Черновик человека - Мария Рыбакова

Спасибо, Эрик, за знакомство и за стихи.

У прилавка стоят папа с сыном, переминаются с ноги на ногу и улыбаются через силу, ждут, пока продавщица перестанет говорить на непонятном языке с человеком в серо-зеленой форме.

Простите, что надоел вам, Света, я к вам завтра еще подойду, если можно.

Эрик подошел к ней и на следующий день.

Она отложила книжку. Борьба за выживание может подождать (под бежевой обложкой коты уничтожали крыс, люди уничтожали котов, крысы распространялись в геометрической прогрессии и приносили чуму, чума уничтожала крыс, людей, собак).

Эрик напоминал ей мальчика с открытки, херувимчика, пионера, такое все в нем было открытое, ладное, такими широко открытыми глазами он смотрел на нее, стоял у палатки и забывал пить кофе из картонного стакана, кофе остывал, он глотал холодный напиток и не морщился. Он читал стихи про кенгуру и слонов, рассказывал, что снимает комнату, что в квартире еще два постояльца – Вики, которая работает с коалами, и ее парень. Что он, Эрик, хочет оттуда куда-нибудь переехать (куда-нибудь, где недорого). Что он, Эрик, видел Свету по телевизору, когда она совсем еще девочкой читала стихи и держала маму за руку, а когда переставала читать, в смущении прижималась лицом к маминому плечу. Что тогда у Светы была точно такая же челка, как сейчас. Что он видел ее фотографии в журнале, когда она выросла, и что он вырезал ее портрет и повесил у себя на стене в их квартире в Одессе, и что фотография провисела там до самого их отъезда, и что там были снимки других детей, которые стихи писали или играли на фортепьяно. Эрику с трудом верилось, что все они такие молодые и уже такие талантливые, и он ими дико восхищался, когда читал о них в газетах, и бабушка его тоже восхищалась, у них с бабушкой мнения всегда совпадали. Что он хотел взять Светину фотографию с собой в Америку, но он все откладывал момент, когда снимет ее со стены, потому что ему ничего не хотелось менять в комнате, ему вообще ничего не хотелось менять, ему совсем не хотелось уезжать, родители взяли его с собой против его воли. Что он счастлив, что они здесь познакомились, он расскажет родителям, они удивятся! А не хочет ли она пойти посмотреть, как он будет мыть клетку выдры? А еще он готов познакомить ее с Вики, если ей хочется потрогать коал. А можно он прочтет ей еще стишки?

Про лемуров?

Про вомбатов?

Про снежного барса, который играет в снежки со снежной бабой на заснеженном плоскогорье?

Мама, у нас лишняя спальня, давай возьмем жильца.

Как так лишняя, Света, в одной я сплю, в другой ты, какая же лишняя?

Мама, мы с тобой можем в одной спальне поместиться, тогда другая освободится, и туда сможем поселить жильца. Во-первых, от него будет доход, пусть маленький, но все же каждый месяц. Во-вторых, когда я по ночам работаю, тебе будет с кем поговорить.

Скажешь тоже, поговорить! Ты лучше, знаешь, бросай-ка эту работу дурацкую. Что это за ресторан такой, где почти всю ночь оставаться надо. И приходишь ты оттуда – страшнее в гроб кладут, круги под глазами, худющая вся. А утром опять в кофейную палатку. Зачем ты в эту лотерею играла? Что, тебе тут стало лучше от гринкарты?

Мам, без гринкарты я бы здесь работать не смогла. И ни с кем не познакомилась бы. Мам, ты бы меня хоть раз поблагодарила за переезд.

Да я сюда, Света, только ради тебя переехала. Чтобы тебе здесь одиноко не было. Лучше бы в Приморском остались, ты бы там тоже в ресторан пошла работать, если тебя так на кулинарию тянет. И не официанткой никакой, а в руководстве. Но тебе же главное, чтобы на тебя смотрели. Ты всегда хочешь быть в центре внимания. А если бы в Москве чего-нибудь поискала! Ну ладно, живи как хочешь. Но я ведь творческий человек, Света, я пишу картины, мне нужно спокойствие и вдохновение. Лишний человек в доме может мне помешать. И потом, если у нас будет жилец, как я, по-твоему, буду с ним разговаривать?

Я найду такого, чтобы по-русски говорил. Парня знакомого. Чтобы в доме был мужчина, а то вдруг кто заберется.

Да кто сюда заберется, кому мы нужны.

Что ты, не видишь, сколько бродяг вокруг. В парке на траве валяются.

Ты про интеллигентных людей в парке? От них действительно плохо пахнет, но вчера они восхищались моим этюдом на пленэре. Нам трудно было друг друга понять. Это ты у нас как кузнечик: ля-ля-ля, дзынь-дзынь-дзынь, трынь-трынь. А я могла только показывать и руками махать. Но им очень понравилось. Они трясли головами и говорили: гуд, гуд, мэм, вери гуд. Ты мне, кстати, кисти купила, которые обещала? Света, где твоя голова, магазин же только через дорогу? Нет, я сама не могу, мне же трудно на их языке объясняться, а тебе легко. Пойди и купи, а то моя тонкая кисточка совсем уже облысела.

