Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Непонятно, почему застрелили всех террористов: ведь взять кого-либо из них живьем, одурманенных газом, вероятно, оказалось бы не столь уж сложно. А они могли дать важные сведения. Не исключено, что кому-то это было невыгодно. Не сообщалось, сколько убито бойцов спецназа, сколько их всего было.

Явно плохо подготовили медицинскую помощь. О ней, судя по всему, думали в последнюю очередь, а затем свалили на нее основную вину. Такова была общая линия: винить во всем спасателей. Медикам не сообщили заранее состав примененного газа, не снабдили нужным количеством антидотов, обезвреживающих ОВ. Машины стали пребывать через два-три часа после запуска газа. Медицинский персонал не мог оказать помощь быстро, на месте происшествия. Полумертвых людей сперва выносили из здания, складывали на землю, иногда на довольно длительное время, потом грузили в машины, везли в больницы и только там, через несколько часов, начинали применять противоядия (позднее в некоторых газетах опубликована неофициальная хронометрическая фотосъемка, сделанная из соседнего дома).

Было трудно спасти всех, учитывая, что здание заминировано, могло в любой момент взлететь на воздух по сигналу извне. В таких условиях вряд ли справились с эвакуацией любые медики, хоть израильские, хоть американские. По утверждению автора одной из статей, заложники были обречены заранее, с самого начала, и теми, кто в Чечне задумывал акцию (Басаев и др.), и властями Кремля, приказавшими штурмовать, пустить газ, а не вести «унизительные» переговоры. И начальники сепаратистов, и российские думали о чем угодно, только не о жизни рядовых, никому не ведомых простых людей. Если бы боевики взорвали при штурме всех: себя, заложников, спецназ — это могло бы даже устроить кремлевское руководство: злые чеченцы убили огромное количество безвинных людей, как в Нью-Йорке «Аль-Каида». Такое должно было вызвать сочувствие Запада.

История с «Норд Остом» продолжалась и далее. В «Новой газете» (№ 58, 11 августа 2003 г.) напечатана статья Анны Политковской «Заложница „Норд Оста“ стала заложницей государства». Автор писала о тяжелых последствиях применения газа, противоречащим победным реляциям, рассказывала об Е. Ф. Коростелевой, оказавшейся среди заложников; после освобождения Коростелева сама едва добрела до дома, но через несколько дней, когда стали особенно болезненными следствия отравления газом, обратилась в поликлинику. Там ее направили к следователю; начались многократные допросы, обвинения в том, что она мошенничает, что вообще не была заложницей, что лжет, из корысти обвиняя террористов в нанесении ей вреда (корысти никакой не было: она просила причитающееся ей пособие перевести детям погибших). Но ее показания противоречили официальной статистике (получалось, что есть жертвы, в нее не попавшие). Всякая импровизация, напоминание о происшедшем, с точки зрения властей, казалась недопустимой. Коростелеву довели до нервного срыва. Дело о ней передали в суд. Итог статьи: каждую неделю приходится писать о том, что действия спецслужб, правоохранительных органов становятся все более опасными для жизни общества, отдельных граждан; «Патрушев получил Героя за „Норд Ост“, хотя должен был быть отдан под суд», а Коростелова, за страдания которой он должен бы отвечать, привлечена к суду «за оскорбление террористов». Вообще все более становится непонятным, где террористический акт, а где спровоцированные специальными органами действия.

5-го ноября 2002 г. десять правозащитников, во главе с С. Ковалевым, осудили захват заложников террористами в Норд Осте, но и заявили о том, что он вызван действиями властей в Чечне, что им пользуются для резкого усиления цензуры. Во властных структурах говорили, что на каком-то канале передавалось что-то, что могло помочь террористам, вызвать к ним сочувствие. Я лично такого не видел. Но опасения правозащитников оказались не напрасными. В связи с событиями Норд Оста, в октябре 2002 г., министр СМИ Лесин угрожал закрыть ряд газет, радио «Эхо Москвы». Тогда же Дума, а затем, в ноябре, Совет Федерации начинают обсуждать поправки и дополнения к закону о печати, которые меняют его сущность, ограничивает свободу слова: в «чрезвычайных ситуациях»: за обнародование сведений, которые власти сочтут вредными (интервью с террористами и т. п.; кто террорист — определяют власти), опубликовавшие их будут считаться пособниками террористов. Расплывчатая формулировка, под которую можно подвести всё, что угодно. Дума единодушно приняла поправки. В Совете Федерации за них голосовали 145 членов Совета, против — 1, воздержалось -2. Союз журналистов России, объединения журналистов Москвы, Петербурга обратились к Путину с призывом не утверждать поправок, расценивая их как восстановление цензуры. Путин сделал вид, что прислушался к критике, поправок не утвердил, но и не отклонил (вернул на доработку). В марте 2003 закон вновь обсуждался в Думе и принят в первом чтении. Затем в мае — во втором. Все депутаты, кроме членов «Единой России», голосовали против, но это дела не изменило.

