Деревянные актеры - Елена Яковлевна Данько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иозеф болен, смотрите, какой он бледный! — воскликнула фрау Эльза.
Она напоила меня горячим молоком, растирала мне закоченевшие руки и рассказывала:
— Мейстер Вальтер всю ночь сидел на крылечке, все тебя поджидал. А Марта, как узнала утром, что Иозеф не вернулся, давай плакать. Бедный Иозеф, говорит, верно, он попался лакеям, его, верно, побили! Лучше бы, говорит, Геновева пропала, чем Иозеф!
Я постарался улыбнуться Марте. Геновева сидела у нее на коленях. Марта и Паскуале наперебой угощали серую Бианку, а она гримасничала и радостно причмокивала на плече у Пьетро. Пьетро жадно ел, поглядывая на всех исподлобья.
После ужина мейстер Вальтер вышел на крыльцо покурить. Фрау Эльза убирала посуду, а Марта, порывшись в сундуке, сняла зеленые бархатные штанишки и теплую курточку с одного охотника, у которого была поломана нога, и надела их на Бианку. Бианка сразу стала нарядная и важная. Сущий егерь!
Тогда я попросил Паскуале достать мне того Кашперле, который прежде был Пульчинеллой. Паскуале принес мне его.
— Пьетро, взгляни, вот какой Пульчинелла. У него подбородочек сломался, но ведь это только проволока погнулась. Завтра я исправлю ее, и он будет раскрывать рот, вот так! — сказал я.
Пьетро взял вагу, заставил Пульчинеллу походить, побегать, ощупал и осмотрел его со всех сторон.
— Ну, даешь мне его? — спросил он наконец.
— Даю, только расскажи, что обещал.
Паскуале молча прислушивался. Марта играла с Бианкой.
— Так вот, когда Якопо пришел к нам из Венеции, он говорил, что встретил на набережной… этого, как бишь его… резчика?
— Дядю Джузеппе? — подсказал я.
— Вот, вот, его самого. Он сказал: если увидишь мальчишку — Джузеппе, — который у меня работал, скажи, что ко мне приходила его сестра… Она плакала…
— Плакала?
— Да. Она тебя разыскивала. Тетка Теренция послала ее к резчику…
— Ну, ну?
— Она хотела взять тебя к себе… Она вышла замуж за стекольного мастера и стала теперь важная, богатая — твоя сестра. И они уехали совсем из Венеции…
— Куда же они уехали?
— Важный барин дал ему много денег — этому стеклоделу, — чтобы он устроил ему стекольную фабрику на чужой стороне. Они и уехали…
— Но куда же, куда?
— А я почем знаю… Якопо знал, да забыл…
Я сидел, как одурманенный. Урсула разыскивала меня, Урсула хотела взять меня к себе… Если бы я не ушел тогда из Венеции, я жил бы теперь у моей сестры, а не скитался бы один-одинешенек по чужим людям… Тоска защемила мне сердце.
— Везет тебе! И всегда везло! — вдруг злобно сказал Пьетро. — Там, в Венеции, за тебя сумасшедший синьор деньги платил ни за что ни про что… Тут ты живешь у кукольника — как сыр в масле катаешься… И еще сестра тебя разыскивает, хочет к себе взять… Счастливчик, — видно, в сорочке родился!
Я посмотрел на него. Злые слезы стояли у него в глазах. Мне и в голову не приходило, что я счастливчик… Но Пьетро… Пьетро был уж совсем один, на чужой стороне. Пускай он возьмет моего Пульчинеллу. Я протянул ему куклу…
— А где же колпачок? — спросил Пьетро.
Паскуале достал колпачок и балахончик Пульчинеллы, отвязал нитки и стал переодевать куклу. Он без слов понял, за что я заплатил Пьетро своим Пульчинеллой.
— Это еще что? — вдруг загремел над нами голос мейстера Вальтера. — Чьи это шутки? Зачем ты переодеваешь Кашперле?
— Я отдал его Пьетро… — заговорил я.
— Отдал Кашперле? Да ты с ума сошел? Чтоб я позволил… — Мейстер Вальтер выдернул куклу из рук Паскуале. — …лучшую куклу отдать из театра? Дудки!
Я хотел рассказать мейстеру обо всем, но вдруг все немецкие слова вылетели у меня из головы… Я схватил его за руку, он оттолкнул меня, и я заорал так, что сам испугался своего голоса. Тут перед мейстером очутилась Марта.
— Дай, дай сюда Кашперле, отец! — крикнула она. — Иозеф должен отдать его этому мальчику! — У Марты сверкали глаза, а голос был такой настойчивый, что мейстер выпустил куклу из рук.
— Я слышала, я поняла… этот мальчик принес им вести с родины… — говорила Марта. — А Кашперле вовсе не наш, Иозеф сам его сделал… Иозеф заслужил это, отец… — Тут Марта заплакала.
— Ну, ладно, дочка, будь по-твоему. Не сердись, Иозеф. Кукла по праву — твоя, а не моя. Уж очень мне жаль было выпускать из театра такого славного актера. — Мейстер, Вальтер положил мне на плечо свою широкую ладонь.
— Я сделаю вам другого Кашперле, мейстер Вальтер, — собрав последние силы, сказал я. Потом темнота хлынула мне в глаза, и я забылся.
———
…Баронессочка в паре с Бианкой танцевала менуэт. Я шарил по полу, ища Геновеву. Из темноты выплыло лицо мсье Дюваля. «Я знаю, куда уехала Урсула! Пойдем!» сказал он. Я уж хотел было итти, как вдруг крючконосый судья в серебряных очках поволок меня на виселицу. Я знал, что надо накинуть ему на шею петлю, а самому удрать, как делает Пульчинелла, когда сбир тащит его на виселицу, и для этого я превратился в Пульчинеллу. Сломанный подбородок ужасно болел у меня. Нитки больно дергали руки и ноги, особенно меня мучила спинная нитка. Она вонзилась в спину, как раскаленное железо. Я старался задрать голову и посмотреть, кто держит мою вагу и безжалостно треплет меня. Наверное, это кто-нибудь из маленьких гостей баронессочки так озорничает. А я должен был узнать, куда уехала Урсула.
— Эй, полегче там! Не дергайте! Это вам не игрушки! — крикнул я.
— Пеппо, миленький, лежи спокойно… скоро приедем, — жалобно ответил Паскуале.
Открыв глаза, я видел над собой зеленые ветки и ясное небо, а потом опять наступала темнота. Толчки и дерганья терзали меня. Наконец боли унялись, — я очутился в гондоле и тихо поплыл в сияющую даль лагуны.
Я был долго болен горячкой. Закутанного в платки, меня повезли на тележке в Фридрихсталь, где наш театр собирался играть. Дорога была неровная, тележку трясло и подбрасывало, а мне казалось, что
