Чувства наизнанку - Даша Коэн

— А он что?

— Первый раз спал, второй раз сделал вид, что не услышал.

— А так бывает?

— Видимо бывает…

И подбородок мой задрожал, выдавая мои изломанные, вывернутые наизнанку чувства с головой. Я хотела любви. Настоящей. Безусловной. Открытой.

А не такой, где меня прячут за роскошными стенами элитной квартиры в центре Москвы.

— Девочки! — вдруг услышали мы голос Хана и обе вздрогнули, а я быстро отерла глаза от слез.

— Марк?

— Я дома! — вошел в гостиную этот невозможный мужчина и занес два шикарных букета на перевес и связку коробок из дорогого ресторана.

— А… ты как тут? — охнула я.

— Решил заскочить к вам между встречами. Это вам, девочки, — и протянул мне охапку белоснежных роз, а Нинке точно такой же, только с желтыми цветами.

— Вау! — как на бога посмотрела Ковалева на Хана.

— Приятно познакомиться, Нина. Наслышан. А тут вам вкусняшки, — передал мне коробочки, — веселитесь, ну а я поехал дальше.

— Спасибо, — тихо выдохнула я, когда он притянул меня к себе для прощального поцелуя.

— Расплатишься ночью, — прошептал мне на ухо, подмигнул Нинке и был таков.

А мы так и замерли посреди гостиной, плавая в киселе шока.

— Шикарный мужчина! — потянула носом Ковалева свои цветы.

— Лучший! — согласно кивнула я.

— Держись и не отпускай, Сажина!

— Только бы он сам меня не отпустил…

— Сплюнь, дура!

И я сплюнула, даже не догадываясь, что ждет меня завтра…

Таня

С Нинкой мы проговорили до самого вечера, распив между делом бутылку замечательного белого полусладкого Гевюрцтраминера. Обсудили Марка вдоль и поперек, а еще то, что Нинка опять осталась одна. Вот только на этот раз она не убивалась, как это обычно бывало, а пребывала в ужасном настроении по поводу нового соседа.

— Павловы же переехали на юг и продали свою трешку еще в прошлом году. И я уж думала туда никто не заедет, дальше, же ты помнишь, сверлежка началась. А потом случилась хоба, Танька.

— А хоба — это новый сосед? — подперла я рукой подбородок.

— Не сосед. Чудовище!

— М-м…

— Бородатый шкаф два на полтора. Отмечал свое новоселье неделю, всю кровь мне выпил. Девок водил. Меня за проститутку принял, Тань, — и подруга скривилась и отряхнулась брезгливо, будто бы по ее телу бегали мерзкие, кусачие паразиты.

— Да ладно? — охнула я и зажала ладонью рот, чтобы не рассмеяться в голос.

— Да! Я хотела свою квартиру открыть, копошилась в сумке в поисках ключей, а потом этот бугай появился и просто, ни капли не церемонясь, втащил меня к себе и как давай целовать и лапать.

— Нинка! — округлила я глаза.

— В трусы полез, Танька! И принялся там наяривать! Прикинь!!!

— А ты что? — прихлебнула я вина из бокала.

— А я ему двинула сумкой по голове! А там у меня была бутылка молока и кило колбасы.

— Оу, — прижала я ладони к щекам.

— И даже же не извинился передо мной, сволочь. Ходит теперь, смотрит на меня волком, а я на него. Вчера вообще друг друга матами обложили. Танька, я же человек абсолютно неконфликтный, ты знаешь, и вообще ругаться не умею, но тут как выдала такие трехэтажные непотребства, что аж сама от себя в шоке была.

— А он?

— А он сказал, что я истеричка и у меня недотрах на лицо, — обиженно поджала губы подруга.

— Нин, ну только не плачь, — сочувственно прикоснулась я к ее руке.

— А самое обидное в этом, знаешь, что, Танька?

— Что?

— Что он прав!

— Но…

— Никаких, но! Мужики такие никудышние пошли, писька между ног болтается, а пользоваться ею они не умеют! Мы ради них и прическу, и маникюр, и белье дорогое, красивое. А они что? Пять минут попыхтят и все, устали. Еще и сосед этот каждое утро на балконе в одних трусах расхаживает…

— А ты чего на него смотришь?

— А чего он расхаживает? — недовольно насупилась Ковалева.

— И то верно, — спрятала я улыбку.

— Так что, ты, Татка, держись за своего Хана. Видишь, как тебе повезло. И красивый, и богатый, и тебе хорошо делать умеет. М-да, я у меня уже который год одни коты в мешке попадаются, да сосед этот проклятущий…

— Особенно сосед, — улыбнулась я все-таки.

— Ой, не напоминай. Аж передергивает!

А потом мы обе вздрогнули, потому что в комнату бесшумно зашел Марк и вдруг произнес:

— Какие занятные у вас разговоры, девочки, — и привалился плечом к косяку, складывая руки на груди, пока мы с Нинкой обе отчаянно краснели.

Боже, он все слышал. Все!!!

Какой стыд! Какой позор!

— Что-ж, пожалуй, на сегодня я все сказала, — попыталась состряпать при плохой игре хорошую мину Нинка, — но надо и честь знать. Так, сейчас я вызову такси.

И через десять минут я уже закрыла за подругой дверь, а затем привалилась к ней лбом и стыдливо зажмурилась.

— Я польщен, Тань, — послышался за спиной голос Марка, — если раньше и были сомнения, то теперь я точно знаю, что умею делать тебе хорошо.

— Замолчи, пожалуйста, — проскрипела я, прикусывая губу.

— Почему? Я бы не прочь еще раз сверкнуть своими исключительными навыками. Тебе как больше нравится: быстро и жестко или медленно и на коленях между твоих ног?

— Господи, — свела я бедра, догадываясь о чем он говорит.

— Мой язык к твоим услугам, — крутанул меня к себе и впился в губы бешеным поцелуем, сразу же стягивая с меня домашние штанишки.

— Марк, ах…, - закатила я глаза, когда его пальцы прикоснулись к моему клитору.

— Согласен, я тоже не хочу растягивать. Соскучился по тебе ужасно.

А дальше Хан быстро расстегнул ремень, приспустил джинсы и белье, раскатал защиту и взял меня прямо там, стоя у входной двери. И да, мне было хорошо.

Прекрасно. Офигительно. Восхитительно. Бомбезно, черт возьми!

А спустя пару часов, уже поздно вечером, мы томно лежали на диване и пытались выбрать фильм, чтобы посмотреть, но у меня снова зачесались руки. Именно поэтому телевизор смотрел только Марк, а я в это время широкими мазками писала его портрет, любовно вырисовывая каждую черточку прекрасного лица, волевого подбородка, стальных глаз и чувственных губ.

И мне так хотелось снова признаться ему в любви. Слова жгли глотку, царапали язык, но я, с упорством барана, запихивала их обратно, боясь, что опять не получу взаимности.

— Можно посмотреть? — вырвал его хриплый шепот меня из вороха собственных мыслей.

— Можно, — улыбнулась я, а затем впилась взглядом в его лицо, ловя любую реакцию на мое творение.

— Охренеть! Тань, да у тебя