Храмы ночью закрыты. Книга 1. И весь мир тебе должен - Софи Гид

Нестора тревожило то, что у Поля почти нет друзей, что было присуще и ему, они в этом были схожи. Эта нелюдимость была наследственной чертой. Спорт, к которому раньше пытался пристрастить его Нестор, не интересовал сына, хотя, несмотря на свой избыточный вес, в нём чувствовались хорошие задатки. Вот стрелять он любил. Так что попытки через спортивные занятия обрести для него друзей ни к чему не привели. У него отсутствовало и чувство командного игрока.

– Поль, ты меня замучил. Какого чёрта ты столько бежал? – Нестор встал перед канавой, упершись руками в колени ног, пытаясь отдышаться. И, изображая на лице улыбку, и подбирая слова, которые бы помогли найти для обоих выход из драматической ситуации, попробовал всё свести к шутке. – Я всё-таки, с твоего разрешения, вставлю ремень на место, иначе кроме тапочек, потеряю ещё и штаны на виду у всего города.

Поль смотрел на отца со страхом и недоверием.

– Ты всё время бежал за мной с ремнём. И не потому, что хотел подтянуть брюки!

– Поль, ну ты что. Я не собирался тебя бить!

Мальчуган раскис, у него задрожали губы.

– Ты просто не смог перепрыгнуть через канаву, – Поль недоверчиво рассматривает Нестора так, словно видит его впервые.

– Сынок, ну довольно, пойдём домой, – уговаривает его Нестор с нотками просительности.

– Ладно, – кивает мальчик. – Только я не смогу перепрыгнуть канаву ещё раз. Подожди, я обойду.

Поль обошёл канаву и медленно подошёл к отцу, глядя на его босые перепачканные ноги.

– Теперь весь Марсель будет говорить, что я не люблю своих детей и избиваю их, – проворчал Нестор.

Мальчик поднял глаза и одновременно беззащитно, но уверенно выдохнул:

– Их, – и было понятно, что он имел в виду Сильвену и Жермена, – ты любишь, а меня – уже нет.

Нестор ужаснулся этой фразе. «А меня уже нет…» Неужели он прав и Нестор может обделять его своей любовью?

– Не так, как раньше, – немного смягчил свою непримиримую позицию Поль.

Отец присел перед ним, словно прося прощения, повернул к себе лицо Поля и спросил:

– Ты и правда так думаешь?

Сын отвёл от него свои глаза, пожал плечами:

– А ты сам как думаешь?

Вечером, в служебном купе очередного поезда, сидя на насесте своего лежака, пока пассажиры его не беспокоили своими просьбами, Нестор обдумывал утренние разборки с сыном, то обвиняя себя, то оправдывая. Чего же не хватает этому мальчишке, они же с Эмилией обращаются с ним точно также как и с младшими детьми, также его целую и наказывают. Его также кормят и одевают, у него первым появлялись новые современные игрушки, которые уже по наследству передавались Сильвене и Жермену. Да, девочке были куплены ещё и куклы, детская посуда – но куда деваться от гендерных отличий? И домашние задания из школы делались совместно с мамой или папой. Видимо, наличие необходимых по жизни материальных вещей в жизни ребёнка не является определяющим в том, каким он вырастет и как себя чувствует в семье.

12 ч. 39 мин. 17.07.1974 г.

Амиран просто обожал ходить с мамой к её двоюродной тёте Нине. Она разрешала ему покопаться (но только аккуратно, не перемешивая ничего!) на книжных полках. Какое это наслаждение – перебирать и перелистывать увесистые тома, запоем погружаться в мир прекрасных героев и злодеев, пиратов и путешественников, забывая обо всем на свете. Художественная приключенческая литература была большой редкостью, и в магазинах ничего интересного в открытую не продавалось, хорошую книгу «доставали». Здесь же на полках рядами стояли Дюма, Стендаль, Толстой, Беляев…

За окном раскатистым неторопливым басом мужественного и уверенного в себе силача, перекатывающего по крутым мощёным старым булыжником улочкам большой овальный деревянный лоток на колёсах, раздавался клич продавца холодным счастьем для малышей и взрослых в эти жаркие летние дни: «Аба! Мааа-рооо-жниии! Ээээс-киии-мооо!», на который сбегались жители всего квартала. В основном это была ребятня.

– От него несёт чрезмерной для ребёнка послушностью, – говорила тётя Нина своей племяннице Гаянэ об Амиране. – Ему бы следовало побольше гулять со сверстниками и обзавестись друзьями. А вместо этого он у тебя читает с утра и до утра! У ребёнка каникулы! Выгоняй его на улицу, поиграет с мальчишками в кочи5. Пусть хотя бы сам пойдёт купить мороженного!

