Ведьмак (сборник) - Анджей Сапковский

Ударил кордегардский колокол, сигнал смены вахты. Сестры Скарра мелодично храпели. Петюх чмокал сквозь сон, обнимая табуретку.

«Разыгрывал из себя бодрячка, – вспоминала Веда, – прикидывался храбрецом.

Риенс-то. Чародей Риенс, превращенный в свежеиспеченного «жаворонка» и привязанный к ножкам стола.

Изображал из себя храбреца, но никого не обманул, а меня-то и подавно. Филин предупреждал, что это чародей, поэтому я перемешивала ему мысли, чтобы он ни чародействовать, ни призывать магическую помощь не мог. Попутно читала его. Он защищал доступ, но как только учуял запах дыма от углей камина, в которых раскаляли железо, его магические защиты и блокады лопнули по всем швам словно старые штаны, а я могла читать его сколько угодно. Его мысли ничем не отличались от мыслей других людей, которых я читала в подобных ситуациях, людей, которых вот-вот начнут истязать. Мысли разбросанные, несобранные, полные страха и отчаяния. Мысли холодные, склизкие, мокрые и вонючие. Как внутренности трупа.

И все же, когда у него изо рта вытащили кляп, чародей Риенс продолжал разыгрывать из себя храбреца. Во всяком случае – пытался».

– Ну хорошо, Скеллен! Вы меня поймали, ваша взяла. Поздравляю! Низко склоняю голову перед техникой, профессионализмом и специализацией! Отлично вышколенные люди, можно позавидовать. А теперь прошу меня освободить. Уж очень неудобная поза.

Филин пододвинул себе стул, уселся на него верхом, опершись сплетенными руками и подбородком на спинку. Глядел на пленника сверху. И молчал.

– Прикажи меня освободить, Скеллен, – повторил Риенс. – А потом попроси подчиненных удалиться. То, что я имею сказать, предназначено исключительно для тебя.

– Господин Бригден, – спросил Филин, не поворачивая головы, – каков цвет железки?

– Еще минутку, господин коронер.

– Госпожа Сельборн?

– Трудновато его сейчас читать, – пожала плечами Веда. – Он слишком трусит, страх застит все другие мысли. А мыслей этих с избытком! В том числе несколько таких, которые он пытается скрыть. За магическими покровами. Но для меня это не сложно, я могу…

– В этом не будет необходимости. Испытаем классически, каленым железом.

– К чертям собачьим! – взвыл шпион. – Скеллен! Уж не собираешься ли ты…

Филин наклонился, лицо у него немного изменилось.

– Во-первых, господин Скеллен, – процедил он. – Во-вторых, да, абсолютно верно, я намерен припечь тебе пятки, Риенс. И проделаю это с неизъяснимым удовольствием. Ибо буду рассматривать сие действие как восстановление исторической справедливости. Могу поспорить, что ты не понимаешь.

Риенс молчал, поэтому Скеллен продолжал:

– Видишь ли, Риенс, я советовал Ваттье де Ридо прижечь тебе пятки уже тогда, семь лет назад, когда ты ползал в имперской разведке, скуля как пес о милости и согласии стать предателем и двойным агентом. Я повторил совет четыре года назад, когда ты без мыла лез в задницу Эмгыру, посредничая в контактах с Вильгефорцем. Когда ты по случаю охоты за цинтрийкой вдруг вырос из обычного маленького сексота в почти первого резидента. Я бился об заклад с Ваттье, что, если тебя поджарить, ты скажешь, кому служишь… Нет, я неточно выразился. Что ты перечислишь всех, кому служишь. И тогда, сказал я, ты, Ваттье, увидишь и удивишься, в каком количестве пунктов совпадут эти перечни. Что делать, Ваттье де Ридо меня не послушался. И теперь наверняка сожалеет. Но еще не все потеряно. Я припеку тебя всего малость, а когда узнаю все, что хочу знать, передам в распоряжение Ваттье. А уж он-то шкуру с тебя сдерет, помаленьку, маленькими кусочками.

Филин вынул из кармана платочек и флакончик духов. Обильно смочил платочек и приложил к носу. Духи приятно пахли мускусом, однако Веду потянуло рвать.

– Железо, господин Бридген.

– Я слежу за вами по поручению Вильгефорца! – завыл Риенс. – Дело в девчонке! Следя за вашим подразделением, я надеялся опередить вас, добраться раньше вас до охотника за наградами! Я должен был попытаться выторговать у него девку! У него, а не у вас! Потому что вы собирались ее убить, а Вильгефорцу она нужна живой! Что еще вы хотите знать? Я скажу. Скажу все!

– Ну-ну! – воскликнул Филин. – Не так споро, Риенс, этак и голова может разболеться от шума и избытка информации. Вы представляете себе, господа, что будет, когда его припечет? Он заорёт всех нас до могилы!

