Охотники за удачей - Гарольд Роббинс

Губернатор задумчиво кивнул. Они правильно сделали, что не скрывали от нее правды. Все равно рано или поздно она узнала бы.

— Вам сейчас лет восемнадцать?

— Через месяц будет девятнадцать.

— Да, вы повзрослели. — Он перестал улыбаться и положил сигару в пепельницу. — Я знаю, почему вы пришли, и хотел бы выразить искреннее сочувствие по поводу затруднений вашего отца.

— Вы ознакомились с выдвинутыми против него обвинениями?

— Я просмотрел бумаги, — признался он.

— Вы считаете, что он виновен?

Губернатор задумчиво покачал головой.

— Банковское дело — как политика. Многие вещи, оправданные с позиций морали, противозаконны с точки зрения закона. И судится только конечный результат.

— Вы хотите сказать, — быстро откликнулась она, — что главное — это не попадаться?

Губернатор удовлетворенно хмыкнул. Ему нравились быстро соображающие люди, нравилось обсуждать их идеи. Жаль, что в политике таких людей так мало.

— Не хочу показаться циничным, — негромко сказал он. — Все не так просто. Закон не догма. Он живет и отражает чаяния людей. Именно поэтому законы так часто меняются и уточняются. В конечном итоге мы полагаем, что мораль и закон в конце концов встретятся, как параллельные линии, которые пересекаются в бесконечности.

— Но мой отец не так молод, чтобы ждать до бесконечности. Ни у кого нет такого запаса времени.

— К сожалению, принятие решений всегда остается главной опасностью власти. Ваш отец пошел на такой риск, когда подписал разрешения на выдачу кредитов. Он оправдывал себя тем, что без этого предприятия разорятся, и множество людей останутся без работы или потеряют свои капиталовложения. Так что, с точки зрения морали, он был прав. Однако с юридической точки зрения все обстоит иначе. Банк в первую очередь должен думать о своих вкладчиках. Кроме того, в нашем штате в отношении займов действуют специальные законы. Согласно этим законам ваш отец не имел права давать кредиты без должного обеспечения. Конечно, если бы эти предприятия не закрылись и кредиты были возвращены, вашего отца назвали бы общественным благодетелем и дальновидным бизнесменом. Однако произошло обратное, и теперь все жаждут его крови.

— И не считается даже то, что, пытаясь спасти банк, он потерял все свое состояние?

— К сожалению, нет, — губернатор покачал головой.

— Значит, вы не можете ему помочь? — спросила Рина с отчаянием.

— Трезвый политик никогда не идет против общественного мнения. Сейчас ищут козла отпущения. Если ваш отец будет защищаться, он получит от десяти до пятнадцати лет. И я покину этот кабинет гораздо раньше, чем он получит право выйти на поруки.

Он снова взял сигару и покатал ее между сильных холеных пальцев.

— Если бы вы уговорили отца признать себя виновным и отказаться от суда присяжных, я договорюсь с судьей, и ваш отец получит от одного года до трех лет. Через пятнадцать месяцев я его амнистирую.

— А вдруг с вами что-нибудь случится? — спросила Рина.

— Я же собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет! Но даже если меня тут не окажется, ваш отец не проиграет. Он все равно будет иметь право выйти на досрочное освобождение через двадцать месяцев.

Рина встала и протянула ему руку.

— Спасибо вам за то, что нашли время поговорить со мной. Как бы ни обернулось дело, я искренне надеюсь, что вы проживете сто двадцать пять лет.

Сквозь проволочную сетку Рина наблюдала, как отец идет к ней. Глаза у него погасли, голова поседела. Даже лицо стало серым, сливаясь с серой арестантской одеждой. Он попытался улыбнуться ей.

— Привет, Рина.

— Здравствуй, отец. С тобой все в порядке? — с тревогой спросила она. — Они тебя не…

— Все нормально, доченька, — быстро сказал он. — Я работаю в библиотеке — составляю новую систему учета. А то слишком много книг терялось.

Рина внимательно вгляделась в его лицо. Наверняка он шутит. Между ними воцарилась неловкая тишина.

— Я получил письмо от Стэна Уайта, — прервал затянувшуюся паузу отец. — За дом предложили шестьдесят тысяч.

Стэн Уайт был адвокатом отца.

— Хорошо, — ответила она. — Я не надеялась, что мы получим так много. На большие дома почти нет спроса.

— Его хотят купить какие-то евреи, — сказал он без обиды. — Поэтому платят так много.

— Все равно он был слишком велик для нас, так что мы и не стали бы в нем жить после твоего освобождения.

— Денег останется мало. В лучшем случае, тысяч десять.

