Ветер с горечью полыни - Леонид Левонович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше Бердяев пишет: «Ленин требовал сознательности и организованности в борьбе против всякой стихийности… И он допускал все средства для борьбы, для достижения целей революции. Добро было для него все, что служит революции, зло — все, что ей мешает».
И вот еще интересное суждение: «Уже война выработала новый душевный тип, тип, склонный переносить военные методы на устроение жизни, готовый практиковать методическое насилие, властолюбивый и поклоняющийся силе. Это — мировое явление. Одинаково обнаруживающееся в шовинизме и фашизме. В России появился новый антропологический тип, новое выражение лиц. У людей этого типа иная поступь, иные жесты, чем в типе старых интеллигентов».
Ай да молодчина, Бердяев! Светлая голова. Именно эти новые «типы» были безжалостными в гражданскую войну, расстреливали невинных людей во время репрессий, немецкие сверхчеловеки жестоко, безжалостно истребляли все живое на оккупированной территории Беларуси. Они, эти новые «типы», у которых «иная поступь», шагают сейчас по всей планете Земля.
7 ноября 1991 года. Неужели последний Великий Октябрь? В городе не видно ни единого красного флага, ни единого плаката, не было парада и демонстрации. А сколько я походил с красным флагом! Правда, и сегодня на площади Ленина состоялся митинг приверженцев социализма. Собралась горстка пенсионеров. По моему мнению, нельзя так резко бросаться из стороны в сторону, нельзя так оплевывать то, на что вчера молились, что казалось святым. Кто мог подумать, что такое время настанет?! Тридцать лет назад на весь мир было объявлено хрипловатым голосом бывшего шахтера, «дорогого Никиты Сергеевича»: «нонешнее поколение будет жить при коммунизме». Обещал коммунистический рай через двадцать лет. А через тридцать — коммунистическая партия распущена и объявлена преступной организацией. Может, с Хрущева и начался развал? А если б его не прогнали досрочно, что было бы? Неужели построили бы коммунизм? В одной, «отдельно взятой» стране? Однако же миллиардное племя китайцев идет к коммунизму. А если бы шли вместе? Вопросы, вопросы… Кто может дать на них ответ? Наверное, уже никто. Разве что «новый, а мудрый историк», — о котором писал некогда Купала. Жаль, что жить «в эту пору прекрасную» уж не придется мне…
Настроение плохое, но не только от этих мучительных раздумий. Все намного проще и прозаичней: болею, нос не дышит, в доме — разруха, негде приткнуться. А тут еще насморк. Пакостная болезнь, неудивительно, что Наполеон из-за нее проиграл Бородинскую битву. А я не пошел на митинг бывших коммунистов, а хотелось там побыть. Своими глазами все увидеть, своими ушами услышать. В одной газете вычитал, что великая революция — это августовские события в Москве (разгром ГКЧП). А Октябрьская революция — и не великая, и не социалистическая, и не октябрьская, поскольку состоялась в ноябре. И не революция вовсе, а государственный переворот. Во как! Начинается период «разброда и шатаний». И похоже, очень надолго.
Переставляю с Евой мебель, сортирую книги. Боже, столько всего натаскали в квартиру! Вот почему в магазинах нет ничего. Некоторые квартиры напоминают мебельные склады — не пройти между гарнитурами, столами и креслами. Давно царят в обществе ажиотаж и паника: хватай, а то завтра не будет. А если будет, то намного дороже. Видимо, так оно и будет.
Вот такие грустные раздумья на 74-ю годовщину Великого Октября. Рука по привычке написала — Великого.
18 ноября. Понедельник. Больше десяти дней не записывал ничего в свой блокнот. Дома негде было приткнуться, да и времени нехватка. На работе начитаешься за день разной глупости, аж глаза на лоб лезут, а голова пухнет. Тут не до заметок о житье-бытье лесном и еще о том, о сем…
Наконец-то позавчера, в субботу, закончилась паркетная эпопея. Последний раз (второй) сами покрыли пол лаком. Ночевали у соседей, поскольку дома было не продохнуть. Намучились. Натаскались с мебелью, и волокита эта еще не кончилась. И денег ввалил! Как в моих Хатыничах говорят: целую тижбу. Мастеру — 1600 рублей. Да плюс сто рублей на эмульсию, полторы тысячи за паркет. Короче, три с половиной тысячи стоит радость, называющаяся паркетный пол. Зато это уже навсегда — и детям, и внукам.