Крель и Силифант громко расхохотались, Веда и Нератин Цека не присоединились к веселью. Не присоединился к ним и Берт Бригден, который в этот момент критически рассматривал вынутый из угля прут. Железо было накалено так, что казалось, будто это не железо вовсе, а заполненная жидким огнем стеклянная трубка.

Риенс увидел это и визгливо закричал:

– Я знаю, как отыскать охотника и девушку! Я знаю, знаю! Я скажу!

– Само собой, скажешь.

Веда, продолжавшая читать в его мыслях, поморщилась, восприняв волны отчаянного, бессильного бешенства. В мозгу Риенса снова что-то лопнуло, какая-то очередная перегородка. «Со страха он скажет все, – подумала Веда, – все, что собирался держать до конца, как козырную карту, туза, которым мог перешибить остальных тузов при последней решающей раздаче на самую высокую ставку. Сейчас, от обычного отвратительного страха перед болью, он выкинет этого туза на фоски».

Вдруг что-то щелкнуло у нее в голове, она почувствовала в висках жар, потом неожиданный холод.

Теперь она знала скрытую мысль Риенса.

«О боги, – подумала она. – Ну и вляпалась же я в дельце…»

– Я скажу, – взвыл чародей, краснея и впиваясь вытаращенными глазами в лицо коронера. – Скажу нечто действительно важное. Скеллен! Ваттье де Ридо…

Веда вдруг услышала другую, чужую мысль. Увидела, как Нератин Цека двигается к двери, держа руку на рукояти кинжала.

Загудели шаги, в комнату влетел Бореас Мун.

– Господин коронер! Быстрее, господин коронер! Они приехали… Вы не поверите кто!

Скеллен жестом остановил Бригдена, уже поднесшего было железо к пяткам шпиона.

– Тебе надо играть в лотерею, Риенс, – сказал коронер, глядя в окно. – В жизни своей не встречал такого везунчика!

В окне была видна толпа, в центре толпы пара конных. Веда с первого же взгляда знала, кто это. Знала, кто тот худой мужчина с белыми рыбьими глазами, что сидел на рослом гнедом коне. И кто – пепельноволосая девушка на прекрасной вороной кобыле. Руки у девушки были связаны, на шее – ошейник. И синяки на распухших губах.

Высогота вернулся в хату в отвратительном настроении, угнетенный, молчаливый, даже злой. Это было следствие разговора с кметом, приплывшим на лодке забрать шкуры. Возможно, последний раз до весны, сказал кмет. Погода портится со дня на день. Слякоть и ветер такие, что страх на воду выходить. По утрам на лужах лед, того и гляди снег повалит, а после него – морозы, вот-вот река станет и заливы, тогда прячь лодку в сарай, сани вытаскивай. Но на Переплют, сам знаешь, даже на санях нельзя, разводье тут на разводье…

Парень был прав. Под вечер набежали тучи, с темно-синего неба посыпались белые хлопья. Порывистый ветер положил сухие камыши, белыми гривками загулял по поверхности разлива. Стало пронизывающе, чувствительно холодно.

«Послезавтра, – подумал Высогота, – праздник Саовинны. По эльфьему календарю через три дня Новый год. По человечьему нового года надо подождать еще два месяца».

Кэльпи, вороная кобыла Цири, топотала и фыркала в овчарне.

Войдя в халупу, он застал Цири копающейся в сундуке. Он позволял ей это, даже одобрял. Во-первых, совсем новое занятие после поездок на Кэльпи и листания книг. Во-вторых, в сундуках было множество вещей его дочерей, а девочке нужна была теплая одежда. Несколько смен одежды, потому что в холоде и влаге требовался не один день, прежде чем выстиранные тряпки наконец высыхали.

Цири выбирала, примеряла, отбрасывала, откладывала. Высогота уселся за стол, съел две вареные картофелины и обглодал куриное крылышко. Молчал.

– Хорошая работа, – показала Цири вещи, которых Высогота не видел многие годы и даже забыл об их существовании. – Тоже дочкины? Она любила бегать на коньках?

– Обожала. Зимы дождаться не могла.

– Можно взять?

– Бери что хочешь, – пожал он плечами. – Мне от этого никакой пользы. Если тебе пригодятся и башмаки подходят… Да ты никак упаковываешься, Цири? К отъезду готовишься?

Она уставилась на кучу одежды. Потом, помолчав, сказала:

– Да, Высогота. Так я решила. Видишь ли… Нельзя терять ни минуты.

– Сны?

– Да. Я видела очень неприятные вещи. Не уверена, случилось ли уже это, или случится лишь в будущем. Понятия не имею, смогу ли предотвратить… Но ехать должна. Понимаешь, я в детстве обижалась на своих близких за то, что они не пришли мне на помощь. Бросили на произвол судьбы… А теперь я думаю, что, пожалуй, им самим нужна моя помощь. Я должна ехать.

– Зима на носу.