Хадж Хайяма - Морис Симашко

----

1 Ибн-ал-Кифти -- ученый XIII века

2 Сельджукиды -- династия из огузских племен Султан Малик-шах (1072--1092), султан Санджар - вначале правитель Мерва, а с 1118 по 1157 год--всего государства Сельджукидов

Лучше всего старый султан чувствовал себя в степи.

Там были джейраны, которых надо было догнать и убить. Можно было мчаться, не разбирая дороги!

Бог для Малик-шаха тоже был чем-то непонятным Смутно помнились еще пестрые степные боги, простые и незлопамятные. Их тоже не стоило обижать, тем более что они и немногого требовали. Ему и в голову не приходило смешивать чье-либо непочтение к нему с безбожием. Врагам он мстил открыто..

Новый султан начал с того, что, собрав надимов, принялся разъяснять им наиболее сложные, по его мнению, главы учения пророка Мысли были беспредельно примитивны, язык мучил уши. Но какой восторженный шум подняли стосковавшиеся по премиям надимы! Сразу затерялся где-то сам пророк с его мудростью. .

Они честно зарабатывали свой хлеб. "Надим должен быть согласным с правителем государства. На все, что произойдет или что скажет правитель, он должен как можно скорей отвечать словами "Отлично!", "Прекрасно' ". Так определил их необходимую для государства службу в мудрой "Сиасет-намэ" великий Низам-ал-Мулк.

Султан Малик-шах тоже любил речи дежурных надимов Они способствовали пищеварению Зато новый султан ревниво вслушивался в каждое их слово...

В "Сиасет-намэ" тонко говорилось и другое: "Кроме надимов прославляющих, умные правители государства делают своими надимами врачей и астрологов, чтобы знать не только свою мудрость, но и каково мнение каждого из них" . Когда он в первый раз показывал молодому султану пути планет, тот строго поправил его и дал свои указания. Для султана Санджара стихи корана были ясными и законченными. Осилив их четкую форму, узколобый варвар искренне уверился в своей власти над небом. Тем более что об этом днем и ночью кричат достаточно умные люди. .

Что ему оставалось делать? Коснувшись рукой лба и поцеловав пальцы, он горячо восславил мудрость великого султана, которой подчиняются жалкие светила Лишь на миг блеснули его глаза Он ничего не мог поделать с ними. И в этот миг султан посмотрел.

Глаза всегда выдавали его1 . Сколько раз он притворялся дураком, подражал рабам с их мудростью молчания Но дерзость мысли в глазах была ему неподвластна .

Дальше было то, что повторялось всю жизнь: настороженное молчание, ласковые усмешки врагов, ускользающие взгляды друзей И конечно же толки о безбожии. Он чувствовал это привычное стягивающееся кольцо. .

Дадут ли ему уйти?

Он переступил порог, прошел к невидимой калитке, вышел на улицу .

Скоро он стал различать заборы Они темнели с обеих сторон, становились выше или ниже, но не кончались ни на мгновение. Заборы вели, не выпуская...

Уже через сто шагов он почувствовал, что спина становится влажной, холодной. Дыхание было прерывистым С невеселой усмешкой подумал он, что у него совсем белые волосы, ссутуленная спина, сухие морщинистые руки Как пройдет он долгий путь хаджа? Дадут ли ему начать этот путь?..

Заря застала его у большой мечети. Когда минарет стал розовым, он расстелил коврик Сняв обувь, стал на него

Сначала он смотрел прямо перед собой. Где-то там находился Вечный Камень Кто знает, не шел ли он к этому камню всю свою жизнь .

Потом он плавно повернул голову направо... За глиняными переплетениями заборов поднимались к небу чудовищные валы Гяуркалы. Не верилось, что тысячу лет назад их строили маленькие земные люди. Еще выше, под синими облаками, коченела громада Цитадели. Это туда забрасывал письма своей Вис неистовый Рамин. Они летели, привязанные к стрелам Солдаты Исканда-ра Двурогого проламывали и снова возводили эти стены. Утверждая единство Запада и Востока, справлялась там когда-то его свадьба с царицей Роушан .

Две точки показались на отрогах Цитадели Так и есть старый Махмуд со своим ишаком. На древних стенах хорошо росли дыни, только воду приходилось возить снизу.

Он повернул голову налево. Здесь, внизу, было еще темно Из-за большой чинары выступал серый угол будущей гробницы султана Санджара. Дальше виднелись новые крепостные стены Они были намного ниже старых Зато хитрее располагались бойницы, больше было ловушек для тех, кто пришел бы их разрушать Из века в век верили люди в прочность глиняных стен Кто станет здесь сажать дыни9 И какие стены придумают люди, когда освободятся от веры в эту прочность9..

Он снова смотрел вперед. Постояв, опустился на колени Выбросил руки, прижался лицом к земле. От коврика пахло сундуком. . Зачем все же он закрыл сундук перед уходом?

