Эхо Москвы. Непридуманная история - Леся Рябцева

Л. РЯБЦЕВА: Он появился в самом начале, да?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, мы были первым традиционным СМИ, которое сделало первый свой сайт – 1994–1995 годы. Мы сделали. И говорили: «Это любимая игрушка Венедиктова». Действительно, я большую часть времени… Я еще не был главным редактором «Эха», а я уже начинал это все делать. Я тогда увидел, мы оседлали волну – и вот сайт. Какой есть, такой есть, но он крутой. И то же самое с историческими всякими историями. А хрен его знает, как история повернется.

Л. РЯБЦЕВА: То есть будущее – Интернет?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не знаю. Это зависит от того, сколько я буду здесь. Может быть, я буду ездить и лекции читать по университетам.

Л. РЯБЦЕВА: В любом случае Интернет вообще, во всем смысле – в мире, в СМИ, в нашей жизни…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. Знаешь, Интернет – это сейчас уже звучит как «пыльный диван». Это коммуникационная среда. Потому что люди перестают общаться друг с другом, сидя у клавиатуры – значит, скоро возникнет проблема коммуникации между людьми лично за столом за чашкой чая. Как совместить эту коммуникационную техническую среду с чашкой чая – большой вопрос. Как придумать, чтобы в электронной среде присутствовала чашка чая? Вот это вопрос для меня. Для меня это интересно, я думаю. Может быть, я слишком далеко вперед убежал.

Л. РЯБЦЕВА: Есть ли какая-то, например… Вот вы знаете, ваш сын играет по сети. Эта игрушка сама по себе – это же кружка чая?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Еще нет. Это пока виртуальная чашка. А надо, чтобы она была реальная.

Л. РЯБЦЕВА: Хорошо. Сейчас появляются всякие робототехнические штуки, когда ты находишься на расстоянии от человека, но рядом с тобой есть, например, планшет, к которому ты прислоняешь руку – и у человека, который за километры от тебя, твоя рука отражается, грубо говоря.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это надо выстроить как сеть хотя бы для небольшой аудитории – такой, как «Эхо». Вот это все надо выстроить, дать людям возможность применять. Ребята, мои знакомые нейробиологи, которым сейчас 30–35 лет, говорят: «Ты не понимаешь главное. Главное сейчас происходит в следующем. 5 тысяч лет человеческий мозг искал информацию и был настроен на поиск информации, чтобы выжить, что-то сделать, получить. А сейчас возникла новая функция у мозга – он должен отбирать информацию». То есть мозг перенастраивается, а мы этого не видим. Мне вот там интересно искать. Чтобы люди сразу находили. Помочь им искать, помочь им находить. Интересная история.

Л. РЯБЦЕВА: Интернет-радио – это что-то реальное?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Интернет-радио – это очень скучно.

Л. РЯБЦЕВА: Почему?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Потому что это – вчера. Мне не интересно вчера.

Л. РЯБЦЕВА: Почему вчера?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Что такое интернет-радио? Это то же радио, только с другим носителем. Знаешь, как говорил Лесин Михаил Юрьевич? Он говорил: «Что такое Интернет? Это та же почта». Понимаешь, вот это понимание почты… В этом он прав. Это та же почта. Да, мы передаем что-то, общаемся, как письмами раньше общались. Интернет-радио – это то же самое радио, но с какими-то, может быть, компьютерными возможностями. Но, по-моему, это вчера, и мне это не интересно.

Л. РЯБЦЕВА: Знаете, что мне хочется понять? Что сейчас, по вашему мнению, не то чтобы более сильное или более важное – сайт или радио «Эхо». А вот что является большим носителем?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я тебе скажу – радио. И ты знаешь почему. Потому что там люди. В Интернете пока мало человеческого, в сайте.

Л. РЯБЦЕВА: Просто картинки и текст?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Люди.

Л. РЯБЦЕВА: Образы.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. Есть Сережа Бунтман, есть Таня Фельгенгауэр, есть Леся Рябцева, есть Алексей Венедиктов, есть Саша Климов. И в радио есть клубы фанов, которые приходят только на Климова, что бы он ни читал. Кулинарные рецепты, неважно – вот они приходят. Этого в Интернете нет. Это пока буквы, картинки.

Как очеловечить Интернет, информационный сайт, чтобы люди приходили и общались? Мы же общаемся, когда мы сидим. Когда мы говорим, человек сидит дома – он один (ну, один, два, три четыре). У него есть приемник, и я, второй, третий, четвертый – все. Никаких этих 150 тысяч, мы об этом не думаем. Я с ним разговариваю, только с ним. И ты только с ним разговариваешь. Нет других людей. Это эффект радио, которого пока никто не превзошел. Как сделать так, чтобы эта машинка, компьютер, Интернет эту индивидуализацию привела? Это задача. Я по-другому ее объяснил. Его очеловечить надо. Потому что ты можешь набрать текст, я его могу переписать и поставить под своим именем – и что? Где там Рябцева, а где там Венедиктов?

