ВОЛКИ БЕЛЫЕ(Сербский дневник русского добровольца 1993-1999) - Олег Валецкий

Сербские «интервенты» тоже понемногу разъезжались, так как основу их составляли тоже две добровольческие группы. Когда наш отряд приехал в Вышеград, я еще не знал, что 27 февраля 1993 года группа бойцов из состава этих «интервентов» остановила поезд Белград-Бар, проходивший как раз по территории общины Вышеград, и, выведя оттуда 21 мусульманина (естественно, живших в Сербии или Черногории), перестреляла их. Узнал я все эти подробности уже после войны, из сербской прессы, где упоминалось о двух добровольцах — вышеградских «интервентах» из отряда «Скакавцы», которых арестовала в Черногории местная милиция. Один из них, Небойша, был командиром того отряда, а главным обвиняемым, по сообщению МВД, являлся знакомый нам командир всего интервентного отряда Вышеградской бригады Бобан Инджич, с которым у добровольцев Аса отношения были натянутые. Главным же организатором был, согласно данным прессы, Милан Лукич, местный воевода, имевший весьма крепкие связи в верхах, особенно в Белграде, и он-то после подписания мирного договора в Дейтоне стал одним из главных обвиняемых в процессах Международного трибунала в Гааге, и случай с поездом был далеко не единственным пунктом обвинения.

К нашему же приезду ситуация здесь значительно изменилась. К марту 1993 года противник был отброшен значительно дальше от Вышеграда к селам Ораховцы и Джанкичи. Мы сразу же по приезду были переданы Горажданской бригаде в село или хутор под названием Семеч, а оттуда после нескольких незначительных боевых выходов нас марш-броском отправили на высоты Заглавок и Столац, разделив на две группы: далее мы должны были двинуться в наступление на Горажде.

Наступление затянулось, и мы устроились на импровизированных и плохо укрепленных позициях на горах, покрытых лесами. Сразу же открылась слабость нашей организации, вызванная отсутствием элементарной подготовки. Не знаю, как обстояли дела в группе, посланной на соседнюю гору Столац, которой руководил капитан третьего ранга Владимир Сафонов, петербургский политический активист «Русской партии». Я слышал, что неурядицы и у них бывали. Но вот у нас число командиров превышало всякий смысл. Кстати, свою лепту внесло и сербское командование.

Еще в Москве нашим неформальным лидером стал Леша, казак с Дона, воевавший до этого в Карабахе и Приднестровье. Он стал атаманом нашей походной казачьей станицы, в которую входили примерно пятнадцать человек, считавших себя казаками. Они были из Ростова, Омска, Екатеринбурга, Ставрополя, Москвы, Саратова, Киева.

Двое молодых ребят из Киева, Юлик и Тимур, сначала провозгласили себя «космополитами», но затем согласились стать приписными казаками. Деление нашего отряда на казаков и «неказаков» было весьма расплывчато, и проблемы возникали у нас из-за личных амбиций.

В командиры, кроме Леши, стремились и другие кандидаты — Миша, казак из Саратова, назначеный сербами общим командиром, так как он раньше прибыл в Вышеград в составе первого казачьего отряда. В роли военного советника выступал бывший командир 2-го РДО, Ас, с ним был его боец — Саша Кравченко, двадцатилетний парень из Караганды.

Сначала у нас все шло, слава Богу, хорошо, хотя шли мы на Заглавок, по моему мнению, на «авось». Вроде бы организовали оборону, все три бункера (так сербы называют любое укрепление, даже груду камней, что и было в нашем случае), были устроены по самому верху Заглавка на открытой местности на расстоянии, не больше десятка метров друг от друга. Фланги наши были открыты, и противник вполне мог пройти по заросшему лесом склону и окружить нас. Мне вообще было непонятно, почему он нас атаковал, когда мог свободно сбить с высоты артиллерией. Слева же от нас была зеленая роща, в которой лопатами и техникой можно было создать основательные укрепления, но никто ничего делать не хотел. Командование очень туманно обещало нам акцию, и когда нам в помощь пришли еще несколько сербов, то они также расположились под открытым небом. Наш правый фланг, правда, был относительно надежен, так как там расположился «интервентный» взвод воеводы Велько, усиленный бойцами других сербских чет [подразделений, аналог нашей роты. — примеч. ред.]. С этим воеводой у нас в дальнейшем установились хорошие взаимоотношения.

К нам Велько относился с большим уважением. Мне было жаль, когда я услышал о его смерти в мае 1993 года. Погиб же он после того, как на своем грузовике привез нам тела двух убитых на Столце — добровольцев-питерцев Диму Попова и Володю Сафонова. Возвращаясь на грузовике, Велько подорвался на противотанковой мине.

