Канарский вариант - Андрей Молчанов

Впрочем, он всегда старался сыграть собственную игру, будучи в составе любой команды.

ОДИНЦОВ

Прошлая жизнь казалась ему дурным затянувшимся сном, из чьей вязкой трясины он с трудом выбрался в реальность. В реальность, где все было настоящее: солнце, воздух, небо. То, в чем изначально нуждался человек. Солнце же из того сна позволяло лишь различать предметы без помощи электричества, воздух был тяжел и безвкусен, а неба и вовсе не помнилось - так, серенькая или же чернильная завесь над головой…

И не без горькой усмешки он задумывался над тем, что обозначалось мистиками как реинкарнация, сравнивая себя нынешнего с неохотно вспоминаемым недавним «я».

Тот, прежний человек был ему попросту неинтересен. Тот был замкнут в круге скучнейших обязанностей, гнусных интриг якобы государственной значимости, стремления выжить, найдя себе местечко в тепленьком навозе привилегий, а он, Сергей Одинцов дня настоящего, вдруг осознал неожиданную, но и естественную истину: есть неглупый, здоровый мужик - не молодой, но и не старый, счастливо избегнувший увечий, когда пробуксовавшее колесо российской истории выбросило его в простор мира, в иное бытие, которое, не страшась, надлежало начать с чистого листа.

Поутру они уходили в океан. Прежде Одинцов был знаком с ним, как курортный купальщик, даже не подозревая, какую слепую безбрежную мощь таит в себе открытое пространство дикой глубокой воды, равнодушно готовой поглотить чуждых ей человечков с их моторизованными скорлупками и водолазными приспособлениями.

Море не нуждалось в людях. Они были инородны ему. И человеческая любовь и восторг перед синими просторами извечно, как уяснял Одинцов, оставались неразделенными.

Про себя он восхищался стариком, спокойно и уверенно обходившимся с этой неукротимой стихией, некогда едва не погубившей его. Старик, успешно выдержавший атаку времени, несгибаемый, полный оптимизма и внутренней силы, знал повадки океана, как дрессировщик - натуру хищников. И когда у Одинцова, неизменно терявшего направление к берегу в бескрайности водной шири, захватывало дух от осознания всей жути простиравшейся под днищем суденышка бездны, он невольно переводил взгляд на бывалого моряка, равнодушно цедившего указания команде.

Остальная троица, усвоившая в свое время мореходные навыки, также не паниковала перед жестоким водным миром и противодействовала качке и ветрам на удивление слаженно.

Необходимую отмель удалось найти лишь на пятый день упорных поисков.

Когда капроновый трос с грузилом, заменявший эхолот, в очередной раз канув в глубину, внезапно остановил свое скольжение на колесике блока, и бурунчик волны взвихрился на бирке с отметкой «50 м», старик, удовлетворенно крякнув, произнес:

– Вроде она… На самый край вышли, давай лево руля…

– Может, нырнем? - спросил Одинцов.

– Куда? - удивился старик.

– Как куда?

Команда зашлась в хохоте. Старик, цыкнув на развеселившуюся молодежь, пояснил:

– Успеешь. Банку очертить надо. Границы нащупать. Иначе - проныряешься. Пока туда, пока сюда… Весь керосин на компрессор ухайдокаешь. Акваланг не жабры. Боезапас. Все понял? Или… понравилось?

Да, понравилось! Это был незабываемый миг, когда, впервые очутившись в солнечном пространстве воды, он воспарил в нем, обтекаемый роем пестрых рыбок, с каким-то изумлением соображая, что подобен им, что может дышать, наслаждаясь своим послушным невесомым телом, которому доступны любые невероятные кульбиты.

Это был миг блаженства и восторга. Быстренько, впрочем, прошедший. У размытой подводной скалы, гнилым зубом выпирающей из песка, он увидел акул, дерущихся за добычу: разодранную в ветхие клочья рыбину. Две серебристые сабли, мельтешащие в поединке, быстротой и точностью своих агрессивных движений заставили его содрогнуться от невольного, первобытного страха. Ощущение полета и легкости движений тут же ушло, смененное объективным осознанием своей неповоротливой беспомощности перед хищными стремительными тварями, и он, вспотев в скованно обтянувшей тело резине гидрокостюма, поспешил, заполошно и неуклюже дергаясь всем туловищем, наверх, где колыхалось темным пятном спасительное днище катера.

Старик, выслушав его рассказ, бесстрастно пожал плечами. Сказал:

– Да разве это акулы? Мелюзга. По носу дашь - отвалят со свистом… Большая белая - согласен, вепрь! А эти… - Обернулся к Игорю. - Ты в глубину пойдешь, возьми ружьишко. Акула под маринадом, доложу, оч-чен-но даже… Мясо белое, плотное…

Банку очерчивали два дня, ставя притопленные буйки. Затем, определив ее условный центр, начали готовиться к погружениям.

