Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) - Венедикт Ли

– Быстрее! Ей плохо.

Мы вдвоем подхватили несчастную под руки, она отважно взбрыкнула, гривастый растерянно пробормотал:

– На… Натали… будь умницей…

– Ы-ы-э а-у! – отвечала она с такой интонацией, что легко можно было перевести.

Разноцветная толпа гостей примолкла, когда мы провожали Натали к вожделенной цели. В гостиной был погашен верхний свет, у стены стояла громоздкая тумба видео и в бледном сиянии экрана дорогие гости выглядели вурдалаками. А по ту сторону большущей, наполненной водой линзы, Ее светлое высочество на фоне новостроек Вагнока, картинно помавая рукой, давала кому-то ценные указания.

Мы доволокли Натали до туалета и, пока она исполняла обряд поклонения унитазу, стояли у дверей, вроде почетного караула.

– Я, все же… – гривастый опять попытался завести песню на тему, что это я тут… и каким таким образом…

– Ничего себе, праздник, – пропыхтел я, перешнуровывая многострадальную правую кроссовку. – Все наперекосяк, никак не ожидал.

– Да… – вздохнул он, – радости мало.

Затянутый в праздничный костюм, крупнолицый, в теле, он был заметно старше, чем мне показалось вначале. В зачесанных назад волосах – седые блестки. Пожил мужик и к финишу нашел себе молодую телку. Похвально. Да только будь готов, что помимо тебя, у нее окажется еще и молодой хахаль. Вот такая будет моя легенда, пока Натали не протрезвеет.

Я протянул ему руку.

– Одиссей.

Он скупо улыбнулся, ответив на рукопожатие.

– Дерек. Гм, ваше имя…

– Легендарное. Обязывает…

Тут я умолк, вошел внутрь, подхватил Натали, и выволок наружу.

– Наташа, умница, решила баиньки, – я взглянул на Дерека, как бы прося поддержки. – Пора, в самом деле, завязывать.

– Правильно, – поддержала нас высокая, худая тетка, одного примерно с Дереком возраста. – Я же говорила: игры в перемену статуса добром не кончатся. Так что, идем. Остальные пусть нажираются.

Она нахмурилась, смерила меня взглядом. Решила, что хлюпик в джинсах и потертой курточке почетного обращения не заслуживает.

– Вот что, юноша…

Тут Натали решила, что ее лишают ново-обретенной игрушки, и ее пришлось отрывать от меня силой, что исторгло из нее поток горестных жалоб.

– … Со мной не считаетесь … Я – никто… звать меня никак… и… и-и-ы-ы-ы!..

Она оросила меня слезами, обдав парами алкоголя, смешанными с кислым запахом рвоты.

Я сказал задушевно, одновременно исполняя роль телеграфного столба – опоры пьяниц:

– Наташа… я буду спать у твоего порога, как верный пес. Идем…

Здесь пришлось выдержать паузу – я понятия не имел, куда ее вести, везти и вообще, стоит ли мне настолько узурпировать обязанности Дерека. Со стороны это не выглядело замешательством, а только данью вежливости, я де, не тяну одеяло на себя, а предлагаю и другим действовать. Такая вот феерия, разыгрываемая мной уже полчаса: пришел, увидел, обаял. Дорогие гости были в сильном градусе, и спрашивать, кто этот развязный придурок никому не приходило в голову – заявился еще один алкаш и только. А единственный человек, имевший ко мне серьезные вопросы – Дерек, пребывал в ступоре.

И все это время я ждал. Когда раздадутся решительные шаги. Когда на недоуменный вопрос: «кто еще к нам опоздал?», бесцветный голос скажет: «Служба Безопасности Ее высочества…»

Такое бодрое настроение владело мной, пока мы вчетвером спускались в лифте. Да еще опасение, что вцепившаяся в меня Наташа перепутает кабину лифта, сами понимаете с каким местом. Когда мы вышли, и я увидел нескольких личностей, явно военной выправки, то пугаться уже не оставалось сил. Равнодушно скользнул по ним взглядом и сообразил, что это не Безопасность, а эльберо. Дерек, видно, крупная армейская шишка. Мы уселись во что-то лимузинистое, и, наверняка, бронированное. Водила выслушал Дерека и мы красиво, с ветерком, отъехали. Ветерок был оттого, что я опустил боковое стекло.

Последнее, что помню: тетка укладывает Нату, я подпираю косяк двери плечом, в руках у меня бокал. В самую пору спросить: где же я, но нельзя. Если я хороший знакомый Натали, то, разумеется, ориентируюсь в обстановке. Тетка оборачивается, глаза у нее льдисто-голубые.

– С Новым годом и спокойной ночи.

Пью. Падаю. Бац.

Все же попался.

Что.

Она.

Мне.

