Раскол - Ариф Караев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пили ли офицеры КГБ? Конечно, пили. И не только на редких коммунистических праздниках и днях рождения. Знали ли об этом старшие начальники? Естественно, знали. Потому что сами в большинстве своем работали иногда сутками без перерыва, и единственным средством хоть как-то сбросить напряжение становился порой алкоголь. Но спившихся, во всяком случае за время работы в системе, практически не было. Это уже после выхода на пенсию некоторые, так и не вписавшиеся в новую и порой непонятную гражданскую жизнь, как то ни прискорбно спивались. Но они все-таки составляли меньшинство.
Вагиф не был любителем горячительных напитков. Просто у него после смерти Саши все внутри как будто застыло. Он не способен был дать волю своим эмоциям, что-то непонятное, липкое затопило его сознание, притупив все чувства. И он никак не мог отделаться от этого удушающего мерзкого обруча, сдавившего его. Ему казалось, что где-то внутри у него тяжелой глыбой застыл ком льда и если он его не растопит, то так и не поймет, что с ним произошло. А не поняв, не сможет жить дальше, во всяком случае так, как жил прежде.
К полудню он уже потерял счет бутылкам. Допив всю водку, он медленно, по стеночке добрался до бара в гостиной и, с трудом усевшись в кресло, принялся за коньяк. Благо эти бутылки открывать не пришлось, большинство из них было с винтовой пробкой. Марочный коньяк он поглощал с помощью изящной хрустальной рюмочки чешской работы и большой коробки шоколадных конфет, на которую случайно набрел, перебираясь из кухни в гостиную.
Самое странное — он не пьянел. Он сам понимал всю неестественность происходящего, когда после такой убийственной дозы алкоголя мозг еще продолжал работать, автоматически фиксируя все детали и критически оценивая, как бы со стороны, его поведение. Во всем этом было что-то дьявольское, пугающее, нечто такое, что не поддавалось пониманию.
Все еще продолжая трезво осмысливать происходящее, Вагиф медленно поднялся и с трудом передвигая тяжелые ноги, доплелся до входной двери, в которую вот уже несколько минут кто-то усиленно барабанил. Открыв дверь, он не удержал равновесия и во весь рост растянулся в коридоре, продолжая держать в левой руке рюмку с коньяком.
— Пьешь, — неодобрительно проговорил Алексей Васильевич, проходя в комнату.
Константин, подняв Вагифа, довел его до кресла и присел на стоящий рядом стул, готовый в любую минуту среагировать на любое его неудачное движение.
— Тогда, может, и меня угостишь? — повысив голос, продолжил мэтр. — Что, только у тебя горе? А у меня его нет? Мне уже седьмой десяток пошел, а я один как перст на всем белом свете. Всех успел схоронить, и жену, и дочь. И сейчас хрен его знает, что может произойти завтра. Вышвырнут как шелудивого пса на улицу, и начинай новую жизнь на старости лет. Ты что думаешь, я за сорок лет службы что-нибудь нажил? Ни черта. Это только пока дача да машина государственные, а потом, если что, пшик один, и все. Так что наливай, мне в самый раз напиться, тем более что есть повод.
Вагиф осторожно взял бутылку и плеснул в рюмки коньяк. Алексей Васильевич поднял свою рюмку и молча выпил. Вагиф взял свою, поднес ко рту и вдруг почувствовал, как его замутило. Удушающая тошнота подступила к горлу и тяжелым комком обложила гортань. Стало трудно дышать. Рюмка, выпав из руки, со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Вагиф, прижав к губам носовой платок, бросился в ванную комнату.
Его трясло и выворачивало больше часа. Казалось, все, ничего не осталось в желудке, но через секунду все начиналось снова. Когда наконец это прекратилось, на него страшно было смотреть. Осунувшийся, с мутным взглядом, Вагиф был не похож на себя. Приняв душ, он вернулся в комнату. Комната была прибрана, ни одной бутылки спиртного ни на столе, ни в баре. У тахты, на журнальном столике, стояла большая чашка, над которой медленно поднималось облачко пара. Подойдя поближе, Вагиф почувствовал ни с чем не сравнимый запах хорошего кофе. Жадно выпив его, он свалился в буквальном смысле слова на тахту и сразу же погрузился в глубокий сон.
Проснулся он вечером. Тщательно побрившись, неторопливо оделся, выбрав теплые мягкие брюки темно-серого цвета и в тон им толстый исландский свитер с высоким воротником-стойкой. После чего, натянув сапоги и куртку, покинул номер. Спустившись вниз, он выпил в кафе две чашки черного кофе и съел кусок какого-то пирога. Потом перелистал пару журналов и, взяв свою куртку, вышел в вестибюль.
