Они штурмовали Зимний - Петр Капица

На другой день Петроград стал походить на оккупированный город: по мостовым, грохоча колесами, двигались пушки, двуколки, походные кухни, всюду разъезжали конные патрули и стояли заставы. Юнкера и донские казаки хватали всякого, в ком подозревали участника демонстрации, и тащили в штаб военного округа.

Савелий Матвеевич только к вечеру зашел навестить Дему.

— Как плечо? — спросил он.

— Вроде не болит, да вот Игнатьевна не позволяет подниматься.

— Правильно делает; отлежись, пока тихо. А где же ты дружка своего потерял?

— Сам не пойму. У Сенного рынка были вместе, а потом — делся куда-то. Надо бы сходить на Садовую, может, люди видели.

— Сейчас по улицам не очень-то находишься. Живо в тюрьму угодишь.

— Савелий Матвеевич, что ж это, конец всему?

— Ничего, не такое видели. Но придется выждать. Центральный Комитет велит в бой не ввязываться, а оружие припрятать до лучших времен. У вас тут с Васей, наверное, целый склад?

— Да нет, — сказал Дема. — Моя винтовка, три пистолета, тесак и патронов штук двести.

— Давай мне их, сегодня же зарою. Завернув оружие в мешок, Савелий Матвеевич посидел еще немного и, когда сумерки сгустились, ушел домой.

Выборгская сторона оказалась отрезанной от центра города. Все мосты были разведены, а по набережным патрулировали кавалеристы и пехотинцы. Всех, кто переправлялся через Неву на лодке, солдаты обыскивали и отводили к дежурному офицеру. Тот либо отпускал нарушителя, либо отправлял в Главный штаб.

Выборжцы, побывавшие за Невой, видели, как взбесившиеся гостинодворцы, юнкера и чиновники избивали мастеровых и тащили «купать» в Фонтанке. Рабочему человеку опасно было показываться на Садовой улице, на Литейном и Невском проспектах: за всякое неосторожное слово, даже за косой взгляд его могли обвинить в шпионаже и растерзать.

— Как же мы дальше будем существовать? — спросила у Наташи Катя.

— Видимо, полулегально, — ответила та. — Ты читала, что о Ленине в газетах пишут?

— Возмутительно! Как им не совестно?

— Нашла у кого совесть искать! Они придерживаются правила: лги больше, обливай человека грязью, авось да что-нибудь прилипнет.

— Но мы должны протестовать... защитить его!

— Как же ты это сделаешь, когда все наши газеты разорены и закрыты?

— Объявить забастовку.

— Хотели, даже собрались в сторожке «Рено», но Владимир Ильич против. Он говорит, что забастовка может вызвать ответные меры и при таком засилии военщины привести к полному разгрому, а мы обязаны сохранить боевые силы. Ленин сам переходит на нелегальное положение.

— У меня все эти дни какое-то нехорошее предчувствие, — сказала Катя. — Точно должно случиться еще что-то худшее.

— Что же может быть хуже?

— Не знаю, но у меня душа болит.

Два дня подряд Катя ходила к Неве, надеясь встретиться с Василием на обычном месте. Но на набережной были только патрули.

Она пыталась по завкомовскому телефону дозвониться до «Путиловца», билась у аппарата больше часа, но ничего не вышло: «барышни» так соединяли рабочие районы, что в ответ слышалось лишь сердитое аллеканье да невнятное гудение.

Не написать ли письмо? Но кто ответит? Бабушка у Васи неграмотная. И на Дему рассчитывать нечего: если что случилось с одним, не минует и Другого.

Вечером из прихожей донесся звонок. «Он!» — обрадовалась Катя и бегом бросилась открывать Дверь.

Увидев в полутьме лестничной площадки долговязого военного, девушка встревожилась.

— Вам кого? — спросила она.

— Вас, Екатерина Дмитриевна, — ответил нежданный гость. — Разрешите войти?

Думая, что это приехал кто-то от отца, Катя пропустила военного в прихожую, закрыла дверь на крючок, включила свет и... от испуга чуть не вскрикнула. Перед ней, с кривой ухмылкой, стоял влажногубый и бледнолицый шпик, которого путиловцы зимой ловили в парке. «За мной», — решила девушка, и вся кровь словно отхлынула от ее сердца.

Заметив, как Алешина изменилась в лице, Аверкин поспешил ее успокоить.

— Не волнуйтесь, я пришел как друг… Вы, наверное, думаете, что я следил за вами с дурной целью? Клянусь, только из-за вас самой. Я все дела запустил... в дождь, в любую погоду, только бы увидеть...

Страх у девушки прошел, осталось лишь настороженное и неприязненное чувство к этому опасному человеку.