Первым ушел в глубину Игорь.

Одинцов проводил взглядом черные плавники ласт, растаявшие в сумеречной придонной сини.

Жемчужную россыпь воздушных пузырьков смела в свой гребень легкая волна, качающая льдистый студень медуз. Шмыгнула мимо лица летающая рыбка, ударилась о колыхающуюся за бортом воду и, подобно брошенному крученому камню, заскользила вдаль стремительным слаломом, отталкиваясь от тугой бирюзовой толщи в туманце радужного трепета своих плавников-крылышек.

– Будем ждать результатов, - вздохнул моторист Василий, любовно протирая старым дырявым полотенцем лоснящуюся черным затертым пластиком защитную крышку мощного движка.

Потянулись минуты ожидания.

Страховочный трос чертил по воде, меняя углы наклона.

– Иголку он у себя из задницы, что ли, выковыривает? - недовольно бурчал старик. - Вот же елозит…

– Может, от акул отбивается, - невозмутимо высказал свою версию Вова, занятый прочисткой клапана и седла в запасном редукторе второго акваланга.

– Типун тебе, ботало…

Вода за бортом с шипением разверзлась. Показалась маска, на четверть заполненная затекшей водой, после на днище катера полетело подводное ружье и здоровенный, в светло-коричневых мраморных прожилках осьминог, грузно шлепнувшийся под ноги Одинцову, инстинктивно отпрыгнувшему в сторону от омерзительных, в белых болячках присосок щупалец.

Взобравшись на борт, Игорь беспечно заявил:

– Не слышу выражения благодарности за обеспеченный моими трудами ужин. Аплодисменты, пожалуйста…

– Ты за чем нырял, обормот?! - повысил голос старик. - Ты чего, на рыбалку сюда прикатил?! По турпутевке?!

– Докладываю, - ответил пловец дурашливо. - Я проникал в недра мирового во всех смыслах океана в нелегальных поисках немецкой подводной лодки. - Он неторопливо растирал кончиками пальцев округлый багровый рубец, оставленный врезавшейся в кожу маской. - Намордник менять надо, - добавил с досадой. - Течет, резина старая, еще советская…

– Сбиваетесь с курса… - недовольным голосом сказал старик.

– Да, я возвращаюсь к теме. Итак. На чем мы остановились? На поисках лодки. - Игорь обернулся на рассерженного отца. Затем обескураженно улыбнулся, мотнув коротко стриженной головой. - Какие поиски? Все найдено. Лежит наша «немка»! Под нами!!! - проорал восторженно, ткнув пальцем себе под ноги.

– Чего?! Сынок, правда?!

– Правда, папаня, правда! Твоя причем…

– Ну, рассказывай!

Одинцов переводил ошарашенный взгляд то на океан, то на небо.

Сбылось! Неужели - сбылось?!

И дело даже не в том, что находится в этом ржавом подводном крейсере, хотя, что называется, хотелось бы… чего-нибудь этакого… материальнозначимого. Но все-таки в данный миг главное заключалось в ином…

Тот уже бесконечно давний вечер в промозглых подмосковных Люберцах с нетрезвыми романтическими планами, та нудная и нервная дорога через всю Европу наконец-то реализовались в сегодняшнюю действительность, где был океан, затерянный в нем остров и всамделишная подводная лодка, находившаяся прямо под ними! Сбылось! И что бы уже ни было после…

– Значит, так, - продолжил Игорь устало. - Радоваться, если честно, пока нечему. Лодочка не подарок. Затонула - во всех смыслах. Вся в наносах песка. Шнорхель сгнил, но рубка цела, как каменная, хоть бы что ей…

– Ну так железо-то какое! - вдумчиво и благожелательно поддержал старик. - А потом, кто его знает почему, но морская вода порой - консервант! Вроде все проесть должна, а - наоборот!

– Крен на левый борт, - докладывал Игорь. - Дифферент - на корму. Туда не подобраться, полностью улезла в дно. Прогулялся я вдоль правого борта, дошел до отсека, где сортир с ящиками…

– Ну? - выдохнул Вова.

– Дырища… Метр железа до палубы чистый, без грунта, потом песок, а поверх песка - дыра. С футбольный мяч. Начал копать, она все шире и шире… Вода так обшивку прогрызть не могла. Значит… - Он помедлил. - Или боевое ранение, или…

– Или кто-то на лодочке уже побывал, - вырвалось у Одинцова.

– Все свинчивают до моего заезда, - заметил Василий убежденно. - Золотое правило. Без перспективы исключений из него. Нахожу место под солнцем - солнце заходит!