Молодой парень, лениво пережевывавший котлету в углу кафе, прервал свое невеселое занятие и, положив деньги на стол рядом с тарелкой, вышел вслед за ним. Вагиф, не глядя по сторонам, быстро пересек вестибюль и вышел на улицу. Он прекрасно понимал, что Алексей Васильевич не оставит его без внимания и потому не стал терять время на выяснение того, кто именно сегодня будет выполнять нелегкую роль его ангела-хранителя.
Подойдя к оставленной по его просьбе «ниве», он открыл дверцу и, не удержавшись, посмотрел в зеркало заднего обзора. Заметив молодого парня, садящегося за руль «шестерки», ранее внимательно следившего за ним в кафе, Вагиф невольно улыбнулся. Все в порядке, значит, он, несмотря ни на что, все еще в форме, поскольку заприметил парня еще в коридоре, заходя в кафе.
Алексей Васильевич не говорил, можно ли покидать пансионат. Да и сам Вагиф прекрасно понимал, что делать это нежелательно, но и оставаться здесь он больше не мог. Ему было необходимо сменить обстановку, потолкаться в городе, побыть в обыкновенной человеческой толпе, далекой от стрельбы, погонь, смертей. Короче говоря, он хотел хоть на какое-то время забыть весь тот ужас, который ему пришлось пережить за последнее время.
До города он добрался без приключений. Оставив машину на стоянке у метро, он пешком прошел несколько кварталов и оказался в районе Арбата. Несмотря на холод и довольно позднее время — было что-то около семи вечера, — здесь оказалось многолюдно. Он любил тут гулять. Он мог часами всматриваться в незатейливо выполненные произведения искусства, часто выставляемые здесь для всеобщего обозрения, или слушать музыку местных музыкантов, порой искренне удивляясь их мастерству. Воистину на Арбате можно было встретить все что угодно и на любой вкус.
Он уже гулял больше часа и собирался вернуться к своей машине, как вдруг услышал неподалеку знакомый голос. Пройдя несколько шагов, он неожиданно увидел Ксению, яростно спорящую с каким-то бородатым мужиком двухметрового роста. Из долетающих до него обрывков разговора Вагиф понял, что этот детина — художник, который никак не хочет уступить Ксении свой «шедевр» на червонец дешевле.
Вначале Вагиф хотел уйти, но потом, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, сделал несколько шагов и, вытащив необходимую сумму, молча протянул ее несговорчивому художнику. Ксения возмущенно повернулась, но, узнав Вагифа, смущенно замолчала и попятилась назад.
— Я дарю вам это полотно и прошу вас принять его, — неожиданно чопорно произнес Вагиф, чем, очевидно, окончательно сразил Ксению.
Она медленно протянула руку и взяла картину. Вагиф улыбнулся и, повернувшись, пошел в сторону метро. Вдруг он услышал сзади чьи-то шаги и кто-то крепко схватил его за рукав. Повернув голову, он увидел рядом с собой слегка запыхавшуюся Ксению.
— Хорошо, я возьму эту картину, но тогда вы должны поехать со мной, — выдохнула она, все еще крепко держа его за рукав.
— Куда? — ничего не понимая, спросил Вагиф.
— На день рождения моего… нашего друга, — ответила Ксения, глядя ему прямо в глаза.
А через полчаса они были уже в чистой, празднично убранной квартире на третьем этаже старого пятиэтажного дома в самом центре Москвы. Хозяином квартиры оказался тот самый артист, с которым судьба свела Вагифа в ту памятную ночь его возвращения домой. Увидев их, он совсем не удивился, напротив, повел себя так, будто в их приходе нет ничего странного и неестественного. Он даже не спросил, как и где они встретились, молча провел их в гостиную.
Гостей было немного. Вместе с ними человек десять. За столом царила непринужденная, дружелюбная атмосфера. Не было оглушительно громких тостов, как не было и не в меру сальных шуток. Но при всем том явственно ощущалась какая-то естественная раскованность и свобода, не переходящая тем не менее в назойливую фамильярность, которой так часто грешат в подобных застольях.
Вагиф чувствовал себя превосходно. Отказавшись от предложения сидящего рядом с ним мужчины выпить коньяк, он с удовольствием поел хорошо приготовленную долму, щедро полив ее густым кефиром. Несмотря на зиму, на столе было много зелени и свежих овощей. Часов в одиннадцать гости стали расходиться. Вагиф уже решил тоже покинуть гостеприимного хозяина, но тот неожиданно подошел к нему и предложил задержаться.
Когда гости ушли, они втроем перешли на кухню, благо она по размерам больше походила на комнату, и, уютно расположившись в углу, приступили к наиболее важному ритуалу — чаепитию. Хозяин дома приготовил великолепный чай, щедро добавив в него какие-то специи.