Подняв коврик, он встряхнул его, аккуратно свернул и положил в сумку . Медленно приближались новые крепостные ворота. Они строились из маленьких прямоугольных кирпичиков. Глину замешивали на яичном белке, потом трижды обжигали

Уже виден был каждый камушек! За воротами он начинает принадлежать богу. На всем пути его уже не станут трогать Сейчас решится, что они хотят с ним сделать!

Надвигались, росли с обеих сторон глухие башни Какой безмерной тяжестью становятся маленькие желтые кирпичики, если их все класть и класть друг на друга. . Ноги его тоже стали словно каменные Ему показалось, что башни сходятся! .

И лишь пройдя узкий качающийся мост, он все понял. Им нужна была его покорность, а не мимолетная жизнь. Непохожих так просто не убивают.

Таял в горячем воздухе купол будущей гробницы, расплывались линии Цитадели Ни разу не оглянувшись, уходил он по пыльной хамаданской дороге .

Дорога была древней и безлюдной Она осела под тяжестью проходивших здесь армий и народов. Рядом с ним на уровне груди двигалась пустыня Ровные, прямые края дороги сходились где-то там, куда погружалось солнце

Когда стемнело, слева от дороги замигал огонек Залаяла собака Навстречу вышел худой скуластый чето-век, пригласил в дом.

Дав указания домашним, хозяин вернулся к гостю, молча сел на кошму Мальчик принес медный кумган с чаем, выщербленные пиалы Со двора падал свет от очага Там возилась женщина, плакал ребенок

Потом пришел сосед, высокий угрюмый старик с большими руками Говорили о том, что лето прохладное, плохое для хлопка Зато легче огородникам и пастухам Мясо будет дешевле, а пшеница снова подорожает Сосед рассказывал про какого-то Расул-агу, с которым случилась беда вспорол себе руку серпом

Болели растертые с непривычки ноги, ныла поясница Но ему было хорошо Он жадно слушал забытые разговоры, беспокоился о ценах на хлеб, всем сердцем жалел незнакомого Расул-агу

Ужинали во дворе на перекинутой через арык тахте Лепешки были черные, с травяными примесями Но никогда не ел он такого вкусного хлеба Даже простой белый лук, который хозяин нарезал кружками к супу, был необычно сладким.

Нет, ему не улыбались, не прикладывали каждый раз руку к сердцу. Все было естественно, человек нуждался в еде, и его кормили

Он лежал на тахте и смотрел в забытое небо Вот уже двадцать лет из ночи в ночь он видел небо замкнутым в четыре стены Башни Наблюдения Оно было со всех сторон опутано заборами, пахло печной глиной, железом, старыми книгами

Настоящее небо было мягкое, бесконечно свободное. Ровный ветер пропитывал все запахом остывающего песка, терпким дымом далеких костров. Мерно шумела вода в арыке, чавкал верблюд, шелестела пустыня.

Слезы выступили на глазах, но он не заметил их Неизмеримо далеки были каменные стены, блеклые страсти, призрачные друзья и враги Может, они приснились ему?

Не потому ли и хадж установлен Пророком? Вырвать человека из паутины повседневности, дать ему увидеть мир со стороны9 Об этом он подумал, уже засыпая

Впервые за много лет спал он крепким сном Ему снился черно-красный муравей на желтом стебле Мальчик посмотрел вниз Шейха не было в их саду Отец тряс урюк, и крупные белые плоды разбивались о землю, брызгая во все стороны душистым соком. Чистое раннее солнце било в глаза. Он проснулся.

Все так же плыли в горячем воздухе башни Шахри-стана, качался и гудел внизу базар. Стоя на каменном от зноя холме, он смотрел на свой Нишапур...

Сзади были спокойные, имеющие глубокий смысл дни и ночи дороги. Он весь был полон пустыней: ее запахами, звуками, невидимым дымом. Даже молитвенный коврик на самом дне сумки перестал пахнуть сундуком...

Вблизи все с каждым шагом становилось чужим... Не раз приходилось ему проезжать через этот город. Всегда он был занят какими-то делами, и некогда было возвращаться к своему детству. Сейчас время принадлежало только ему. Но он не пошел быстрее...

Под тутовником на школьном дворе сидел такой же учитель. И кошма была похожа... Он знал, что среди этих бритых мальчиков есть Бабур и Садык. Но это совсем другие Бабур и Садык. Может быть, этот Бабур будет умнее, а Садык -- добрее...

А что стало с теми?.. Он поехал учиться дальше в Балх, а Бабура дядя увез в Герат. Там и прожил он жизнь, искренне радуясь и никого не обижая... Садык, говорят, был сборщиком налогов, потом стал купцом. Сейчас он уважаемый человек где-то в Казвине. Кажется, старшина духовной общины...