Дефолт - Инна Тронина

Но сегодня она с баней пролетела. Стресс никак не снять, не забыть короткой, но нервозной, даже злой беседы с пожилой дамой, которую по всем законам здравого смысла следовало только жалеть.

Софья Степановна лежала одна в четырёхместной палате – остальных женщин на это время удалили, вызвав на процедуры. Понятливые доктора, получив от Оксаны по пятьдесят рублей новыми каждый, обеспечили ей возможность сообщаться с пациенткой наедине. Сестрички, не вознаграждённые ничем, просто подчинились начальству и увели соседок Софьи Степановны из палаты на пятнадцать минут. Именно столько времени попросила сыщица для свидания с пострадавшей от бандитского налёта мадам; больше ей и не требовалось.

Оксана наконец-то дождалась свою банщицу, бывшую пловчиху Галю. Промямлила что-то в ответ на радостное приветствие долговязой плечистой девахи, пошла за ней, продолжая перебирать в памяти события сегодняшнего дня. Сейчас три-четыре минуты она побудет в парной, затем уединиться с Галей в отдельном закуточке, где уже приготовлен мраморный стол с обеззараженным матрасиком.

Галя нравилась Оксане тем, что не надоедала, не приставала с вопросами, как именно следует мыть клиентку. Сама знала, что нужно использовать мыло с вкраплениями из дроблёного крабового панциря, а мягкими и жёсткими мочалками жонглировала, как циркачка. Теперь у Оксаны появилось время, чтобы ещё раз обмозговать сложившееся положение.

Мытьё и мыльный массаж сегодня не доставят того удовольствия, что всегда, но в любом случае дадут почувствовать себя в полной безопасности, под опекой и защитой. Сейчас Галя отхлещет её липовым веничком, а после сделает ещё и сегментный массаж – с можжевеловым и пихтовым. На эти два-три часа Оксана всегда будто бы возвращалась в детство.

…– Здравствуйте, – слабеньким голоском отозвалась Софья Степановна на приветствие.

Оксана удивилась – а к той ли женщине её привели? Где громовой властный голос, где жеманные интонации и снисходительная благожелательность преуспевающего человека? Перед Оксаной лежала худенькая бледная старушка с перевязанной головой, в больничной пижаме с печатью, и в волнении перебирала одеяло на груди, улыбаясь бескровными губами.

– Вы – Софья Степановна Ермаш? – официально спросила Оксана, желая удостовериться, что перед ней именно бабушка Аллочкиного одноклассника.

Старушка удивлённо моргнула пожухлыми веками.

– А почему вы меня об этом спрашиваете? Не похожа на себя, да? Я любила людей, распахивала перед ними и душу, и двери. А теперь – сотрясение мозга, рваная рана головы, сильнейший стресс. К тому же я без макияжа, и в казённом…

– Да, это понятно. – Оксана, запахнув белый халат, поудобнее устроилась на табуретке, придвинутой к изголовью больной. – Меня удивляет другое. А именно – как вы могли открыть дверь незнакомым мужчинам? Вас же Александра слёзно умоляла этого не делать. Предупреждала, что Аллочке грозит опасность. Ещё раз подтвердила свои просьбы наутро, а вы? Не восприняли её беспокойство всерьёз? Приняли за блажь беременной вдовушки? Кстати, по вашей вине Александра потеряла ребёнка, а сама лишилась дара речи. Врачи говорят, что у неё острое нарушение мозгового кровообращения, подозрение на ишемический инсульт, и это в тридцать пять лет! Я уже не говорю об Алле, которая сейчас неизвестно где находится. Что её ждёт, даже страшно предположить. Больная девочка, нежная, домашняя, застенчивая, попала в лапы к бандитам! Если она там сойдёт с ума, я ни капельки не удивлюсь. Софья Степановна, лучше бы вы в тот вечер отказали Александре, как сделала её подруга, к которой мы приезжали до вас. Я тогда Наталью ругала последними словами, но потом решила, что она поступила куда порядочнее. Она не подавала ложных надежд, а, значит, не обманывала доверившихся…

– Зачем вы так говорите? – Софья дождалась паузы и, прерывисто дыша, поспешила оправдаться. – Разве вы не знаете, как жестоко я поплатилась за свою доверчивость? За то, что отворила человеку, которого знала с самой положительной стороны? Про телесные повреждения говорить не стану – раны со временем заживают. А душа? Вы думаете, что мне не жаль Аллочку? Я каждый день молюсь, чтобы с ней всё благополучно закончилось.

– Не молиться нужно, а соблюдать осторожность! Бережёного, как говорится, и Бог бережёт.

Оксана поправила волосы и тогда впервые подумала о хорошей баньке, где можно будет смыть тошнотворный больничный запах. А потом, если останется время, неплохо поплавать в бассейне высшего разряда.

– Кто это был?

