Хозяйка «Солнечного моста» - Ферн Майклз

Решимость Мосса быстро таяла. Она права: есть множество способов заниматься любовью, и он все их испробует. Ее тело возбуждало его, немного изменившееся тело, но все же такое знакомое. Билли стала полнее, теплее, казалась какой-то необычной и волнующей… Пусть папа катится подальше со своими предупреждениями!

Агнес, Джессика и Сет ждали Билли и Мосса, собравшись у елки. Агнес нервно перебирала пальцами нитку неизменного жемчуга, а Джессика отчаянно пыталась поддержать разговор. Обе женщины слишком хорошо сознавали, насколько силен гнев Сета.

– Что задержало этих двоих? – нетерпеливо спрашивал он. – Парень знает – ровно в шесть я люблю сидеть за столом. У нас едва хватит времени поесть, пока придут наши друзья! – Он пил, не потягивая кукурузное виски потихоньку, а опустошая бокал одним глотком, и взволнованно расхаживал по комнате, тяжелее обычного опираясь на трость.

– Сет, дети сейчас придут. Они просто хотят побольше времени провести вместе, вот и все, – успокаивала его Джессика. Несмотря на недовольство мужа, она была счастлива за Билли. Все, что нужно этой бедняжке, – это внимание мужа и душевное спокойствие.

– Эгги, – проворчал Сет, – иди наверх и приведи сюда твою дочку. Немедленно!

– В этом нет необходимости, пап, – спокойно проговорил Мосс, пропуская Билли в комнату впереди себя. – Вот паша будущая маленькая мама, надежда клана Коулмэнов. – Он устремил жесткий взгляд на отца, стоявшего в отдалении. Сет безошибочно понял, что хотел сказать сын таким взглядом. Мосс предупреждал: пусть отец проявит осторожность в обращении с его женой. Предупредительность и уважение – не меньше.

Билли и не подозревала, какие чувства обуревали окружающих. Ее щеки горели румянцем, а в светло-карих глазах светилась особая мягкость, вроде как у довольной кошки. У кошки, которая провела ночь на заднем дворе со своим котом.

Сет отвернулся и с сердитым стуком поставил стакан на край стола. Мосс ухмылялся, словно мальчишка.

Джессика вздохнула, потирая виски. Многолетний опыт подсказывал, что именно она должна разрядить обстановку, чтобы ужин прошел приятно.

– Мосс, дорогой, мы ждали тебя и Билли; нужно развернуть подарки, которые мы дарим друг другу, прежде чем идти ужинать. Ведь сегодня Рождество. Давайте не будем хмуриться. – Последнее высказывание относилось к Сету.

– Святые угодники, Джесс! Мы едва успеем проглотить бобы, как приедут Ричардсоны, а ты знаешь – я терпеть не могу торопиться за едой. Тогда пища склеивается в комок, и я два дня не могу от нее освободиться.

– Мосс, почему бы тебе не преподнести Билли свой подарок? – сказала Джессика, не обращая внимания на жалобы мужа. – Билли, сядь возле елки. Я хочу, чтобы Мосс сфотографировал нас всех моим фотоаппаратом. – У Сета вырвалось недовольное хмыканье. – Как мило ты сегодня выглядишь, Билли. Это одно из тех новых платьев, которые ты купила в Остине?

Билли грациозно повернулась, демонстрируя платье из темно-синего жоржета с белым матросским воротником, отделанным красным.

– Я подумала, что если уж стала женой моряка, то должна выглядеть соответствующе, – радостно ответила она Джессике.

– Выглядит потрясающе, правда, мама? – заявил Мосс, не обращая внимания на очередное фырканье Сета.

В течение следующих нескольких минут шум разворачиваемой бумаги наполнил комнату. Билли вскрикнула от радости, раскрыв подарок Мосса. Халат из китайского шелка и такие же тапочки. Она, смеясь, накинула его на плечи и попробовала запахнуть спереди.

– Я поберегу его на то время, когда родится ребенок, – объявила Билли, показывая, насколько выдается вперед живот, на котором халат не сходился. Всего лишь вчера вечером она так переживала из-за своего большого живота, но с сегодняшнего дня, после страстных объятий Мосса, она приняла как должное изменения, происшедшие с нею, потому что он смог их принять.

Из Англии от Амелии для Джессики пришла посылка с изящным китайским чайным сервизом из кости и письмом.

Сет получил свою обычную коробку сигар и бутылку бурбона, а Мосс купил ему красиво отделанную уздечку для старой Несси. Сет преподнес Джессике чек на ее имя на сумму 2 000 долларов для ее благотворительных дел. Такая традиция установилась несколько лет тому назад, когда Сет пожаловался, что купить подарок Джессике труднее, чем заарканить дикого бычка в глухом каньоне. Агнес Сет протянул длинную плоскую коробочку, тщательно упакованную в яркую бумагу, и стоял рядом, ожидая, пока она возилась с лентой.