— А нам много и не понадобится, — сказала Рина. — Справимся, пока ты не найдешь себе работу.

— Кто захочет иметь со мной дело? — с горечью бросил он. — Я больше не банкир, а преступник.

— Не смей так говорить! — воскликнула Рина. — Все знают, что за тобой вины нет. Ты не взял себе ни цента.

— А это еще хуже, — криво усмехнулся он. — Одно дело сесть за преступление, и совсем другое — по глупости.

— Не нужно мне было уезжать в Европу. Тогда ничего бы не случилось.

— Нет, это я подвел тебя.

— Ты никогда меня не подводил, папа!

— У меня теперь много времени, чтобы думать. Я ночами не сплю, тревожусь, что с тобой будет.

— Я не пропаду, отец. Найду работу.

— Это не так просто. У тебя нет профессии. — Он опустил глаза. — Я даже испортил твои перспективы на хороший брак.

Она рассмеялась.

— Я не собиралась замуж. Молодые люди меня не интересуют. Они кажутся мне мальчишками. Если я и выйду замуж, то за зрелого мужчину вроде тебя.

— Тебе нужно отдохнуть. Вид у тебя усталый.

— Мы отдохнем вместе, когда ты вернешься домой, — пообещала она. — Отправимся на Ривьеру: там целый год можно жить меньше чем на две тысячи долларов.

— Ну, до этого еще долго. А отдохнуть тебе надо сейчас.

— К чему это, отец? — спросила она.

— Я написал письмо кузену Фостеру. Он и его жена Бетти приглашают тебя пожить у них. Они пишут, что там очень красиво. Ты можешь оставаться у них, пока я к тебе не приеду.

— Но тогда я не смогу тебя навещать! — возразила Рина.

Отец сжал ее руку.

— Так будет лучше. У нас обоих будет меньше неприятных воспоминаний. Я уже отдал распоряжения Стэну.

— Но, отец… — запротестовала она.

— Свидание окончено! — объявил охранник.

Рина проводила отца полными слез глазами. Она вновь увидела его только через несколько месяцев, когда заехала в тюрьму со своим мужем на пути в Европу, куда они отправлялись в свадебное путешествие.

— Отец, — робко сказала Рина, — это — Джонас Корд.

Гаррисон Марлоу увидел человека примерно одного с ним возраста, если не старше, но высокого и полного энергии, как все жители Запада.

— Что мы можем для тебя сделать, отец? — спросила Рина.

— Нет, нет, спасибо.

Корд посмотрел на него пытливыми синими глазами.

— Мое дело расширяется, мистер Марлоу, — сказал он. — Прежде чем строить планы на жизнь по выходе отсюда, поговорите со мной, пожалуйста. Мне нужен человек с вашим опытом.

— Благодарю вас, мистер Корд.

Джонас Корд повернулся к Рине.

— Я знаю, что тебе хочется побыть с отцом наедине. Я подожду на улице.

Рина кивнула, и мужчины попрощались. Когда Корд вышел, отец и дочь посмотрели друг на друга, а потом Рина спросила:

— Как он тебе, отец?

— Да он же мой ровесник!

Рина улыбнулась.

— Я же говорила, что выйду замуж за зрелого мужчину. Я не выношу юнцов.

— Н-но, дочка, ты же так молода. У тебя впереди вся жизнь. Зачем ты вышла за него?

Рина мягко улыбнулась.

— Он очень богатый человек, отец. И очень одинокий.

— И ты из-за этого вышла за него замуж? — Только тут он понял истинный смысл предложения Джонаса Корда. — Или для того, чтобы он позаботился обо мне?

— Нет, отец, — поспешно сказала она. — Я вышла за него вовсе не ради этого.

— Так почему же, почему?

— Чтобы позаботиться о себе. Ты же сам сказал, что я о себе позаботиться не смогу.

Гаррисону нечего было возразить. Еще несколько непростых минут — и они расстались.

Он вытянулся на койке, уставившись в потолок. Ему стало холодно, и он натянул тонкое одеяло себе на ноги. В чем он ошибся?

Он уткнулся в жесткую соломенную подушку, и по его щекам заструились горячие слезы. Его начал бить озноб. Поздно вечером его перевели с высокой температурой в тюремный лазарет. Спустя три дня он умер от воспаления легких, в то время как Рина и Джонас Корд все еще находились посреди океана.

9

Боль начала пульсировать в висках, острым ножом разрезая ее сон. Его обрывки начали таять, и наступило ужасающее одиночество пробуждения. Рина беспокойно пошевелилась. Всё поблекло — всё, кроме нее. Она на секунду задержала дыхание, борясь с возвращением к реальности, но бесполезно: последние теплые следы сна исчезли.