Л. РЯБЦЕВА: Я поняла. Проговорить в эфире…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Проговорить в эфире, да еще ответить, если вдруг звонок или эсэмэска, индивидуально… Почему я всегда говорю: «Говорите – Николай, Ник». Вот это важно. Я с вами говорю. Представляешь, он сидит у себя дома, или в машине, или на работе – и я с ним говорю. Вот то, что ночью происходит, в ночном эфире – один на один. Хотя там слушают, как мы выяснили, 65 тысяч каждые 15 минут в Москве. А он один, этот Николай, который звонит в эфир, и ты с ним разговариваешь и отвечаешь ему. В Интернете этого нет.

Л. РЯБЦЕВА: В Интернете намного проще создать образы.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это обманка. Это неинтересно. Мне уже обманывать не интересно.

Л. РЯБЦЕВА: Почему?

А. ВЕНЕДИКТОВ: А неинтересно. Мне интересно с разными людьми говорить.

Л. РЯБЦЕВА: Так они обманывают, и вы обманываете.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Пусть они обманывают. Мы же не знаем, Коля он или не Коля. Все-то знают, что я – Венедиктов. Он – Коля, а на самом деле он – Вася.

Л. РЯБЦЕВА: Вы же тоже обманываете.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Труднее, потому что я публичный человек. Про меня много говорят, и я много про себя говорю. Это же труднее. Я, конечно, в положении снизу с каждым из слушателей. Слушатель может придумать себе биографию, позвонить и сказать: «Я – дальнобойщик». А на самом деле он – человек, прикованный к постели уже 20 лет. Понимаешь? И он выдумал себе… И пусть! Для него это сказка. Эту сказку Интернет не дает, потому что Интернет, на мой взгляд, пока очень прагматичен, очень быстр и прагматичен. Если придумать такой софт, не софт… Не знаю, не софт, наверное. Такую функцию коммуникативную…

Л. РЯБЦЕВА: Очеловечивания.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. 140 символов – я это очень люблю, но там нет человека, кроме ругательств.

Л. РЯБЦЕВА: Синонимы и ругательства.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Там признак человечности – это синонимы, да. Я над этим думаю параллельно, мне это интересно, почему я и сижу в Twitter и так далее, смотрю за этим. Мне это интересно. И я думаю, что, даже не уходя с «Эха», я могу этим заниматься. А если я каким-то образом покину это кресло, то я буду заниматься этим более предметно.

Л. РЯБЦЕВА: Хочу очень резкую вещь спросить, она меня всегда интересовала (и мне кажется, не только меня). Вы в своей жизни, наверное, очень давно сделали выбор. «Эхо», работа, вы в public – на одних весах, как мне кажется. А вторая часть – это что-то личное. Это семья или…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Друзья, подруги.

Л. РЯБЦЕВА: Заработок. Заработок – в смысле, самореализация и успех, в этом контексте, потому что я понимаю, что «Эхо» было довольно-таки успешной историей изначально. Был же этот выбор?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, не помню.

Л. РЯБЦЕВА: Ну как? Это случайно произошло или вы всегда таким были?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Наверное, я всегда таким был. Как раз тоже недавно с Сережей Бунтманом говорили. Мы с 1976 года знакомы, мне был 21 год. Наверное, я всегда был таким. Что-то обострилось, что-то отмерло, но я себя помню таким. И в 20 лет себя помню таким.

Л. РЯБЦЕВА: Вы не жалеете?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, ну у меня столько упущенных возможностей в жизни. Конечно, был бы я другим – наверное, у меня были бы другие возможности и другие удачи, другие неудачи. А чего про это жалеть? Ну, их нет.

Л. РЯБЦЕВА: Я про личное.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И я про личное.

Л. РЯБЦЕВА: Мы с вами сейчас про вашего сына. Когда разговариваем, иногда перекидываемся фразами, я понимаю, насколько, к сожалению, он рос без вас в те моменты, когда он мог быть с вами.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И продолжает.

Л. РЯБЦЕВА: Да, и продолжает жить без вас. И, наверное, уже привык, с этой мыслью он живет. В принципе, он уже достаточно взрослый, чтобы понимать. Ну, подросток, но все равно он уже понимает это. И я понимаю, что вам конечно же несколько неуютно и неудобно, что, по сути, вашим детищем стало «Эхо», эта вся история вокруг «Эха» с лоббированием, со всем – не только как радио, а как институт. И с другой стороны, есть детище в виде реального сына.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Как получилось – так получилось. Зато я любимый папа, потому что у меня не было времени не только его награждать, но и наказывать. И в этом смысле это некий плюс, потому что он знает, что, поскольку времени я ему уделял мало, он может прийти и мне рассказать про свою игру или про свои проблемы, если он хочет. Я его никогда не наказывал, просто не хватало времени на это. Это имеет свой плюс. Я такой папа идеальный, потому что я в стороне был.