Мертвецы не танцуют - Острогин Макс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вращательные движения, – посоветовал я. – Кистями. И ногами. Вращай, веревки ослабнут…
– Я дышать не могу…
– Старайся.
– Стараюсь… А ты знаешь, что мы первые?
– Что первые?
– Первые люди на Западе.
– С чего это вдруг? – спросил я.
– Ну ты уж мне поверь…
Курок закашлялся и стал брызгать в разные стороны кровью.
– Поверь, я знаю… Самые первые, ты, да я..
– Я же слышал…
Я на самом деле слышал. То один, то другой на Запад пробирались, кое-кто даже обратно возвращался. Но лично никого не видел. Алиса… Алиса могла и приврать.
– Никто и никогда еще… Слухи – это вранье все, их Япет распускает… Все, кто пробовал, не вернулись, три группы… Полтора года назад, по восемь человек…
Курок забулькал.
– По восемь человек… И ни один не вернулся. Ни один!
Курок ударил затылком в стену.
– Тогда я и придумал… Проникновение мелкими незаметными командами… группы вторжения… Четыре отряда, по два человека… Двое везде проскочат незаметно, это моя идея…
Курок замолчал.
Четыре отряда. Вот так
– Мы первые… – Курок засмеялся. – Первые, кто прорвался… Жаль, что только в одну сторону…
Громко и страшно он засмеялся.
– Я астроном… Какие сейчас астрономы, прыгни в люк какие… Поэтому я и придумал, пока не поздно… Тут планетарий. Совсем рядом. Ты знаешь, что такое планетарий?
– А спутники?!
Плевать мне на планетарий!
– Нет никаких спутников… Ни выжигающих, ни замораживающих, никаких…
Изо рта Курка выбралась тонкая багровая нить, потекла.
– Как нет?! Мы же чуть не сварились…
– Какао, – выдохнул Курок. – Смесь, Доктор сделал. Изнутри печет, а безвредно. Бедный Папа… Ты прости. Но он утонул, не сварился. А Перебор со своими в душилке насмерть угорели, Доктор потом чуть подправил… Нет спутников… А планетарий есть… Так и не увидел, проклятый туман!
Курок застонал. От боли. От обиды.
– А как же Большой Поход?
– Мы… Мы и есть Большой Поход… Ты и я…
– Что?!
– Так вот. Послушай… После того как те не вернулись, Япет запретил на Запад соваться. Ты же знаешь, он осторожный, риск не любит. А Доктор… Он вперед смотрит, понимает, что нечего по норам сидеть. Вот он Япета и уговорил – в последний раз попробовать… Поспорили… А тут ты как раз…
– Чужой.
– Не в этом дело… Япет устал. И не верит уже ни во что. Не верит, что можно. А Доктор наоборот. Если мы не вернемся, они еще сто лет не выберутся, сдохнут…
– Зачем было обманывать? Я бы и так пошел, меня натравливать не надо.
Курок собрался с силами и продолжил:
– Они боялись. Что у тебя… желания не хватит. Что ты назад повернешь! Поэтому надо было, чтобы ты поверил. По-настоящему. Что это возможно! Наши, все, кто пытался сюда проникнуть… У них не было веры. А у тебя есть. Много, на двоих хватит, на всех… Надо было лишь немного подтолкнуть. Труп чужака, карта, навигатор. История про центр управления погодой… Опасное задание. Невозможное задание! А я просто в планетарий хотел. С детства хотел, с детства… А даже не увидел…
– А почему ты?
– Дурачка не жалко… Но это уже неважно! Я, ты, неважно! Важен принцип! Ты понимаешь, Дэв? Никто не мог, а мы смогли! Сюда! Теперь остальные поверят! Теперь только утра дождаться… Облачный Полк… Дождаться утра… Мы вернемся – и все будут знать, что это можно…
Все вранье. Никто не мог. Никогда. Я смог. Все равно бесполезно.
Курок заплакал. Шевелился и обо что-то там ударялся, получался долгий звук. И звон. Снаружи. Кажется, тут где-то собор. Колокола там звонят, грустно, сквозняки звонили в колокола…
Или ветер, пусть лучше ветер.
– Я придумал, я убедил. И тебя… Это я выбрал, я виноват… Прости, а?
