Сага о копье: Омнибус. Том II - Маргарет Уэйс

— Но что я увижу? — прошептала Крисания, в которой еще сражались между собой недоверие и любопытство.

— Только то, что видели твои глаза, но что сама ты видеть не хотела.

Рейсшин прикоснулся к поверхности шара тонкими пальцами и прошептал слова повеления. Крисания неуверенно склонилась над столом и заглянула в Глаз Дракона. Поначалу она не увидела ничего, кроме кружащегося зеленоватого тумана.

Потом туман рассеялся, и она отпрянула: из глубины шара протянулись к ней нечеловечески длинные, тонкие руки.

— Не бойся, госпожа, — успокоил ее Рейстлин. — Это всего лишь отражение моих рук.

И действительно, руки прикоснулись к рукам Рейстлина и исчезли. Цветной вихрь внутри шара закрутился с неистовой яростью и силой, и на мгновение у жрицы закружилась голова. Потом вихрь тоже исчез, и она увидела…

— Палантас, — ахнула Крисания.

Она видела весь город, плывущий в утреннем тумане и мерцающий, словно драгоценный жемчуг. Сначала он был далеко, потом стал стремительно приближаться, как если бы сама Крисания падала на него с высоты. Вот промелькнул Новый город, городская стена, и замелькали кварталы Старого города.

Храм Паладайна возник перед самыми ее глазами — прекрасное строение, мирное и безмятежное, освещенное ярким утренним солнцем. Потом она оказалась за Храмом и заглянула за высокую стену. Дыхание у нее перехватило.

— Что это? — спросила она.

— Разве ты никогда здесь не была? — удивился Рейстлин. — Эта улица пролегает под боком у Храма, рядом с его священными садами.

Крисания покачала головой.

— Нет… — сказала она, и голос ее надломился. — Но как это может быть? Я прожила в Палантасе всю свою жизнь, я знаю в нем каждую…

— Нет, госпожа, — нежно поглаживая кончиками пальцев поверхность шара, перебил жрицу Рейстлин. — Ты знаешь очень малую его часть.

Крисания не нашлась что ответить. Скорее всего, Рейстлин был прав. Она действительно не узнавала эту улицу и часть города. Здесь было грязно, темно, повсюду валялись отбросы и нечистоты, так что она почти почувствовала их тошнотворный запах. Утреннее солнце не освещало улиц, над которыми нависали дома такие ветхие, что, казалось, у них нет больше сил стоять прямо. Теперь Крисания догадалась, что это за строения, — она видела их с другой стороны. Это были лабазы, в которых хранилось все, от зерна до бочонков с вином и элем. Но как же жутко они выглядели сзади и как благопристойно со стороны фасада! И кто эти грязные, изможденные люди?

— Они живут здесь, — ответил Рейстлин на ее невысказанный вопрос.

— Где? — в ужасе переспросила Крисания. — Здесь? Но почему?

— Они живут там, где могут. Они, как черви, прогрызают свои ходы в живом сердце города и питаются его отходами. Что касается вопроса, почему… — Рейстлин пожал плечами. — Им больше некуда пойти.

— Но это ужасно! Я скажу Элистану. Мы поможем им, дадим денег…

— Элистан знает, — спокойно сказал Рейстлин.

— Не может быть! Невероятно…

— И ты тоже знала, госпожа. Если не об этих лабазах, то о других местечках вашего прекрасного города, которые на деле не были такими уж прекрасными.

— Я ничего… — возразила было Крисания, но осеклась. Воспоминания нахлынули на нее. Она увидела, как ее мать отворачивается от окна, когда они проезжали в своей карете по задворкам города, как рука отца поспешно задергивает плотные занавески и как он приказывает кучеру ехать другой дорогой.

Между тем изображение в шаре заволоклось дымкой, взвихрилось и исчезло, а на смену ему уже торопилось другое, потом еще и еще. Крисания с болезненным любопытством и томительной мукой следила за тем, как маг срывал перед ней блестящий фасад красавца города, обнажая его кровоточащие язвы и гнилую сердцевину. Она видела кабаки, публичные дома, игорные притоны, верфи, доки… и везде перед потрясенной жрицей вставали картины порока и нищеты. Она не могла больше отворачивать лицо, не смогла спрятаться ни за какие занавески. Рейстлин ткнул ее носом в безысходность и нищету, в голод и болезни, в пороки и неприкаянную старость.

