Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов

– Это как?! – от непосильного стремления вникнуть в суть аргументации «нового буржуа», глаза Кропотова начали косить, словно у популярного киноактёра Савелия Крамарова.

– Пе-переносное значение этих слов – поставить в ще-щекотливое положение, – растолковал Эдуард. – Мы с деловым партнёром устроили этому Безматерных де-демпинг: буханками да прочей выпечкой по бросовым ценам Ильск и округу завалили. Ваш земляк и спёкся – практически ба-а-анкрот.

– И что дальше? – помрачнел Кондрашов, слушая откровения захмелевшего Хорина.

– Что дальше…, – самодовольно положил в рот и «схрумкал» лимонную дольку тот. – Сегодня договор подписали о купле-продаже его бизнеса за бе-е-есценок. В течение двух месяцев лик-ликвидируем его лавочку. Ну, как максимум, цех оставим. А затем поднимем цены до пре-е-ежнего уровня и к весне отобьём то, что потеряли на демпинге.

– Ну, хорошо, – не мог успокоиться Юрий, – вы скупили производство, а зачем же его закрывать?

– Так у нас своей продукции – выше крыши, – резанул себя ребром ладони по горлу приезжий. – Мы новые виды выпечки уже и на ре-региональном рынке па-азиционируем – в Удмуртии.

– Несправедливо, – сжал челюсти Кондрашов. – Ильский хлеб вкусный…

– Неумолимые законы конкуренции, – отхлебнув коньячку и «заполировав» его лимонной долькой, спокойно парировал довод оппонент. – Или ты, или тебя. Третьего не дано.

– Таким образом, вы и есть те самые акулы капитализма? – совсем по-мальчишески спросил юный тракторист, вглядываясь в

«хищника» так, точно впервые увидел.

– Х-ха! – не без апломба хохотнул горожанин. – Акулы не

акулы, а процессом правим глухо.

– Несправедливо, – с горечью повторил молодой механизатор. – Вон, возьмите нашего директора совхоза Бурдина: он сам живёт, но и про нас не забывает. Наши деревни – все на плаву, зарплату, хоть и не ахти какую, из месяца в месяц исправно выплачивают, к Новому году премию выписали…

– Базар непосвящённого, – не без досады «обрезал» его Эдуард. – Чего ты пи-пиаришь своего Бурдина? В курсе я и про него, и про ваш совхоз. По сути это никакой не-е-е совхоз. Как он называется? ЗАО «Совхоз Маяк». То есть, закрытое а-акционерное общество. И в нём пятьдесят один процент акций при-и-инадлежит Бурдину, а сорок девять – директору Ильского молзавода Разину. И знаете, на чём они выезжают?…На ма-а-а-монополистически выгодных условиях. Ваши земли лучшие в районе, раз. Хозяйство у райцентра под боком, два. Значит, транспортные расходы ми-и-и-нимальные. У Разина с Бурдиным блат в районной управе ещё с совдеповских времён, три. Вот и ве-весь секрет их просперити.

В полемике наступила пауза. Поскольку бутылка коньяка оказалась осушенной до дна, по предложению Кропотова переключились на ром. «Сантьяго де Куба» отведали лишь Виктор и Эдуард. Остальные отказались. Причём Шутова это сделала демонстративно. Если до сих пор она напряжённый диалог между Кондрашовым и Хориным воспринимала молча, то последняя тирада про Бурдина не могла её оставить равнодушной.

– В целом ты прав, Эдик, – вступила Марина в полемику. – Но нельзя игнорировать достоинства Анатолия Ивановича. Он молодых специалистов готовит, моего отца и меня по контракту за совхозом закрепил…

– Да я же не га-а-аворю, что он – плохой мужик, – резким движением руки остановил её Хорин. – Напротив, он дельный и как хозяйственник, и как человек. Я же говорю о ло-логике развития. Ведь, по большому счёту, ваш совхоз – тоже акула капитализма. Ведь из-за него разорились соседние, менее крепкие товарищества. Чего ж вы не орёте, что вы сами – мироеды, а? Кы-круче скажу: вот вступит Россия во Все-е-емирную торговую организацию, хлынет к нам поток дешёвых товаров из-за бугра, и лопнет наше до-олбаное сельское хозяйство, и наши отсталые автопром и агропром. Да и Россия – тоже а-анахронизм. Лет через тридцать она распадётся на экономически обусловленные регионы: Московия, Уральская ре-республика, Ки-и-итайская Дальневосточная республика…

– И к этому нас ведут? – зло сузил глаза Юрий.

