Варрава - Т. Гедберг

Прекрасные, сильные члены трепетали мощною жизнью; грудь при дыхании вздымалась и опускалась с величественным спокойствием моря, а под смуглой, упругой кожей просвечивало биение жил. Его ноги с уверенной твердостью опирались на землю, но от плеч его исходили два крыла; продолжая еще медленно развеваться после полета, они ширились, исполински громадные, пока не терялись во мраке, как бы составляя с ним одно. Вокруг лица волосы вились густой гривой черных, как смоль, кудрей, но юношеские в своей стихийности черты были неподвижны, точно высечены из камня, — под низким, широким лбом глаза лежали во мраке, а вокруг рта была складка застывшей печали.

— Они голодны! — произнес призрак. — Дай им хлеба, и они благословят Тебя!

— Хлеба! — подумал Иисус. — Горе Мне! У Меня нет хлеба!

Тогда призрак положил Ему руку на плечо.

— У Тебя есть власть! — сказал он, — вели этим камням сделаться хлебом, и они послушаются Тебя.

Все время шли мимо Него безмолвные вереницы этих людей, изнемогавших под своей невидимой ношей, и в их лицах Он читал обвинение. Тогда все силы точно оставили Его; Он наклонился, и одна рука Его коснулась холодных камней. Холод пробежал по Его телу, Он снова поднялся и выронил из рук взятый было камень.

— Камни не могут сделаться хлебом! — сказал Он.

И снова преисполнился бесконечной скорби.

Тогда призрак засмеялся. Но вокруг его рта лежала все та же складка застывшей печали. Он схватил Иисуса в свои объятия и понес Его по воздуху.

И, держа Иисуса прижатым к своей груди, призрак наклонил голову и шепнул Ему на ухо:

— Дай им камни вместо хлеба; у Тебя есть власть; они поверят Тебе!

И снова тот же странный смех раздался в ушах Иисуса. Он посмотрел на это лицо, так низко склонившееся над Ним, и спросил:

— О чем ты скорбишь?

Тогда призрак точно взглянул на Него тем мраком, который был у него под бровями; но безмолвно отвернулся от Него и вместе с Ним спустился по воздуху на землю. Иисус был опять свободен.

Они стояли на высокой горе; под ними лежал Иерусалим, освещенный солнцем. На улицах народ кишел волнообразными, мятущимися толпами, и все эти люди устремляли свой взор в Него, все протягивали к Нему свои руки, угрожая, и из уст их поднимался тысячеголосый крик: — «Мессия! Мессия!» — И Он спросил себя с тоской: — «Чего хотят они? Боже мой, чего они хотят?

Тогда призрак сказал:

— Они хотят могущества и славы. Ты властен им это дать. Дай, и они будут звать Тебя владыкой!

И он простер свою руку над Иерусалимом. Тогда город точно размножился; город за городом вырастал из лона земли, с золочеными храмами и громадными башнями, а между ними протекали реки с одетыми лесом берегами и все народы земли мириадами теснились там, и умноженный в несчетное число раз, поднимался зов: „Мессия! Мессия!“

Но призрак разрастался все больше и больше, и крылья его покрыли собою все небо, так что затмили солнце.

— Мессия!» — произнес он, — смотри, все это Твое! — Иисус взглянул вниз, на Иерусалим, и взоры его уходили все дальше и дальше; но все время душу Его наполняла ранящая боль; снова показалось Ему, что грудь Его готова разорваться от зарождавшейся в ней мысли, но Он не мог найти спасительные слова.

— Нет! — сказал Он. — Не этого хотят они. — И взоры Его стали искать в пространстве, как бы надеясь там найти ответ на мучившую Его загадку.

Тогда в далекой дали, где сливались небо и земля, Он увидал угрюмое шествие, увидал бесчисленные вереницы людей, изнемогавших под своей невидимой ношей.

Призрак нагнулся к Нему и шепнул:

— Хлеба!

Но Иисус покачал головой. В тот же миг один из этих людей обратился к Нему лицом и посмотрел на Него, и снова Иисус узнал черты Иуды. Тогда свет внезапно озарил Его; Он простер руки и сказал:

— Любви!

Призрак засмеялся, и отголосок его смеха отозвался раскатами вдали. Но на лице его лежало то же выражение застывшей печали, и он взмахнул крылами, готовясь улететь.

V

Долго спал Иуда крепко и глубоко. Но под утро сон его стал тревожен и лихорадочен; его начали преследовать томящая тоска, боязнь чего-то угрожающего, чего-то неизбежного; он рвался и метался; все было тщетно! Вдруг страх его исчез, и он проснулся тихо и спокойно.