Дала…

«…1 января 1358 года, нового рубежа на Светлом пути! Ожидается, что Ее высочество направит приветствие участникам…» Лающий голос диктора вытащил меня из забытья, так острый, раздирающий внутренности крючок тащит рыбешку из воды. Я лежал (некрасиво валялся) на надувном матрасе у дверей.

«…историк и исследователь Ян Тон-Картиг рассказал нам, что легенда о Мертвом городе, подвернутая многочисленным искажениям…»

Рывком сел, огляделся. Хорошая квартирка. Большая, но уютная. Тахта посереди комнаты пустовала, смятая простыня сброшена на пол. Я встал, двинулся в направлении, где слышалось радио, и приплелся на кухню. Тетка (может, правильно сказать: мамаша?) и Натали завтракали. Первая – невозмутимо, вторая – исполненная похмельной печали. Обе в домашних халатах и шлепанцах. Милая семейка.

– Твой «верный пес», – сказала ясноглазая тетушка/матушка.

Натали уставилась на меня, елозя пятерней в темной шевелюре, словно искала вшей. Зрачки ее карих глаз расширились. Сейчас что-нибудь ляпнет. Эдакое. Вы кто такой – я вас не знаю – тетя позвоните в полицию.

– Добрый вечер, – сказал я.

Натали усмехнулась.

– У… тебя все навыворот.

– Можно, я пойду? – спросил я.

– Сперва умойся, потом поешь. А потом вали, если хочешь. Уйдешь, как пришел?

Она называла меня на «ты»! И, несмотря на вчерашнюю свою невменяемость, вполне разобралась, что я – птица особого полета.

Из зеркала в ванной на меня глянул молодой поэт/художник. Черные вьющиеся волосы, в лице не только нежность, но и доля мальчишеского упрямства. Фигурой, конечно – не богатырь. Так себе – «Аполлон обыкновенный». После душа я побрился (безопасное лезвие всегда ношу в кармане), оставив над верхней губой намек на отращиваемые усики. Таков мой облик, приятный для женщин.

Когда я вернулся, тетушки уже не было. Натали налила мне кофе, положила оладий. Терпеливо дождалась, пока я наелся. И только когда мы вернулись в ее комнату, хлопнула ладонью по тахте рядом с собой. Сказала:

– Садись. Ты кто?

Когда нечего сказать, говори правду.

– Одиссей Гор. Из группы Крея, того самого. У тебя будут о-о-огромные неприятности.

– Вот кто вчера по крыше топал. Вру… Ты ходишь неслышно. И ты как-то странно меня называл.

– Уменьшительное. Устаревшая форма, – объяснил я.

– Мне нравится. На-та-ша. Что теперь собираешься делать?

– Валить отсюда, как сказала. По быстрому. Или хочешь загреметь со мной вместе?

Варианты. Один: в ней взыграет девчачий романтизм, и она начнет меня «спасать». Я расскажу ей, что делать. Использую дуру по максимуму. Два: Натали – не дура и аккуратно меня сдаст.

– Что за пивом меня вчера напоили, что я отрубился? – будто невзначай, спросил я.

Ната подняла брови.

– Ты не отрубился. Выпил, улегся на матрас, сказал: «Вот затрахался» и уснул.

Странно. Этого я не помню.

– Не помню, – сказал я. – Склероз. Для меня это сейчас – самое то. Все забыть.

Она нахмурилась. Тряхнула решительно головой.

– Не бойся. Не будет ничего плохого. Не будет. Я тебе помогу.

Отлично. Теперь моя очередь.

– Нет. Я ухожу. Под топором Хозяйки достаточно одной моей головы.

Разумеется, она объяснила мне, какой я дурак. Уверила (больше себя, чем меня), что тоже терпеть не может Хозяйку. И помочь честному человеку в святой борьбе… Она прослезилась, и я вытирал ей сопли… э-э, виноват, слезы. Потом ее объятия стали крепче… мои тоже. Потом халат сполз с нее, и я трахал ее разными способами. Ей это нравилось. Мне тоже.

Потом мы отдыхали, развалившись голышом на тахте. И Наташа решила войти в курс своей новой деятельности. Революционерка, твою мать.

– Сколько вас было? Борцов?

Я промолчал. «Не твое сучье дело».

Она блеснула осведомленностью:

– Восемнадцать уже повязали. Я знаю.

Ясно: ее высокородный хахаль похвастал. Я постарался говорить эдак небрежно. Но, словно пытаюсь скрыть потрясение:

– Значит остались я и Крей. «Верь мне, дура. И любой, кому разболтаешь, пусть поверит».

– Двадцатка – вся организация?!

– Для действия много людей не нужно. Это – не на площадях тусоваться. Наоборот, чем меньше народу, тем лучше. И ты неумело играешь в шпионку. Наивно так выпытываешь. Тоже хочешь отличиться?

Она эффектно врезала мне по морде, и душераздирающе разрыдалась. Мелодрама. Я истово ее утешал, мы снова трахнулись и она успокоилась. Возобновила расспросы.