не пришла.

* * *

Я вручил соседке семикласснице сборник стихов Алины Солнечной в понедельник утром: когда встретил Лену (как обычно) на лестничной площадке (запах табачного дыма я там снова не почувствовал, не увидел и окурки рядом со своей дверью). Девочка бережно приняла из моих рук потёртую книжицу. Ладонью стряхнула с её обложки пылинки, невидимые невооруженным глазом (незаметные и для глаз, вооружённых обычными очками). Пискнула: «Спасибо». Подняла на меня лицо (заметил её опухшие и покрасневшие веки — Кукушкина либо не выспалась, либо недавно рыдала). Наградила меня счастливой улыбкой. На пару секунд Лена прижала томик стихов к груди, будто соскучилась по нему. И тут же суетливо спрятала его в портфель — не занесла книгу домой. А по дороге к школе семиклассница снова приклеилась к моей левой руке и тихим голосом делилась со мной разведанными вчера тайнами.

— Алину Солнечную стали реже приглашать на выступления, когда ещё была жива её мама, — говорила Кукушкина. — Алина мне призналась, что не очень-то и расстраивалась по этой причине. Сказала, что не любила все эти «многолюдные сборища». И шла на них только потому, что они радовали маму — той нравилось, когда люди нахваливали её дочь.

Лена мечтательно улыбнулась.

— Представляешь, Ванечка, — сказала она, — Алину раньше чуть ли ни каждую неделю куда-то приглашали — после того, как напечатали её первую книжку. Она то выступала на поэтических вечерах, то читала свои стихи для радио, то снималась в телепередачах. Ей каждый день приходили письма от поклонников — со всей нашей большой страны!

Кукушкина покачала головой.

— Алина рассказывала, что иногда почтальон приносил письма ей прямо домой. В мешке! Потому что все конверты не помещались в почтовый ящик. Представляешь? Люди писали, что им нравились её стихи. Писали, что они ею очень гордились. И гордились тем, что такая талантливая девочка жила именно в нашей стране: в Советском Союзе.

Лена вздохнула.

— Алина говорила, что очень уставала на всех этих выступлениях, — сказала она. — Наверное, так же, как и ты после вчерашнего концерта. Она рассказывала, что очень радовалась, когда получила Золотого Льва. Но часто плакала, когда они с мамой потом ездили по загранице: Алина тогда во многих городах читала со сцены свои стихи.

Моя спутница замолчала, когда с нами поравнялась группа шумных пионеров. Она словно заподозрила, что те подслушивали её рассказ. Кукушкина посмотрела на мальчишек, нахмурила брови. Я заметил, что в её косичке застрял яркий жёлтый берёзовый лист. Но не убрал его: уж очень колоритно он смотрелся в волосах семиклассницы.

Сбавил шаги — парни с разноцветными портфелями быстро «ушли в отрыв».

— Алина мне рассказала, что училась в пятом классе, когда её в последний раз позвали сниматься в кино, — продолжила Кукушкина. — Я не смотрела тот фильм. Алина сказала, что получился он не очень интересным, и что роль у неё там была совсем маленькая. Но я бы всё равно глянула его. Жаль, что по телеку его не показывают.

Она дёрнула плечом.

— Алину целый год не приглашали ни на какие выступления — перед тем, как умерла её мама, — сообщила Лена. — Потому что Алина уже не выглядела маленькой девочкой — так говорила её бабушка. Бабушка считала, что людям нравилось смотреть на милого и очень одарённого маленького ребёнка. А потом Алина подросла — резко вытянулась, перестала быть «милой» и «маленькой».

Кукушкина хмыкнула.

— Я только не понимаю, — сказала она, — причём здесь её рост? Какая разница: высокая она была или низкая? Ведь стихи же остались прежними! Даже лучше стали! Ванечка, я правду говорю! Алина прочла мне несколько своих стихотворений — из тех, что пока не печатали в книжках. Они замечательные! Тебе бы они тоже понравились! Только… они грустные.

Лена заметила в своей косе берёзовый лист — безжалостно выдернула его из волос, бросила на асфальт.

— Алина написала их уже после маминой смерти, — сообщила Кукушкина. — Она сказала, что с тех пор она сочиняла только такие стихотворения. Сказала, что после маминых похорон у неё… это… не было поводов для веселья. После тех похорон к ней несколько раз приходили люди из разных газет и журналов. Но их не интересовали её стихи: они расспрашивали Алину о маме.

Девочка вдруг яростно пнула попавшийся нам на пути камень —