– Да сосед же мой, сосед! – пролепетала Софья, и веки её покраснели. А лицо оставалось гипсовым, отчего старушка походила на плачущего мертвеца. – Он деньги у меня занял, сто рублей, и всё никак не мог отдать. А именно в тот день позвонил сначала по телефону, предупредил, что через полчаса зайдёт и должок вернёт. Господи, мы же с ним двадцать лет знакомы!..

– Как его зовут? Вы заявили на него в милицию? Вас же допрашивал следователь! – Оксана приросла к табуретке. – Почему вы умолчали о соседе? Сказали, что просто ворвались люди в масках…

– Они его оттолкнули и вломились в переднюю. Нужно было сообщить? – Софья глубоко задумалась. – Он же не виноват! Он не может быть виноватым, я уверена! Кудрявцев его фамилия, зовут Иван Алексеевич. Он – кандидат наук! Правда, его в прошлом году сократили, а до пенсии ещё пять лет. Пришлось идти работать на почту. Но и оттуда попросили после кризиса, и горемыка остался совсем на мели. Я ему время от времени давала деньги. Недели две назад, сказал, на мелкооптовый рынок устроился продавцом…

– Спасибо, что хоть сейчас мне сказали. – Оксана не доставала блокнот, опасаясь лишних вопросов. – А теперь давайте в деталях, как всё было. И я не буду вас больше утомлять – выздоравливайте, если сможете! – Оксана уже почти сорвалась на крик.

– Вы такая молодая, а уже успели невероятно ожесточиться. Наверное, из-за возраста вы максималистски не терпите чужих ошибок, забывая о своих собственных. Не допускаете и мысли о простой человеческой слабости, как будто всегда поступаете только правильно. Я расскажу всё. Открою даже те детали, о которых умолчала на официальном допросе. Вы ведь из сыскного агентства, а не из милиции или прокуратуры. Полномочий у вас никаких нет, протокол вы не составите, да я его и не подпишу. А, значит, не пострадает невиновный человек, которого я могу случайно оговорить. Милиция часто ищет там, где светлее, и вполне может связать моего соседа с теми бандитами. А доказательства вышибут – не беспокойтесь.

– Вы Кудрявцева имеете в виду? – спросила Оксана. Софья кивнула. – А вы ещё верите, что он случайно позвонил к вам в дверь как раз тогда, когда бравые молодцы поднимались в лифте? А почему вы не допускаете возможности предварительного сговора? Просто потому, что сосед – человек хороший? – Оксана скрипнула табуреткой, дёрнула уголком рта, словно отгоняя муху. – Это не довод.

– Милочка, вы ведь не юрист? – поинтересовалась Софья.

– Почему же? Я вам представилась по всей форме. Думаете, вице-президентом солидной фирмы могут назначить кого попало? Я – студентка третьего курса Санкт-Петербургского университета, и о презумпции невиновности наслышана больше вашего. Но у меня имеются определённые факты, которые заставляют подозревать Кудрявцева.

– Факты? – испуганно бормотнула Софья Степановна. – Какие?!

– Вполне достоверные. Но вам я докладывать о них не обязана. А вы, если хотите искупить вину перед Александрой и её дочкой, со всеми подробностями опишете случившееся в вашей квартире днём двадцать седьмого октября.

– Я, считайте, всё уже сказала. – Софья заметно устала. Она прикрыла глаза и слегка повернула голову на подушке, морщась от боли. – Иван Алексеевич в двенадцать тридцать позвонил и сказал, что деньги у него появились, и он зайдёт отдать. А как я должна была поступить, Оксана Валерьевна?

– Зайти к нему в квартиру. Это в том случае, если вы не могли подождать два дня, – спокойно сказала Оксана. – Вы ведь с голоду не пухли. А дальше что?

– Дальше он позвонил в дверь. Я глянула в «глазок» – Иван Алексеевич был один, в руках он держал сотенную бумажку. Я перепроверила на экране телевизора, через камеру – на площадке никого не увидела. Ждать я не могла – ведь через три дня у него этих денег не будет. А инфляция сами знаете такая – и так в три раза сотня похудела, но не требовать же индексации с несчастного человека! Я ведь ему ещё до кризиса одолжила, а потом долго выколачивала из него эту сотню. Ну и открыла щёлку…

– У вас цепочка на дверях есть? – спросила Оксана.

– Есть, но я не сообразила. Сосед всё-таки… – Ермаш прикусила уголок одеяла, сжалась на просторной высокой кровати. – Вдруг из лифта выскакивает какой-то громила в маске-чулке и бьёт плечом в дверь. Я, как пёрышко, отлетела, упала на четвереньки. Следом ворвалось ещё двое, пистолетом стукнули меня по голове. Прямо искры из глаз посыпались… Помню только топот в комнатах и Аллочкин крик. Кажется, она звала меня, но я потеряла сознание. Очнулась ненадолго в машине «скорой помощи», а потом – в реанимации. Вчера меня перевели сюда, в обычную палату. Опасности для жизни нет, но недельки три полежать придётся…