— Что вам от меня нужно?

— У меня серьезный разговор о вашем отце. Его Дмитрием Андреевичем зовут?

— Да, — ответила девушка.

— Здесь н-не очень удобно, — оглядевшись по сторонам, заметил сыщик. — Может, разрешите в комнату?

Катя молча открыла дверь в бывший кабинет пристава. Аверкин как-то боком проскользнул в комнату и с наигранной веселостью сказал:

— Для начала разрешите представиться: помощник тайного советника юстиции Виталий Фролович Аверкин. Имею также некоторое отношение и к контрразведке. — При этом он щелкнул каблуками и, ожидая, что Алешина, проникшись уважением к его деятельности, скажет хоть несколько учтивых. слов и протянет руку для примирения, стоял чуть согнувшись.

Но Катя прошла мимо, молча указала на стул и села напротив. Она ждала: что же он знает об отце?

Аверкина не обескуражила презрительная холодность хозяйки, — шпик привык к такому отношению.

Облизав и без того влажные губы, он вдруг перестал ухмыляться, глаза его сузились, стали жесткими.

— У меня не одно дело к вам, а несколько, — присев на кончик стула, официально сообщил он. — Первое — относительно квартиры, в которой вы проживаете. К нам обратилась жена... в общем клиентка Урсакова, с просьбой освободить незаконно занятые комнаты и предъявить иск за расхищение и порчу имущества.

— У нас есть разрешение Исполкома и на квартиру и на имущество бежавшего царского пристава, — сказала Катя.

— Охотно верю, — поспешил согласиться Аверкин. — Но, к сожалению, оно законной силы не имеет. Дом-то принадлежит купцу Меньшову, а имущество — Урсаковым, — так ведь?

— Так, да не так. Революция лишила грабителей прав на имущество.

— Наоборот, она будет защищать их.

— Вы, видно, о какой-то своей революции говорите?

— Вот именно, — ответил Аверкин. — Какая есть. — Так чего же вы медлите? — с вызовом спросила девушка. — Выгоняйте!

Аверкину не нравился ее резкий тон, и он не без укора заметил:

— Зачем же так грубо? Я ведь пришел не выгонять, а подсказать, помочь. При добром согласии всякое дело можно уладить..

«Чего доброго, в любви начнет объясняться», — подумала Катя и решила переменить тему разговора.

— Что вы знаете о моем отце? — спросила она.

— Нам известно, что он в тюрьме, и по очень серьезной статье: разложение армии по заданию иностранной разведки. А за это в военное время — расстрел.

Кате и в голову не приходило, что над отцом нависла такая угроза.

— Не может этого быть! — испуганно возразила она. — Он ничего такого не сделал.

— Я вам сочувствую, но факт остается фактом... измена присяге. Если не расстрел, то виселица! — повторил Аверкин. Ему хотелось запугать ее, помучить страхом. Он видел, как девушку ошеломила его весть, и радовался: «Сейчас она станет мягче».

А Катя в растерянности думала: «Что же делать: возмутиться и прогнать или выведать все, что можно?. Ради отца!»

Аверкин настороженно присматривался к девушке. Он понимал, какая борьба идет в ее душе, и поэтому с некой обидой в голосе сказал:

— Я бы, конечно, кое-что мог сделать для вас. Дело ведет знакомый мне следователь. Но вы так принимаете, что я скорей должен мстить, нежели помогать…

— Простите, — прервала его Катя. — Какое у вас еще дело?

— По поводу вашего знакомого — Василия Кокорева. Схвачен, можно сказать, на месте преступления, с уликами, как грабитель и агент иностранного государства. Под усиленным конвоем препровожден в «Кресты».

От этой вести сердце у Кати словно остановилось, ей стало трудно дышать.

«Неужели правда? — думала она. — Нет, нет, он лжет! Какое ограбление? Дурацкая выдумка!» — Стараясь не показать своего состояния, она как можно спокойнее спросила:

— А откуда вы это знаете?

— Знаю... такая уж должность, — уклончиво ответил он и тут же решил прихвастнуть: — У меня, видите ли, брат занимается особо важными делами. Он юридический кончил. Через него я на любое дело могу повлиять. Вот если бы знал вас получше, скажем, гулял... Вы как насчет островов?

Видя, что глаза у девушки сделались недоуменными, что она сейчас вспылит, он поспешил добавить:

— Не сегодня, конечно, я понимаю. С вашего позволения, может, в субботу, часиков в восемь?

«Пусть приходит; я кого-нибудь позову», — решила Катя.

— Хорошо, — сказала она, — я буду дома. Разузнайте все подробней.