Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро снесут и их, заменив кофейнями. Жидкие волосы объявят вне закона, и, как только атмосфера веселья окончательно покинет эти места, ни у кого не останется сомнений, что прогресс налицо.
Пока мы ехали извилистой дорогой вдоль пляжа, мне пришло в голову, что, если у меня когда-нибудь появятся дети и я захочу отвести их туда, где был счастлив когда-то, то окажется, что показывать мне им нечего, кроме новостроек.
БМВ добрался до конца дощатого настила и свернул налево, затем направо и еще раз налево и зарулил на песчаную подъездную дорожку, которая вела к маленькому белому дому с зелеными ставнями.
— Чего он там вытворяет?
— Кто?
— Бубба. — Энджи покачала головой, глядя в зеркало заднего вида.
Я посмотрел туда же и увидел, что Бубба припарковал свой черный фургон на обочине, ярдах в пятидесяти. Он выпрыгнул из машины и бросился бежать, свернув в проулок между двумя домами, как две капли воды похожими на дом Рыжего, и растворился где-то на задних дворах.
— Это, — сказал я, — в наш план не входило.
— Рыжик в доме, — сказала Энджи.
Я развернулся и поехал назад по улице, поравнялся с фасадом, увидел, как Рыжий запирает за собой дверь, и продолжил двигаться дальше, мимо фургона Буббы. Ярдов через двадцать я притормозил с правой стороны дороги, перед участком, на котором стоял недостроенный дом — родной брат всех остальных на этой улице.
Мы с Энджи вылезли из машины и пешком направились к фургону Буббы.
— Ненавижу, когда он так поступает, — сказала она.
Я кивнул:
— Иногда я забываю, что он способен к самостоятельным действиям.
— Я знаю, что он способен к самостоятельным действиям, — сказала Энджи, — но вот к каким именно? Это мне по ночам спать не дает.
Мы приблизились к задней части фургона как раз в тот момент, когда из проулка выскочил Бубба. Он оттолкнул нас в сторону и распахнул задние двери.
— Бубба, — начала Энджи. — Куда это ты сорвался?
— Ш-ш-ш… Не мешай. — Он забросил в фургон секатор, схватил с пола спортивную сумку и захлопнул двери.
— Что ты?..
Он прижал палец к моим губам:
— Ш-ш-ш… Поверь мне, все будет ништяк.
— А этот ништяк, случайно, не с часовым механизмом? — поинтересовалась Энджи.
— А что, хочешь? — Бубба снова потянулся к дверце фургона.
— Нет, Бубба. Не хочу. Ну ни капли.
— О! — Он опустил руку. — Некогда. Сейчас вернусь.
Он отпихнул нас и, пригибаясь, побежал к дому Рыжего. Когда Бубба бежит по вашей лужайке, заметить его так же легко, как слона в посудной лавке, даже если он пригибается. Весит он чуть меньше рояля и чуть больше холодильника, у него лицо отмороженного младенца, на лоб спускаются пуки каштановых волос, а голова покоится на шее обхватом с талию носорога. Вообще-то он и двигается почти как носорог, переваливаясь и чуть кренясь вправо, но, как ни странно, очень быстро.
Мы со слегка отвисшей челюстью наблюдали, как он опустился на колени перед БМВ, отмычкой вскрыл замок — я за это время не успел бы открыть его и ключом — и распахнул дверь.
Мы с Энджи напряглись, ожидая воя сигнализации, но все было тихо. Бубба полез в салон, что-то вытащил оттуда и запихнул в карман пальто.
Энджи сказала:
— Что за фигню он затеял?
Бубба раскрыл спортивную сумку. Порылся в ней, пока не нашел то, что искал. Это был маленький черный предмет прямоугольной формы, который он засунул в машину.
— Это бомба, — сказал я.
— Он же обещал, — сказала Энджи.
— Ага, — сказал я. — Но он же псих. Ты что, забыла?
Бубба протер рукавом пальто все места, каких касался внутри и снаружи машины, аккуратно захлопнул дверь и бегом направился к нам через лужайку.
— Я, — сказал он, — просто офигенно крут.
— Согласен, — сказал я. — А что ты сделал?
— Круче меня никого не было, нет и не будет. Я сам себе иногда удивляюсь.
Он открыл заднюю дверь фургона и швырнул на пол спортивную сумку.
— Бубба, — сказала Энджи. — Что у тебя в сумке?
Бубба чуть не лопался от гордости. Он раскрыл сумку и жестом пригласил нас заглянуть внутрь.
— Мобильники! — с радостью десятилетнего пацана объявил он.
Я посмотрел в сумку. Он был прав. Штук десять или двенадцать телефонов — «Нокии», «Эриксоны», «Моторолы»… В основном черные, некоторые — серые.
— Отлично, — сказал я Буббе, лицо которого лучилось восторгом. — А почему?
— Потому что твоя идея была говно. А я придумал кое-что получше.
— Моя идея была не так уж и плоха.
— Да говно она была, — сказал он радостно. — Дрисня, а не идея. Засунуть жучка в коробку и ждать, что мужик, хотя сначала это была баба, отнесет ее к себе в дом.
— Ну да. И?
— А что, если он оставит эту коробку на обеденном столе, а сам свалит в спальню? Много вы тогда услышите?
— Мы надеялись, что этого не произойдет.
Он поднял вверх большие пальцы:
— Обосраться какой план.
— Так, — сказала Энджи. — А какой план был у тебя?
— Подменить его мобильник, — сказал Бубба. — Он указал на сумку. — У этих всех жучки уже внутри. Все, что мне надо было сделать, — это найти среди своих ту же модель, что у него. — Он вытащил угольно-черную «Нокию»-раскладушку из кармана.
— Это его телефон?
Он кивнул.
Я кивнул вместе с ним и раздвинул было губы в такой же широкой, как у него улыбке, но вдруг передумал.
— Бубба, ты не обижайся, но чего ты этим добился? Этот парень у себя дома.
Бубба покачался на месте и несколько раз поднял и опустил брови:
— Да?
— Да, — сказал я. — И, как бы тебе это объяснить, на кой хрен ему пользоваться мобильником, когда у него дома три или четыре телефона?
— Домашние телефоны, — медленно проговорил Бубба, и улыбка медленно сползла с его физиономии. — О них я не подумал. То есть он может просто снять трубку и позвонить кому угодно, да?
— Да, Бубба. Они для того и существуют. Он, наверное, прямо сейчас по нему разговаривает.
— Черт, — сказал Бубба. — Жалко, что я телефонные провода перерезал.
Энджи засмеялась. Она сжала ладонями его херувимское