– Законы рынка, – пожал плечами Эдуард.

– Зачем же народ обманывать? – пристал к нему Кондрашов.

– В каком смысле?

– Мы же голосуем и выбираем тех, кто обещает нам великую и неделимую Россию. А выясняется, что нас по законам рынка тянут к развалу страны.

– Пойми, – начал выходить из себя бизнесмен, – не важно, в каком государстве жить, важно жить сыто и в да-авольстве. Если мы отдадимся янкам, то поимеем на пару с ними остальной мир. Быть че-че-естным хочется, но меньше, чем богатым. Давай жить по-американски: если каждый гребёт к себе, то каждый и богат, – развивал нехитрую доктрину бизнесмен. – Если каждый богат, то богаты все.

– А как же тогда быть с Джоном Кеннеди, Эдик? – внезапно подала голос Кораблёва. – Он, между прочим, говорил: «Не спрашивай страну, что она может сделать для тебя, а спроси самого себя, что ты можешь сделать для своей страны».

Стелла никогда не проявляла себя напоказ, но уж если «выходила из тени», то это, по Гегелю, получалась настоящая феноменология духа.

– Ке…Такое говорил Кеннеди? – смешался Хорин. И спесь всепророчества сползла с него.

– Да и я в той же манере выскажусь, – вдохновлённый поддержкой Стеллы, уравнял себя с американским президентом Юрий. – Когда всякий лишь тянет одеяло на себя, общего дела не получится. Нынче в стране что рушится в первую очередь? Дороги, мосты, школы, больницы…А какая же без них Россия? И ещё: в Йемене или Гватемале все тоже очумело гребут под себя, но живут беднее всех. И таких из двухсот пятидесяти стран мира – больше двух сотен…

– Вау…Это…Юра-а! – простонал Хорин, в растерянности

подбирая доводы. – …Ну чего ты ту-тупишь? Думай о себе. Представь, ты работаешь под меня…Да за пару лет вырастешь так же, как я. А будешь бо-болеть за всех – так и сгниёшь в этом занюханом Нижнем Грязюкино!

– Но-но! – выходя из хмельной дрёмы, патриотично рявкнул Кропотов. – В Нижней Замараевке!

– Да всё одно…, – отмахнулся представитель среднегорского истеблишмента. – И кы-кому ты будешь нужен босой да безлошадный?

– Мне, – неожиданно вступила в дискуссию, уже больше походившую на перепалку, Стелла.

– Х-хе…Да-а? – словно кувырком полетев в канаву, поперхнулся Эдуард.

– Да, мне Юрочка нравится как раз такой, какой он есть – с невыразимым спокойствием повторила девушка, блистая иссиня-голубыми глазами. – Он – справедливый мальчик. Конечно, пока он очень юн, однако мне думается, что мужские перспективы у него самые благоприятные…Это наш ответ Чемберлену! – «ввернула» завершающий штрих она, и засмеялась, искоса посмотрев на Хорина. – Потому давайте прекратим склоку и продолжим приятный вечер.

Кораблёва встала из-за стола, прошла к своей кровати, достала из дорожной сумки, стоявшей на полу, какой-то свёрток и вернулась обратно. Приблизившись к Кондрашову, она извлекла из пакета спортивные курточку, шапочку и шарф – всё в красно-синюю расцветку с надписями «ЦСКА».

«Будущему знаменитому футболисту от фанатки», – шутливо сказала она. И тотчас же нахлобучила на Юрия шапочку, обвязала его шею шарфом, а затем благодарно поцеловала в щёку.

После этой