Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница - Маргарет Миллар

Ронда мерил шагами комнату, будто чувствуя, как вокруг него смыкаются стены тюремной камеры.

— Я не смогу опубликовать то, что вы Мне рассказали, — проговорил он. — Слишком многие этого не одобрят.

— Естественно.

— Джордж Хейвуд в курсе?

— Должен бы. Он ежемесячно ее навещает.

— Как вы об этом узнали?

— Мне об этом рассказали сразу несколько человек. Включая Альберту. На нее визиты Джорджа неважно действуют. На него, вероятно, тоже. Тем не менее он продолжает ее навещать.

— Стало быть, его разрыв с ней был просто обманом? Попыткой одурачить старую леди?

— И еще кое-кого.

— Вот чудак, — пробормотал Ронда, хмурясь в потолок. — Совершенно не в состоянии его понять. То он бегает от меня, как черт от ладана, то вдруг у всех на глазах начинает трясти мне руку, будто я его любимый, внезапно нашедшийся братик, и взахлеб рассказывает, что уезжает на Гавайи. Почему?

— Думаю, потому, что вы можете тиснуть эту новость в «Маяке».

— Но он в жизни не дал мне ни строчки для светской хроники. Вопил как резаный, даже если я просто упоминал его имя в списке гостей на чьей-нибудь вечеринке. С чего вдруг такие перемены?

— Очевидно, он хочет, чтобы все знали, что он уехал именно на Гавайи.

— Этакий светский мотылек, да? Чепуха. Совсем не в его вкусе.

— Многое не в его вкусе в этом лучшем из миров, — пожал плечами Куинн, — однако ему приходится мириться. Может быть, по той же причине, почему мне в свое время приходилось донашивать одежду моего брата, когда он из нее вырастал: кто-то же должен был это делать. Ладно, мне, пожалуй, пора сматываться. Я и так отнял у вас Бог знает сколько времени.

— Не спешите, — попросил Ронда, открывая свежую банку. — Я тут с женой слегка полаялся, так что домой не тороплюсь, жду, пока она поостынет. Уверены, что не соблазнитесь насчет пива?

— Совершенно уверен.

— Между прочим, вы после возвращения не видели Марту О'Горман?

— Зачем?

— Да нет, я просто так интересуюсь. Жена позвонила ей сегодня в больницу, думала пригласить в воскресенье на обед. Ей сказали, что Марта приболела. Она пошла ее навестить, думала, может, надо помочь чем, но Марты дома не оказалось, и машины ее тоже. Вот я и подумал, может, вы об этом что-нибудь знаете?

— Вы слишком высокого мнения о моих профессиональных талантах. Ладно, Ронда, увидимся позже.

— Одну минутку, — редактор смял банку из-под пива и пристально уставился на нее. — Знаете, Куинн, у меня возникло странное чувство.

— Это случается. Главное, не волнуйтесь.

— О, я не про то. Мне вдруг показалось, будто вы что-то от меня скрываете. Может быть, нечто очень важное. Это было бы нехорошо, правда? Я ваш друг, ваш приятель, ваш товарищ. Я познакомил вас с делом О'Гормана и даже одолжил свою личную картотеку.

— Вы поступили благородно, — согласился Куинн. — Доброй ночи, друг, приятель, товарищ. Примите соболезнование по поводу ваших странных ощущений. Знаете что, примите-ка на ночь пару таблеток аспирина. Глядишь, к утру и пройдет.

— Вы так думаете?

— Нет, конечно, я могу и ошибиться…

— Можете. И вы это делаете, черт возьми! Кого вы хотите одурачить, старина? Такого матерого газетного волка, как я? У меня же интуиция!

Поднявшись, чтобы открыть дверь, Ронда немедленно зацепился за угол стола, и его ощутимо повело в сторону. Куинну невольно стало любопытно, как давно матерый газетный волк начал свой пивной вечер и сколько потребовалось пива, чтобы обострить его интуицию до такой степени.

Он с удовольствием выбрался на улицу. Дул свежий ветерок, выманивший из домов половину населения Чикота. Город, в полдень такой пустынный, буквально возродился к жизни, едва село солнце. Все лавки на Мэйн-стрит были открыты, кафе и забегаловки набиты битком, перед кинотеатрами выстроились очереди. Машины, битком набитые подростками, носились взад-вперед по улицам; в каждой орало радио, гудели клаксоны, визжали колеса… Шум помогал им бездельничать и прикрывал их полнейшую неспособность к какой-либо деятельности.

Добравшись до мотеля, Куинн загнал машину в гараж и уже закрывал за собой дверь номера, когда знакомый голос воззвал из зарослей кустарника:

— Мистер Куинн! Джо!

Он повернулся и увидел Вилли Кинг, прислонившуюся к стене гаража. Вид у нее был совершенно больной: лицо белое, как цветы жасмина, в кустах которого она скрывалась, взгляд остекленевший и не вполне осмысленный.