– Ради Бога, Эгги, просто разорви ее и открой. Бобы остынут!

Это оказался футляр для ювелирного украшения, а внутри находилась нитка прекрасно подобранных жемчужин длиной в двадцать четыре дюйма. Руки Агнес дрожали, когда она вынула ожерелье из углубления в футляре.

– Только не говори, что не можешь принять такой подарок, Эгги. Бабушка моего первого внука не может ходить с дешевеньким украшением на шее. А раз ты так неравнодушна к жемчугу, то должна принять этот.

Билли перевела взгляд со сверкающего ожерелья, подаренного матери, на Джессику, которая пыталась сохранить улыбку на лице. «Старый негодяй», – подумала она. Билли радовалась, что купила для Джессики старинную рамку для фотографий. Там было место для ее фотографии и фотографии Мосса, и оставалось только дополнить рамку снимком малыша. Конечно, это ни в коей мере не сгладит черствость Сета, но послужит признанием того, что Джессика тоже является бабушкой этого ребенка.

Агнес потрясла щедрость Сета, но выдержка и желание выглядеть респектабельной требовали, чтобы казалось, будто она лишь принимает то, что принадлежит ей по праву. Сета это, видимо, задело.

– Надень жемчуг, Эгги! Говорю же – бобы остынут. Чего ты ждешь?

Медленная улыбка коснулась губ Агнес.

– Не уверена, что мне нравится осознавать, что ты заботишься о моей шее, Сет, – резко ответила она.

– Не принимай все так близко к сердцу, Эгги. Если бы я хотел, чтобы твоя шея оказалась на плахе, то честно намекнул бы на это. Надевай жемчуг, черт побери, и пошли есть!

Жемчужины скользнули через голову Агнес и легли на бордовый бархат ее вечернего платья, как двадцать четыре дюйма зубов, оскалившихся в улыбке.

В ту ночь, после традиционного ужина в канун Рождества, после того, как гости ушли домой, а все подарки были развернуты, Мосс спал в постели Билли; обнимал, ласкал ее, а поглощенные им напитки снова помогли пренебречь предостережениями Сета. Это его жена, и она сама предлагает ему себя, чтобы утешить за все то время, которое он провел без женщины. И она показалась ему воплощением женственности, когда радостно принимала в себя его плоть.

Рождественским утром, не успел еще свет дня залить спальню, как Мосс проснулся от звуков мучительной рвоты, терзавшей Билли в ванной. Он торопливо сгреб свою одежду и скрылся у себя в комнате. Боже! Что если он повредил ей что-нибудь этой ночью? Надо было послушаться папу.

Два часа спустя, за завтраком, Билли сидела бледная и слабая, стараясь все же не подавать вида. Но Мосс больше не мог смотреть в ее глаза с темными кругами. Он объявил, что связался с Сан-Диего и получил приказ возвращаться. Вилка Билли заскрежетала по тарелке. Заявление Мосса испугало Сета, который не поверил ни единому его слову. Он уезжал из-за нее! Билли подняла глаза на свекра и увидела ненависть в его взоре.

Четвертого февраля у Билли начались роды. По тревожному звонку Сета приехала частная «скорая помощь». Билли поместили в заднюю часть машины, медсестра держала ее за руку, а Агнес и Сет следовали за каретой скорой помощи в «паккарде», который вел шофер. Джессика смотрела, как отъезжают машины, крепко сжимая в руке четки. Она не знала, кого больше жалела в этот момент – Билли или Сета. Билли – если родится девочка, Сета – если его постигнет разочарование.

Страшная боль мучила Билли четырнадцать часов. До того момента, как маска опустилась на ее лицо, покрытое потом, она молила о смерти, о чем угодно, что избавило бы ее от нескончаемой боли.

Когда Билли открыла глаза, первым, кого она увидела, был Сет Коулмэн. Он осуждающе смотрел на нее сверху вниз. Мать стояла рядом с ним, и лицо ее также выражало неодобрение. Так значит, у нее родилась девочка! Джессика будет довольна. Мосс был бы… Мосс был бы разочарован. Она потерпела неудачу. Она еще не принадлежит семье Коулмэнов. Нет, сказали ей глаза Сета. Должна ли она извиниться? Они ждали, скажет ли она что-нибудь, может быть, спросит о ребенке. Но Билли лишь закрыла глаза и заснула. Сном младенца.

Позднее, по пути в Санбридж, Агнес осознала, что никогда прежде не видела Сета таким разъяренным и в то же время сдержанным. Она прекрасно все поняла. Может быть, даже слишком хорошо поняла. Ее положение – и, разумеется, положение Билли – оказалось под угрозой, пока не появится на свет наследник семьи Коулмэнов. Боже милостивый, если что-нибудь случится с Моссом, ее с Билли отошлют обратно в Филадельфию, не бросив ни доброго слова, ни взгляда вслед.