Мам, так что ты думаешь, давай жильца возьмем. У меня один русский парень есть на примете, он в зоопарке техником работает. Его сюда родители привезли, он и по-русски, и по-английски хорошо говорит. Он тебе понравится, умный такой, стихи пишет шутливые про зверей.

И он мне их читать будет? Ой, не знаю, Света. Все-таки посторонний человек в доме. А какая гарантия, что он не сумасшедший? Вдруг на него найдет что-нибудь, а ты на работе. Я тут одна, старая, меня прибить легко.

Какая же ты старая, тебе даже нет шестидесяти, и он никого прибивать не будет. Он добрый. Такие всех любят. Вот, смотри, что он про бегемота написал: «Бегемот, бегемот, бежевая туша…» Забыла середину. Что-то вроде: «А вчера, наоборот, никого не скушал».

Ты это называешь поэзией? Вижу, Светочка, что ты снизила планку. Ну да где же тут увидишь истинных поэтов. Художников. Мыслителей. Люди в парке, конечно, интересуются искусством, но разве это настоящие интеллигенты? Настоящие были у нас, в Приморском. Жаль, что там жизнь стала такая невыносимая. Иначе бы никогда оттуда не уехала. Никогда, Света! Не спорь со мной.

Мам, тут будет гораздо лучше, если у тебя будет компания, которая и по-русски говорит, и стихи любит. Ну, пусть у него сейчас стишки плохонькие. Но ты ведь можешь его развивать. Ты можешь ему объяснить, что такое поэзия. Вон у нас стоят Пастернак, Ахматова. Ты можешь ему почитать. Он будет очень рад и благодарен. Такую женщину, как ты, здесь не встретишь. Надо, чтобы с тобой как можно больше людей познакомилось.

Ой, не знаю, Света, что ты затеваешь. Ну, пусть он к нам на День благодарения придет. Я на него посмотрю. Мы же этот день еще ни разу не отмечали, а я думаю, все же таки надо попробовать что-нибудь такое приготовить. Прикоснуться, так сказать, к их национальному духу. Ты мне, пожалуйста, индейку купи. Только свежую, смотри. Когда пальцем давишь, ямка почти сразу должна исчезать. Это значит, мясо упругое, молодое. Не забудь, пожалуйста. А то у тебя же ветер в голове. Сегодня один план, завтра другой. Сегодня жилец, завтра, небось, переехать куда-нибудь захочешь. Беда одна с тобой, Света.

Я все куплю, и кисточку, и индейку, не волнуйся, мама, все будет хорошо.

Нет, ничего хорошо не будет. Ничего уже никогда не будет хорошо! Ты шарф надела?

Мама, на улице двадцать градусов, какой шарф.

На улице зима, Света, опять простудишься, опять будет горло болеть, не жалуйся тогда. Надень шарф. Не этот серый, красный надень. Красный больше к черному пиджаку подходит. Надень красный шарф, который я тебе на день рождения купила. Что, не хочешь? Ну не хочешь, не надо. Я же как лучше хочу. Хочешь по-своему поступать, поступай по-своему. Только потом это все боком выходит, когда ты меня не слушаешь. Ключи взяла? А то опять забудешь.

«Дорогая Светлана, пишет тебе Павел, тридцать один год, по профессии токарь. На политзанятии нам читали твои стихи в «Комсомольской правде». Они мне очень понравились, и я решил тебе написать. Я не знаю твоего адреса, поэтому пишу в редакцию газеты с просьбой передать мое письмо Светлане Лукиной. Прости, не знаю твоего отчества. Тебе всего девять лет, а я уже взрослый; ты живешь в Крыму, а я в Сибири; и все же, думаю, нам было бы о чем поговорить, если бы мы встретились. Я, как и ты, люблю деревья, колосья и птиц. Когда бываю в деревне, выхожу иногда на просеку и думаю: зачем природе понадобилось, чтобы это все вот так было? По законам материализма, мир развивается, преодолевая внутренние противоречия. А куда он развивается? Он развивается от низшего к высшему, а высшее есть человек и общественные формации. Ты еще ребенок, а уже тебе в голову приходят вопросы, относящиеся к развитию мира и роли человека в обществе. Ты сочиняешь стихи о природе, о дружбе и о семье. У меня возникло впечатление – я встал и сказал об этом на политзанятии, когда мы статью в «Комсомольской правде», обсуждали, – что ты в своей формации одинока, что мало кто тебя понимает, ведь ты задаешь такие вопросы, на которые не каждый взрослый сможет ответить. Если захочешь поделиться со мной своими соображениями по поводу природы и человеческого предназначения – или любыми другими соображениями, – пиши мне по адресу, который я прилагаю к этому письму. Буду рад получить от тебя открытку или письмо. Прилагаю свою фотокарточку, чтобы ты знала, кому пишешь. Искренне, Павел С.»