Левый наш фланг был очень слаб. Гора Заглавок была высотой свыше тысячи метров, и по поросшему лесом склону могла пройти и неприятельская чета (рота), тем более что близлежащее село Ораховцы неизвестно кому принадлежало. Мы также не имели точных данных о силах, средствах и нахождении противника. К тому же наше командование, затягивая с наступлением, допускало слишком большую концентрацию войск, делая их уязвимыми от огня неприятельской артиллерии, тогда как позиции были плохо оборудованы, в чем я легко убедился, проходя вдоль нашей линии обороны.

Оказавшись на Заглавке, мы частенько выходили в рейды на передний откос пострелять: то тромблонами, то из снайперской винтовки и пулемета, а то из миномета. Кстати, стрельба из миномета не произвела на меня никакого впечатления. Миномет наши «спецы» толком не укопали, и он, как бык на корриде, постоянно скакал и «сбивал» прицел.

В один из таких рейдов, организованных по нашей собственной инициативе, донской казак Борис, бывший афганец, едва не погубил, стреляя из пулемета, своих «братьев-казаков», правда, не по своей вине. Тогда Леша и Валера «Казна» решили пройти от переднего края Заглавка в правую сторону для того, чтобы лучше рассмотреть позиции мусульман. Им удалось увидеть, что мусульмане в каком-то доме устраивали свои позиции. Они послали Витю Десятова из Екатеринбурга и одного казака из Омска, по кличке «Очкарик», предупредить оставшихся (радиостанции у нас не было). Неизвестно, почему посланцы не поторопились с сообщением. Неожиданно раздался крик «мусульмане!», который спровоцировал шквал огня по каким-то далеким фигурам на самом дальнем краю горы. Все стали стрелять из автоматов, как оглашенные, особо усердствовал Боря. Вскоре, минут через 15, вернулись разъяренные казаки, которые отчаянно материли своих гонцов.

Я из этого боя вышел с рассеченной губой, потому что кто-то задел пулей разбросанные камни, а каменная крошка разлеталась, как осколки. Этот случай лишний раз доказывал ненадежность бункеров из камней без внутреннего или деревянного покрытия, а это было нормой по всей линии, — как русской, так и сербской позиций.

Не знаю, какие проблемы решали сербы, и почему они не укреплялись, но у нас почему-то возможным считали только наступление. А конфликты у нас чаще всего возникали по поводу дележки консервов и воды, нежели по поводу инженерных сооружений. Конечно, я не хочу представить дело так, что мы только и делали, что ссорились по каждому незначительному поводу, но разногласий по данному вопросу вообще не было, так как он совсем не поднимался.

Вообще винить нас было тяжело — ни я, ни кто-то другой из нас не мог самостоятельно начать укреплять дисциплину, а командование такими «мелочами» не занималось и даже не интересовалось. Условия, кто и как нами должен был управлять, даже не обсуждались.

Были, конечно, и в нашей группе, и в группе на Столаце люди разные. Среди них были слабые, были честолюбивые, были интриганы, но где в мире существует войско из идеальных людей?!

Я уже тогда с грустью осознавал, что военная организация заключена именно в искусстве использования того человеческого материала, который имеется в наличии.

В крайнем случае, в отряде можно было устроить выборы атамана, затем, при необходимости, людей, согласно их желанию, поделить на две-три группы, внедрив дополнительно в каждую группу по одному-два добровольца, уже некоторое время провоевавших здесь и знавших язык и среду. Да и сербы нам могли бы оказать посильную помощь. Но было так, как было, и рассчитывать нужно было только на самого себя.

Это подтвердилось в ходе двух больших мусульманских нападений на Заглавок и Столац. И в первый, и во второй раз по нам били изо всех орудий и минометов. Лишь чудом этот шквал огня не нанес серьезных потерь.

Первый удар противник нанес с помощью минометов, хотя большого смысла в этом не было, так как мы особенно не укреплялись, а с более близкой дистанции его стрельба была бы эффективнее. Теперь же мы, предупрежденные неприятельскими минами и огнем из стрелкового оружия с переднего края Заглавка, успели перераспределиться.

Втроем мы вышли на опушку, откуда Саша Кравченко сделал несколько выстрелов тромблонами, и где я убедился в нашей уязвимости. Послав Сашу с сообщением, что отправляемся на разведку, мы с Тимуром короткими перебежками рванулись вперед. Со стороны противника стрелял снайпер, но его пули шли выше наших голов. Мы же, швырнув в овраг гранату и дав очередь из автомата, начали спускаться туда. Выйдя на другую сторону оврага, попытались снять снайпера, но из-за открытой местности от этой идеи отказались. Оставив Тимура, я двинулся дальше по краю склона горы и через метров пятьдесят опять был вынужден форсировать еще один овраг, поросший лесом. Пройдя метров 20–30 и посмотрев вперед, увидел, что оказался на самом краю Заглавка, но самое неприятное было впереди. За кучей камней — две головы на расстоянии десяти метров от меня.