— Нет, — взмолилась Крисания и отпрянула от стола. — Не надо больше, прошу…

Но Рейстлин был неумолим. Краски шара снова засверкали ослепительной радугой, и они покинули Палантас. Глаз Дракона понес их по всему континенту, и повсюду Крисания видела отвратительные и страшные картины. Овражные гномы, отвергнутые своими сородичами, прозябали в грязи и нищете, заняв те области Кринна, на которые никто не покушался из-за их никчемности и очевидной непригодности для жизни. Она видела людей, страдающих от голода и жажды в землях, на которые обрушилась засуха. Она видела диковатых эльфов, порабощенных своими соплеменниками. Видела жрецов, использующих свое влияние и власть, чтобы скопить несметные богатства, и обманывающих тех, кто простодушно доверял им.

Слишком многое обрушилось на нее сразу. С отчаянным криком Крисания закрыла лицо руками. Ей казалось, что пол кабинета уходит у нее из-под ног, а стены угрожающе раскачиваются. Крисания зашаталась и чуть не упала. Затем она почувствовала, как руки Рейстлина обхватили ее. Крисанию обдало странное, обжигающее тепло его тела, и мягкий бархат его плаща прижался к ее плечу. От Рейстлина пахло диковинными пряностями, розовыми лепестками и чем-то еще, незнакомым и таинственным. Крисания услышала, как с легким хрипом работают его больные легкие.

Маг осторожно подвел жрицу к креслу и усадил ее. Крисания с благодарностью опустилась на мягкое сиденье и тут же отодвинулась, словно избегая дальнейших прикосновений мага. Ее тянуло к Рейстлину, но одновременно она страшилась его близости, от которой у нее начинала кружиться голова и появлялось ощущение безвозвратной потери. Крисании ужасно захотелось, чтобы Элистан был сейчас рядом с ней. Он бы понял, он знал бы, какими словами возразить магу! Крисания ни минуты не сомневалась, что всему тому, что она увидела, должно быть какое-то объяснение. Все эти страдания, все зло, которому она стала свидетельницей, просто не имело права существовать. Крисания почувствовала себя опустошенной и молча обратила взгляд к огню.

— Мы не такие уж разные. — Голос Рейстлина донесся до нее словно из очага.

— Я живу в Башне, полностью посвятив себя своей науке. Ты живешь в своем Храме, и твое занятие — вера. Весь остальной мир вращается вокруг нас.

— Но это и есть подлинное зло, — сказала Крисания языкам пламени. — Зло в том, чтобы сидеть и ничего не предпринимать.

— Наконец-то ты поняла, — сказал Рейстлин. — Я больше не хочу сидеть и ждать. Долгие годы я потратил на то, чтобы собрать знания и достичь одной цели.

И теперь осуществить то, что я задумал, вполне в моих силах. Я смогу изменить мир, Крисания. Я хочу и могу сделать это.

Жрица быстро взглянула на него. Ее вера покачнулась, но фундамент, на котором она держалась, был неколебим.

— Именно об этом и предупреждал меня Паладайн в моем сне! — воскликнула она и крепко сжала ладони на своих коленях. — Твой план изменения мира приведет его к гибели. Ты не должен, не должен осуществить его! Паладайн…

Рейстлин нетерпеливо взмахнул рукой, и глаза его сверкнули. Крисания отпрянула, ощутив его обжигающий гнев.

— Паладайн не остановит меня, — сказал Рейстлин. — Не остановит, поскольку я собираюсь сразиться с его главным врагом.

Крисания уставилась на Рейстлина с недоумением. Она ничего не понимала. О каком враге говорит Рейстлин? Какой враг может быть у Паладайна в этом мире?

Потом она догадалась, что имел в виду маг. Кровь отхлынула от лица Крисании, и судорога ледяного страха пробежала по ее рукам. Не в силах произнести ни слова, она только покачала головой. Жрица никак не ожидала, что честолюбив может достигать таких пределов. То, что он задумал, было слишком ужасно, чтобы говорить и думать об этом спокойно.

— Хочешь, я объясню? — предложил Рейстлин.

И он рассказал ей о своих планах. Крисании казалось, что она просидела в кресле перед камином несколько долгих часов, загипнотизированная взглядом странных глаз и зачарованная мягким монотонным голосом мага. Рейстлин рассказывал ей о своем чудесном искусстве, о чудесах магии утраченной, о волшебстве, которое было подвластно одному лишь легендарному Фистандантилусу.

Наконец он замолчал. Крисания по-прежнему сидела неподвижно — ее душа все еще блуждала в тех мирах, о которых она раньше не имела ни малейшего представления. За окном наступили серые предрассветные сумерки; дрова в камине почти прогорели. В комнате стало светлее и холоднее одновременно, и молодая женщина поежилась.

Рейстлин кашлянул, и Крисания, почти позабывшая о его присутствии, вздрогнула. Маг был бледен от усталости, но его глаза горели лихорадочным огнем, а тонкие пальцы возбужденно дрожали. Жрица поднялась.