23 октября 2003 г. отмечалась годовщина событий в Норд Осте. Начальство всячески старалось, чтобы о них забыли. В годовщину трагических событий открыли памятник жертвам, но власти не хотели, чтобы на нем были перечислены поименно погибшие (с большим трудом это все же удалось «пробить»). Телевиденье подготовило несколько бессодержательных передач. Генеральная прокуратура, ведущая следствие, вообще молчит. Число заложников вроде бы выяснилось (912), но количество жертв так и осталось неизвестным. Все яснее становится, что террористы, когда пустили газ, могли успеть и подорвать здание, и убить заложников.

История с судебными исками потерпевших, родственников погибших. Они отклонялись судами один за другим. Было создано общество «Норд Ост» для защиты прав потерпевших. Кое — чего всё же удалось добиться. Где-то в средине мая 2004 г. власти объявили о начале выплат.

В связи с годовщиной Норд Оста появились новые материалы о происшедшем. В «Новой газете“ напечатана статья П. Фельгенгауэра» «Норд — Ост“: репутация или газ? Оказывается у власти был выбор» (№ 80, 27 октября 2003 г.). По словам автора, за год после трагедии ни один из существенных вопросов не прояснился: почему власти приказали начать штурм 26 октября, даже не попытавшись всерьез вести переговоры? почему террористы не взорвали заминированное здание? что за газ туда закачали спецслужбы?

Война в Чечне продолжается. Жертвы всё растут. К весне 2003 г. первая и вторая чеченская война стоили России 100 миллиардов долларов; только первых три месяца 2003 года обошлись в 3 миллиарда. По мнению Лондонского института стратегических исследований, только за 2003 год русские потеряли убитыми 4 тысячи человек. Оценка, может быть, завышена, «но у нас в стране кто их всерьез считает? Уж точно — не начальство».

В марте 2003 г. проводился референдум по Конституции Чечни. Итоги (официальные): более 80 % населения приняли участие в голосовании и 90 % из них проголосовали за Конституцию. Возможно, такие цифры не совсем лживы (сказалась все же надежда на прекращение «беспредела» военных, на мир, пускай хоть какой-нибудь). Но опубликованный процент явно завышен. Результаты почти сталинского времени, когда 99,9 % голосовали за «блок коммунистов и беспартийных». А при опросах многие чеченцы, особенно в лагерях Ингушетии, говорили, что не участвовали в голосовании, даже не слышали о нем. Вот военнослужащие (а их в Чечне тысячи) почти наверняка проголосовали «за». Установки властей не изменились: никаких переговоров с Масхадовым; только «с нашими друзьями». Всё же о реальном состоянии дел кое-что в газетах появляется. Весной 2003 г. корреспонденты «Общей газеты» совершили поездку по Чечне. Впечатления следующие: население относится к России, ко всему, происходящему в Чечне, резко отрицательно; если кто и принимал участие в выборах, то от отчаяния; совершается огромное количество военных преступлений, «зачисток»; их теперь признают даже местные власти (Кадыров, его сторонники); почти никто из военных преступников не наказан.

Знаменательна история с полковником Ю. Будановым, убившем чеченскую девушку, изнасиловавшем предварительно ее (последнее суд счел недоказанным). Буданов — один из немногих, кого привлекли к уголовной ответственности. Его судили через много месяцев после преступления и суд, по свидетельству экспертов, умудрился признать, что в момент совершения убийства он был невменяемым. Экспертиза проводилась за экспертизой (с участием печально знаменитого института им. Сербского, отправлявшего инакомыслящих в «психушки»). У здания суда демонстранты требовали оправдания Буданова. И лишь вмешательство заместителя военного прокурора России в последний момент перед вынесением приговора изменило ход дела. 21 апреля 2003 г. начался новый его разбор. Сочли необходимым демонстрировать в отдельных случаях объективность. Буданов был осужден, продолжая оставаться в глазах многих героем.