— Я вас ждала, — запинаясь, пробормотала она. — Часы. По крайней мере мне так показалось. Я не… я не знаю, что делать.

— Очередной спектакль, а, Вилли?

— Нет-нет. Это я.

— Ну да? В самом деле?

— Перестаньте. Вы что, не в состоянии определить, когда кто-то играет, а когда нет?

— С вами — абсолютно не в состоянии.

— Ну и ладно, — произнесла она, изо всех сил пытаясь говорить с достоинством. — Тогда не буду… не смею больше вас беспокоить.

Она повернулась и походкой вдовствующей герцогини двинулась в темноту. Тут Куинн внезапно обратил внимание, что на ногах у нее старые теннисные туфли. Было совершенно невозможно представить, чтобы такая актриса приняла участие в представлении, не удосужившись сменить обувь. Он окликнул ее, и, поколебавшись, миссис Кинг неохотно вернулась.

— Что случилось, Вилли?

— Все. Моя жизнь рухнула.

— Хотите, пойдем в мой номер и все обсудим?

— Нет.

— Что, не желаете об этом говорить?

— Не хочу идти в ваш номер. Не думаю, что это прилично.

— Может, и нет, — улыбнулся Куинн. — Помнится, тут где-то есть маленький дворик. Если хотите, можем посидеть там.

Дворик, отгороженный от улицы и строений мотеля живой изгородью из розовых и белых олеандров, отягощенных пышными цветами, представлял собой несколько квадратных ярдов газона, окружавшего ярко освещенный бассейн размером с ванну. Он был безлюден, но на бетоне отчетливо виднелись мокрые детские следы, а в воде лениво плавал крошечный голубой поплавок.

Скамейки были уже убраны на ночь, поэтому Куинн усадил свою собеседницу прямо на траву, еще теплую от солнца, а сам с удовольствием плюхнулся рядом. Вилли выглядела несколько смущенной и, судя по всему, жалела, что пришла.

— Трава чудесная, — жалобно произнесла она. — Знаете, как трудно содержать газон в нашем климате? Приходится его непрерывно поливать…

— Это что, единственное, что вас сейчас заботит?

— Нет.

— Что еще?

— Джордж, — сказала она. — Он уехал.

— Вы что, только сейчас об этом узнали?

— Нет. Я имею в виду, что он действительно УЕХАЛ. И никто не знает, куда. Никто.

— Вы уверены?

— Только в одном: ни на какие Гавайи он не полетел, — голос ее пресекся, и она прижала руку к горлу, будто пытаясь предотвратить поломку. — Он меня обманул. Будто не знал, что может мне все о себе рассказать. Все что угодно. Я все равно его бы не разлюбила. Так нет, он сознательно мне врал! Дурочку из меня делал!

— Как вы об этом узнали, Вилли?

— Сомневаться-то я начала еще днем, сразу как вы ушли из конторы… сама не пойму, почему. Ну, взяла да и позвонила в Лос-Анджелес. В аэропорт. Наплела им какую-то ерунду про семейные неприятности, мол, срочно нужно соединиться с Джорджем Хейвудом, а я не уверена, уехал он на Гавайи или нет. Они проверили списки: ни во вторник, ни в среду его имя не значится.

— Могли и проглядеть, — пожал плечами Куинн. — Или Джорджу взбрело в голову путешествовать под чужим именем. Мало ли что могло быть?

Она изо всех сил пыталась поверить, но так и не смогла.

— Нет. Я уверена, что он убежал. От меня, от своей матери, от нашей драки за него. О, я не имею в виду драку в буквальном смысле, но все равно это настоящая война. Наверное, ему просто не под силу стало все выносить, а принять решение он так и не смог ни в ее пользу, ни в мою. Вот и удрал от нас обеих.

— Согласитесь, такое решение вполне можно назвать малодушным. А из всего, что я слышал о Джордже, можно понять, что он был кем угодно, только не трусом.

— Может быть, это я заставила его так поступить, сама не понимая, что делаю. Ладно, по крайней мере хоть маленькое удовлетворение — ЕЙ он тоже ничего не сказал. Хотелось бы мне вместо того, чтобы звонить, самой к ней заявиться! Посмотреть на ее старую физиономию, когда она узнала, что ее Джордж так и не уехал на Гавайи.

— Вы ей звонили?

— Да.

— Зачем?

— Захотелось! — резко сказала Вилли. — Пусть пострадает, как я… Пусть так же помучается, не зная, вернется Джордж или нет.

— А вы не слишком драматизируете? Что заставляет вас думать, будто он может не вернуться?

Она беспомощно покачала головой.

— Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите мне, — заметил Куинн.

— Только то, что он в последнее время обдумывал что-то такое, о чем никому не рассказывал.