Можно сказать, что она слишком носилась с сыном, когда была рядом, но её влияние было настолько сильным, что Амирану было тяжело обходиться без него. Они поначалу были бедны, так как жили на одну её зарплату. В магазине и на рынке она была одной из тех домохозяек, которые, сжимая в руке почти пустой кошель, долго не сводят глаз с прилавков и ценников, не имея возможности купить всё и в достаточном количестве. Однако эта бедность рождала в Гаянэ острое желание не ударить лицом в грязь, накормить сына приличной едой, дать ему образование, чтобы в будущем он смог подняться до хотя бы стандартного-престижного положения советского гражданина. Жёсткая экономия не позволяла ей общаться и принимать тех, кого молодая мама предпочитала считать «людьми своего круга».

– Он такой, тёть Нин! Вы же видели: увидел у вас на полке «Три мушкетёра» и сразу попросился оставить его в комнате, чтобы он мог почитать. Он счастлив, что вы разрешили ему это.

Проходило время, её заметил мужчина, который довольно долго оставался рядом с ней, хотя и на расстоянии. И это «рядом, но на расстоянии» приводило к тому, что поскольку общение с людьми, которых она называла «людьми иного круга», было практически ею же сведено к нулю, фактически они с сыном жили в своём мирке. Даже когда финансовые возможности стали позволять им жить посвободнее. Доброжелатели всегда найдутся и о ней уже судачили кумушки во дворе. Но она обрела проявлявшуюся изредка некую напускную уверенность; её горделивая осанка, вскинутая голова, стали только подчёркивать в ней несдержанность до последней капли любви матери, которая видит смысл своей жизни в счастье собственного ребёнка.

В соседней комнате пробили часы, а ничто не напоминает более настойчиво о настоящем и будущем, как своевременный бой часов.

– Ты же видела, какой это толстый том, ему читать неделю. Я бы и так разрешила вам взять книгу с собой.

Однако, наделённая годами личного опыта своими представлениями о жизни, такая женщина подпитывается от своей убеждённости в собственной правоте и незаметно даже для себя начинают управлять и своими чувствами и своими детьми. В их обособленной от остальных жизни не было ничего плохого – как им обоим казалось. Скорее, это был такой уклад жизни, к которому привыкаешь; это и привязывало их друг к другу сильнее, чем остальных родителей и детей.

– Тётя, вы его не знаете! Он закончит её быстрее, чем вы выгоните нас отсюда.

Амиран обожал свою мать, которая уже сейчас, не говоря об этом сыну напрямую (мал ещё) присматривала ему подходящую пару из дочерей немногочисленных подруг. Она действовала с настойчивостью и простодушием, которые всё же не доходили до прямой бестактности.

– Не может этого быть! Он так быстро читает?

Амиран, конечно, ни о чем не догадывался.

– Особенно понравившуюся книгу. Особенно, если его могут от неё оторвать раньше, чем он дочитает. Он ещё и считает быстро. Сегодня утром, даже не знаю, что это пришло мне в голову, я задала ему задачку, спросила: «Сынок, только отвечай быстро: сколько будет – от девятисот двадцати восьми отнять четыреста двадцать, умножить на пятьдесят шесть и отнять тридцать два?» Он уже через секунду мне выпалил: «Двадцать восемь тысяч четыреста шестнадцать».

Просто ещё не пришло время выполнять и такую волю матери.

– Ну не знаю, милочка. Это не нормально для такого малыша. А тебе всё-таки не мешало бы выйти ещё раз замуж, чтобы Амиран не ходил по этой планете вечно под колпаком твоей юбки!

Что же, в конце концов, удерживало её от повторного замужества? Кто ответит на этот вопрос лучше остальных, кроме того самого мужчины?

– Тёть Нин…

Боязнь потерять его и тот достаток в жизни, который ею уже определялся «выше среднего»? Нежелание самой устраивать в своей жизни и жизни сына опасные перемены? Едва случайное чувство осветит темные глубины души, неосвещённые и редко посещаемые, пробудит её, как тут же гаснет под напором логических доводов ума, и всё снова погружается в рутину старых привычек. Ау!!!

– Гаянка, иди в жопу! Испортишь мальчишку! – тётя Нина могла спокойно и выматерить, а не только послать аппетитно в пятую точку. Впрочем, ей это подходило, этой старой матроне, черты лица которой и в восемьдесят выдавали в ней благородное происхождение её предков. И если вокруг неё женщины говорили – у меня девичья фамилия была такой-то, то тётя Нина объявляла: «Я – урождённая Тамбераци6!». С ударением на последний слог, чтобы не путали её фамилию с какой-нибудь там итальянской!