Если бы я был литератором, то написал бы рассказик «Мистер Паркет и мадам Эмульсия». Почему такое название? Ежедневно мастер напоминал мне: «Эмульсии мало. Ищите мадам Эмульсию. Клею надо много… Иначе мистер Паркет не будет держаться… Горбиться, вздуваться может. Будете меня поносить. А я этого не хочу. Я марку держу всегда». Расписать самого мастера, его воспоминания, где у кого работал, курьезные случаи, можно додумать легкий флирт с народной артисткой Ларисой Александровской… Мог бы получиться колоритный, веселый, остроумный, полный жизненных реалий рассказ. Может, когда-нибудь, как выйду на пенсию, и возьмусь. Но, наверное, поздно будет. Впрочем, в дневник я же пишу давно. Правда, не сохну в поисках слова, не мудрствую… Может, в этом и есть цимус? Мало литературного мудрствования, зато много жизни. Может, это Божий промысел, что я попал в издательство? Нет, я хорошо помню высказывание Льва Толстого: если можешь не писать, не пиши… Во, для себя что-то записать, когда есть зуд, это другое дело. Я не претендую ни на чье внимание, не требую государственных денег на издание книги. А может, и стоит? Может, зря молчу, терплю? Ну что ж, будем «терпеть» и дальше. Просто писать ради разрядки или для внуков?
Это я целый день ломал голову над тематическим планом, вызывал заведующих редакциями, советовался с директором. Шефа, пана Климчука, я удивил и обрадовал. По своей инициативе установил контакты со всеми заместителями министра сельского хозяйства. И каждый подкинул столько тем, нужных, злободневных, подсказал, кто из ученых занимается этой проблемой и когда может положить рукопись на стол. Понимаю, что работы там будет по плешку. Так у нас же хватает редакторов. Некоторые годами сидят на советах дачникам, грибникам. Да, эти книги хорошо раскупаются, дают прибыль. А кто будет издавать книги о передовом опыте? Что мы мало их издаем, нас шпыняют на каждой коллегии. Так вот, прочитал Климчук мою программу, облапил за плечи: «Ну, молодчина! С меня бутылка. И повышенная прогрессивка». — «Дай Боже, слышанное увидеть. Чтобы эти слова упали на добрую почву». — весело ответил я.
20 ноября. Среда. Перечитал позавчерашнюю запись и почувствовал сильное желание сделать очередную зарисовку с натуры.
День был сегодня довольно тихий, хоть обычно среда в издательстве — самый беспокойный, суетливый день: с утра планерка, на ней, как правило, вскрывается столько проблем, недостатков, после планерки все носятся, как подпаленные. В четверг, в первой половине дня, еще ощущается напряжение, но постепенно оно спадает, слабеет. Каждый думает: завтра пятница, можно поехать на свою дачу, поглядеть, что еще недоделано. Впереди зима. Еще тише в издательстве становится, когда нет директора, а он после обеда поехал в Дом литератора на заседание секции прозы. Конечно, тому редактору, у кого рукопись «горит», нужно срочно ее сдать, тот будет горбатиться и все выходные. Однако ж не следовало тянуть до последнего».
Звонко залился телефон. Ученый интересовался, какова судьба его рукописи.
— Подписана в набор. Так что все нормально. Вскоре будет корректура.
— Спасибо за добрую весть. С меня бурдюк вина, — повеселевшим голосом сказал ученый.
— Бурдюк это слишком. А бутылка шампанского, когда выйдет книга, не повредит.
На том и попрощались. Петро вышел в коридор. Навстречу — худощавая, голенастая девушка с мыльницей в руке. Звонко цокая высокими каблуками, она пошла вниз на свой десятый этаж. Петро шел вслед за ней, невольно подумал: на четном этаже мужской туалет, на нечетном — женский, хоть выйдет человек, протрясется, и экономия при строительстве. Но по здравом размышлении, так это неудобно. В уборной было сильно накурено. Возле широкого окна стояли Сергей Руденок и незнакомый парень и отчаянно дымили сигаретами.
— Ну и надымили, мужики! Хоть топор вешай, — поздоровавшись, сказал Петро.
— Зато никакая бацилла не выживет. Профилактика, — хохотнул Руденок. — Петро Захарович, вы никогда не были в туалете на восьмом этаже? Там уборщица — большая любительница цветов. В комнате настоящая оранжерея. Там и курить совестно. Возле лифта смолят. С одной стороны — женщины, а с другой — мужчины. А цветы такие красивые. Круглый год цветут.
— Заинтриговали вы меня. Когда-нибудь схожу. Еще одно доказательство старой истины: не место красит человека, а человек — место.