Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова

– Ты скучал, малыш? – спросила я у кота.

Домино заурчал еще сильнее.

– Я скучала! солнце на улице – просто обалдеть, а еще я постриглась и купила куртку, как тебе мой новый образ? одобрямс?.. а здорово было бы проехаться на какой-нибудь крутой тачке с ветерком, тебе нравятся крутые тачки, зверюга?., а еще у меня для тебя подарок, чтобы ты не мерз долгими зимними вечерами. И если ты вел себя осмотрительно и не взорвал квартиру направленным взрывом – получишь его немедленно…

Домино и не думал вести себя осмотрительно.

Я поняла это, едва заглянув в комнаты. Дверцы платяного шкафа были распахнуты настежь, а большинство вещей вывалено на пол. Холодея, я присела на корточки перед грудой тряпок и принялась разбирать их:

ярко-красная шифоновая блузка – изорвана в клочья,

белая блузка из шелка – изорвана в клочья,

лимонная батистовая блузка с жабо – изорвана в клочья,

зимняя твидовая юбка – испачкана дерьмом,

набивной жакет из Сингапура, купленный в рассрочку у мусика прошлым летом, – безнадежно испорчен кошачьими когтями.

А газовые шарфики, которыми я любила повязывать шею, отправляясь на работу, – на их судьбе можно было смело ставить крест!

Ярость и бессильная злость захлестнули меня – но лишь на мгновение, после чего сознание прояснилось, как прояснились причины вчерашнего бегства типа по имени… по имени… Тимур. Что, если ему не терпелось избавиться от кота? Вот он и ссудил его мне. И умчался в неизвестном направлении. А обратной связи не существует.

«Номер закрыт».

Вряд ли в гардеробе Тимура присутствовали блузки из батиста и шифона, но… Есть масса других способов достать хозяина. Метить территорию, например. Гадить в обувь. Впиваться зубами в незащищенные части тела. Драть кожаную мебель, если таковая имеется. Пачкать обои. Превращать в осколки саксонский фарфор.

Хорошо, что у меня нет фарфора. Однако его с успехом заменил сингапурский жакет, который жалко до слез.

По идее, злость к выходкам кота должна была накрыть меня с головой. Но минутная вспышка прошла и больше не вернулась. Более того, я почувствовала странное успокоение – особенно когда Домино вошел в комнату, остановился в двух метрах от меня и замер, склонив голову набок. После чего произнес сакраментальное «мау-у-у!».

– Ну, и что ты тут отчебучил? – вполне миролюбиво спросила я.

Домино на секунду прикрыл свои миндалевидные глаза и снова распахнул их.

– И как прикажешь это понимать?..

При ближайшем рассмотрении текстильный погром, учиненный Домино, был посланием. Мессэджем, как любят выражаться во всех продвинутых редакциях от Калининграда до Владивостока. Кот расправился только и исключительно с теми вещами, которые я надевала на работу. Демократичные футболки, выпендрежная джинса, свитера, шорты, летние топики и майки для пленэра остались нетронутыми. Положительно, Домино не нравилось мое корректорское настоящее.

Мне оно тоже не нравилось.

– Что будем делать, малыш?

Кот как будто ждал этого вопроса. Он перестал изображать египетскую статуэтку, подбежал ко мне, призывно мяукнул и устремился в угол за диваном. Я двинулась за ним с некоторой опаской: не то чтобы происходящее пугало меня… Да нет, оно меня пугало! Если вспомнить сон о принципе домино, закончившийся падением в пропасть. Если вспомнить мадридскую фотографию 1933 года с котом на переднем плане. Если вспомнить залепленные жвачкой волосы и компьютер, отказавший мне во взаимности вчера вечером… Что ждет меня за диваном?

Джинсовый комбинезон.

За диваном меня ждал джинсовый комбинезон.

Просторный и невыразимо замечательный, с металлическими пуговицами и металлическими суперзастежками на лямках; с попсовыми кожаными заплатками на коленях, с попсовыми кожаными карманами на заднице. Я купила его три года назад в маленьком секонд-хенде у «Ленфильма», отвалив сумму, которую не стыдно было бы оставить и в навороченном бутике. Как же меня вдохновляли заплатки, карманы и суперзастежки! Я готова была носить этот комбез не снимая, но общественное мнение в лице мусика, Милли-Ванилли и женщины из «Ленэнерго» вынесло свой вердикт:

ЭТА ВЕЩЬ ТЕБЕ НЕ ИДЕТ.

А Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, зависела от общественного мнения, как никто другой в этом городе. В этой стране. На этой планете. Потому джинсовая радость и была спрятана подальше, заныкана на самой нижней полке и завалена уймой других тряпок – дабы не впасть в искушение надеть ее и носить не снимая.

И вот теперь Домино выудил ее! И не просто выудил, а подтащил к дивану.

Каким образом ему это удалось?

Будь он служебной собакой, или пастушьей собакой, или собакой-охранником соответствующей комплекции – вопросов бы не возникло. Но Домино был слабосильным канадским сфинксом – тогда каким образом ему это удалось? Таким же, каким он очутился в черно-белом Мадриде Картье-Брессона. Спроси что-нибудь полегче, лапуля. А лучше вообще ни о чем не спрашивай, а просто надень шмотку.

Надень.

– Ты полагаешь, я должна это надеть? – спросила я у кота для проформы.

– Мау-у! – ответил он.

– Хорошо. Только закрой глаза, а лучше – отвернись.

Фраза была произнесена только потому, что мне хотелось поговорить с Домино: я вообще ощущала настоятельную потребность разговаривать с ним. Я хотела нравиться ему, я хотела, чтобы он нуждался во мне, чтобы он был ласков со мной – ни от одного мужчины я не требовала большего! А Домино – он как будто понял меня.

И отвернулся.

Дрожа от нетерпения, я сбросила джинсы, свитер и майку и натянула комбез прямо на голое тело. Ощущения были даже сильнее, чем в тот благословенный первый раз, когда суперзастежки коснулись моей кожи. Ощущения были потрясными! Стоило мне облачиться в комбинезон, как все сразу стало на свои места:

я больше не буду прежней.

И изжоги от неправильно написанного слова «аккредитация», и крапивницы от неправильно написанного слова «амбивалентность» у меня, надеюсь, не случится – а такие случаи бывали, не часто, но бывали. И ну ее в жопу, врожденную грамотность!..

– Можешь поворачиваться, – скомандовала я коту. – Как тебе?

Домино был в полном восторге. Он разбежался, едва касаясь лапами заплаток на коленях, вихрем пронесся по лямкам и замер, очутившись на плече. Он лизнул меня в ухо, потерся мордой о мой подбородок и снова заурчал, как маленький трактор.

Мусик, Милка и женщина из «Ленэнерго» были посрамлены! В подтверждение этого мне даже не нужно было смотреться в зеркало. Домино – вот кто оказался моим зеркалом. Моим увеличительным стеклом. Если Домино одобрил этот отвязный, отпадный, мальчиковый, хулиганский наряд – значит, он мне идет. Значит, впредь я буду носить вещи, подобные этому чудному комбезу. Вот и куртка, купленная в «Путамайо», – она тоже вписывается в новый образ.