Фиора и Папа Римский - Жюльетта Бенцони

Фьора соскочила с мула и пошла вперед, а люди из эскорта остались на месте, потому что мужчины, не являвшиеся священниками, не имели права войти в монастырь.

Голос монашенки был мягким, а доносившееся пение — красивым и стройным. Бледная рука протянулась к Фьоре, которая без колебаний вложила в нее свою. Ее сразу же покинули беспокойство, недоверие и страхи. Неужели этот монастырь станет для нее прибежищем покоя?

Глава 2. САД САН-СИСТО

Монастырь доминиканок Сан-Систо, пользующийся особым покровительством папы, являлся любимым убежищем благородных девиц, решивших уйти от мирской суеты, но случалось порой, что там находили временное пристанище какие-нибудь молодые вдовы или женщины достойного поведения. Приехав прямо из Ватикана, Фьора была любезно встречена матерью Джироламой, женщиной почтенной, когда-то, видимо, очень красивой и, очевидно, привыкшей командовать. У нее были светлые глаза, смотревшие прямо на собеседника, музыкальный голос и улыбка, редко появлявшаяся на ее лице, однако очень сердечная, что сразу же расположило к ней Фьору. Она боялась оказаться в руках палача или в застенках тюрьмы, поэтому, очутившись под крылом матушки Джироламы, молодая женщина испытала облегчение.

— Вы неважно выглядите, — сказала матушка, рассматривая с состраданием свою новую постоялицу. — Уж не больны ли вы?

— Нет, матушка, не думаю. Просто я два месяца путешествовала по морю и очень тяжело перенесла это. А плохая пища сделала остальное.

— Понимаю. Я провожу вас в вашу комнату, куда вам принесут поесть.

— Нельзя ли принести воды, чтобы умыться. Вот уже несколько недель, как я по — настоящему не мылась.

— Я не решилась предложить вам это, — сказала настоятельница с легкой улыбкой. — У меня бывали пансионерки, не любившие ухаживать за своим телом, и, признаюсь, я не любила их за это. Вам принесут воды, белье и одежду, но я могу предложить вам только одежду послушницы.

— Я счастлива буду носить ее. Что же касается этой…

— Ее постирают, и если она вам больше не понадобится, ее отдадут бедным. Я думаю, что, пока вы будете у нас, она вам будет не нужна. А теперь идемте! По правде говоря, я считаю, что в первую очередь вы нуждаетесь в отдыхе.

Келья, отведенная Фьоре, выходила на галерею с небольшими колоннами, с которой был виден сад. В ней стояла узкая кровать с белыми занавесками и скромная мебель, что очень напоминало Фьоре келью, которую она занимала в Санта-Лючии во Флоренции во время катастрофы, перевернувшей всю ее жизнь.

Послушница, которая пришла к ней, зажгла маленькую жаровню, чтобы не так ощущалась сырость и чтобы она смогла помыться, не очень замерзнув при этом. Она поставила розу в маленькую майоликовую вазочку и принялась весело болтать, стряхивая одеяла и стеля чистые простыни.

Фьора узнала, что ее звали сестра Херувима, имя редкое, но очень подходящее ей. Ему соответствовали ее розовое, пухленькое личико и голубые глаза. Херувима была дочерью крестьянина из окрестностей Сполето, сеньор которого отдал ее в монастырь вместе со своей младшей дочерью Приской. В Сан-Систо Херувима жила уже почти пять лет и чувствовала себя здесь вполне счастливой — она не могла себе вообразить, что на свете есть места более красивые. Хотя не все было так уж безоблачно в этой обители — многие монахини страдали от лихорадки.

— Ничего не поделаешь, — заключила она, горестно разводя руками. — Это все болото, которое находится недалеко от монастыря. Летом здесь много комаров, а они разносят малярию.

Короче говоря, Сан-Систо, может, и был самым красивым местом в мире, но, возможно, одним из самых нездоровых. Благодаря небу лето должно скоро кончиться, а к тому времени, когда оно снова наступит, Фьора надеялась покинуть этот монастырь. Но в этот вечер, лежа на свежих простынях, пахнущих бергамотом, предварительно поужинав макаронами с базиликом и вкусным салатом из фруктов, молодая женщина подумала, что, несмотря на комаров, этот монастырь был по-своему одним из тех привилегированных мест, где боль отступает и где еще можно верить в божественное милосердие.

Сестра Херувима была немного разочарована тем, что Фьора не отвечала ей подобной откровенностью, но та извинилась, сказав, что очень устала и хочет спать, и пообещала поболтать с ней в следующий раз.

Изумительное ощущение того, что находишься вдалеке от человеческой злобы и можешь полностью располагать собой, не покидало Фьору и в последующие дни. Под ласковым, но твердым руководством настоятельницы Джироламы казалось, что монастырь живет одной большой семьей, каждый член которой был, по-видимому, вполне доволен своей судьбой. Монашенки — доминиканки находили в труде, музыке, молитве и созерцании духовный мир и душевное равновесие, которые дают духовный порядок. За стенами Сан-Систо не было слышно уличного шума, шепота интриг, предсмертного крика жертв, падающих каждую ночь на улицах в результате многолетней ссоры между могущественными семьями Орсини и Колонна, делившими между собой власть в Риме. В монастыре восхваляли господа бога и работали во славу его. Службы здесь были чрезвычайно красивы. Фьоре нравилось участвовать в них и петь вместе с монашенками, принявшими ее с любезностью и не задавая лишних вопросов.

Знали, конечно, что она была флорентийка, единственная в монастыре, и в скором времени всем стало известно, что она была вдовой одного из лучших военачальников Карла Смелого. Но монашенки абсолютно ничего не знали о покойном герцоге Бургундском, кроме одной, которая после некоторого колебания подошла однажды к Фьоре в саду.

Этот сад являлся для молодой женщины любимым местом отдыха, и, как только позволяло время, она усаживалась на лавочке в саду с каким-нибудь рукоделием или медленно прогуливалась по хорошо ухоженным аллеям. Он совсем не был похож на сад у дома с барвинками, ни даже на сад в вилле Бельтрами во Фьезоле, который Фьора так любила.

Несмотря на приближающуюся зиму, в этом саду, в котором завяли уже почти все цветы, росла огромная приморская сосна, вокруг которой раскинулись лимонные и гранатовые деревья, а также лавровишни. Тропинки были выложены мраморными плитами, а в фонтанах еще журчала вода. Здесь было множество и других средиземноморских растений, запах которых распространялся повсюду. Был, конечно, и огород, тщательно возделанный и защищенный от ветров кипарисами. Все это было произведением гениального, но немного сумасшедшего садовника.

Она сидела на скамейке, облюбованной ею с первого дня пребывания, и держала в руке покрывало для алтаря, которое она начала вышивать, но на этот раз ее пальцы не бегали по ткани.