Он почувствовал, что кто-то, низко склонившись над ним, отирает ему пот с влажного лба. Он открыл глаза и увидел лицо, неизгладимо запечатлевшееся в его памяти с этой минуты. Бледное, исхудалое лицо, обрамленное волнистыми черными волосами, ниспадавшими на плечи. Был какой-то своеобразный контраст между могучим лбом, лежавшим строго, почти грозно над бровями, и мягкими, кроткими линиями рта, но в удивительно глубоком взоре этот контраст сливался в одно целое поразительной красоты. А теперь на бледных, изнуренных чертах был разлит свет, говоривший о выдержанной борьбе.

С минуту Иуда изумленно рассматривал это лицо и снова поспешно закрыл глаза. Ему казалось, что это сон, и он инстинктивно боялся пробуждения. Но вот он заметил, что Иисус встал и отошел от него. Он вновь открыл глаза и присел на земле.

Было еще темно; только на восточном крае горизонта начинал распространяться слабый отблеск рассвета.

— Ты уходишь от меня? — спросил Иуда. Ему все время казалось, что он говорит во сне, без собственной воли и мысли.

Иисус остановился и обернулся.

— Да, — ответил он, — теперь мы должны расстаться! Ты ведь так хотел! — прибавил Он со слабой улыбкой.

Снова испытал Иуда чувство унижения или стыда.

— Так разве я Тебя больше не увижу? — тихо спросил он, не глядя на Него.

Иисус смотрел на него, что-то обдумывая.

— Может быть, и увидишь! — сказал Он. И снова погрузился в размышление, отрешившись от всего окружающего. Иуда видел, как взор Его скользнул мимо него, уходя вдаль, и чувство зависти омрачило его душу. Он лег опять и стал угрюмо смотреть пред собой. Прошло несколько минут; вдруг он услышал голос Незнакомца.

— Как тебя зовут?

— Иуда! — отвечал он, не поднимая головы.

— Иуда! — повторил Иисус, и на мгновенье точно тень покрыла Его лицо. Но она быстро исчезла, и Он продолжал:

— Так вот, Иуда; когда ты почувствуешь себя призванным, приходи, — Я буду ждать тебя.

И снова Он медленно пошел от него прочь.

Иуда глядел Ему вслед, борясь сам с собой. Он чувствовал побуждение встать и пойти за Ним, но какой-то неопределенный страх парализовал его волю. Наконец он порывисто вскричал:

— Кто же Ты? Как мне Тебя найти?

Иисус снова остановился и ответил:

— Когда время настанет, ты сумеешь Меня найти! Он как будто стал выше, и лицо Его сделалось лучезарным. Он приблизился на один шаг к Иуде, поднял руку и сказал:

— Помни, Иуда! Ты не должен ненавидеть!

Затем Он повернулся и вскоре исчез среди скал. Когда Иуда не мог больше следить за Ним взором, он снова лег и впал в глубокий сон.

VI

Когда он вторично проснулся, солнце стояло уже высоко на небе. Он пролежал сначала несколько минут с закрытыми глазами и с таким чувством, будто он видел что-то во сне и хочет это вспомнить. Но вспомнить он не мог, и у него явилось желание заснуть опять, чтоб в сонном состоянии к нему вернулись ускользнувшие грезы, как вдруг он увидал пред собой чье-то лицо. Он вздрогнул, сел на земле и посмотрел вокруг. Никого не было; он был один.

— Неужели это был только сон? — подумал Иуда.

Затем он вспомнил события прошедшего дня, встречу с Иоанном, свое бегство через пустыню, разговор со старцем; но все это припоминалось ему лишь смутно и неполно, как будто это случилось давно. И мысль об этом не волновала его больше, не пробуждала больше в его душе тех чувств, которые держали его в своей власти накануне.

«Какое мне дело до Иоанна!» — с презрением сказал он себе и снова углубился в думы о чем-то, что касалось его ближе и находилось в связи с лицом, которое он все время видел перед собой. Но он не мог отдать себе ясного отчета; это представлялось ему до такой степени странным, до такой степени бесформенным, и он снова постарался стряхнуть это с себя, повторяя мысленно, что это был сон.

Он опять лег на спину и стал смотреть на небо, вздымавшееся над ним высоким синим сводом. В вышине над его головой, распластав крылья, кружился орел: ему показалось, будто он подсматривает за ним, будто острый его взгляд, упорно устремлен на него. Это стало его мучить. «Что ему от меня нужно? — подумал он. — Зачем он подглядывает за мной». И точно боясь выдать свою тревогу, он лежал совсем неподвижно и следил глазами за птицей, пока наконец она не улетела, быстро взмахивая крыльями, не исчезла вдали, превратившись в темную точку. Тогда он почувствовал себя спокойней; но в то же время у него явилось ощущение пустоты.