– Брось, – сказал я. – Ты правильно все придумал. Так и надо было. И доказал – мы же вдвоем. И планетарий свой увидишь.
– Нет, не увижу… Я потому и вызвался… Ты вернуться должен…
– Вернемся оба.
Я попытался набраться злобы. Силу ведь можно не только в уверенности черпать, но и в злобе, вот я и пытался. Я не мог умереть в таком месте. Никак.
Ненавижу.
Сумрака. Его белую склизкую кожу, его опухшие суставы и толстый язык, я хотел его смерти. Именно смерти – я надеялся, что в нем сохранилось хоть что-то, хоть капля человеческого, маленький оборвыш души. Потому что я хотел увидеть в его гнилых вонючих глазах страх…
Япет. Доктора, все их ухищрения…
Злоба не собиралась. Жалкая хитрость.
Наверное, из-за усталости. Я устал. И сейчас и вообще, устал так, что в нужный момент не нашлось сил. Из-за страха. Утомительное чувство, ничто так не поедает человека, как страх.
Не злоба нужна, злоба тут не пойдет. Правда. Надежда. Я хочу вернуться.
Я проиграл. Не справился. Значит, в моей душе недостаточно было ее, этой правды. Его тьма оказалась сильней моего света.
Сам виноват.
Остались тропари. Я вспоминал их по порядку, повторял раз за разом. Курок выл.
Он вернулся к утру. Сумрак. Притащил что-то, бросил в угол. Сначала я испугался, что это человек, но потом добыча зашелестела и запахла, а я успокоился – так шелестеть и пахнуть никакой человек не мог. Это шелестело было явно недовольно своим положением, шелестело все настойчивей и сердитей.
Сумрак стоял рядом. Он не смотрел на нас и не двигался, точно впал в спячку. Часы тикали в тишине. Громко. Мне стало интересно – как он их заводит, я стал об этом думать и, наверное, долго думал. Но потом я вдруг понял, что часы с автозаводом. Сумрак двигался – и они тикали.
Нож. Мачете, вернее. Длинное, кривое и ржавое, он держал его в руке. Воняло.
Зашелестело сильнее, и из угла показалось что-то похожее на ежа. Или на змею. Или все-таки на ежа, плоская еже-змея. Погань. Она заверещала и попыталась удрать, сумрак тут же сдвинулся. Он исчез, и через секунду шелестение стихло и из шелестелки выставился клинок, сумрак объявился в дальнем углу. А эта тварь принялась бродить вокруг лезвия и через несколько оборотов сама себя намотала, лопнули кишки, и некоторое время тварь билась в агонии, распространяя еще более густое зловоние. Перевернулась кверху брюхом.
Сумрак продолжал стоять, из-под ежа растекалась черная лужа, и тикали, тикали часы, потом сумрак сдвинулся и оказался совсем рядом, стал смотреть. Из дыры, заменявшей ему ухо, показалась желтая ползучка.
Сумрак рывком выдернул мачете и принялся рубить ежа. Долго, выдерживая между каждым движением паузу, а часы тикали и тикали, били по голове стальными молоточками.
Это продолжалось больше часа, я почему-то так считал. От ежа остались мелкие куски, и сумрак утратил к ним интерес, он переместился к окну. Мачете не выпустил.
Очнулся Курок.
Всхлипнул.
– Осторожно, – попросил я.
Говорить тяжело. В голове тяжело. Сердце ворочалось, стараясь загнать кровь в ноги. Получалось плохо, ног я вообще почти не чувствовал.
– Сдохнуть… – прошептал Курок – Сдохнуть…
– Это он сдохнет, – сказал я. – Я вырежу ему язык и вобью в глотку кол. Обещаю.
– Это мы сдохнем… Мы… У меня в голове… Камни…
– Дыши равномерно, – посоветовал я. – И пореже.
Курок захрипел.
– Прыгни в люк… – всхлипнул Курок уже громко. – Это выдрин пух… Еще раньше здорово наглотался… Почти год продержался… Доктор сказал – полтора месяца в лучшем случае, если будешь таблетки жрать, если курить бросишь… А я год, я хотел в планетарий. Из него все видно, ты это можешь представить…
– Мы не умрем. Мы герои, Курок, герои не умирают.
– Еще как умирают. Слушай, Дэв, а как это… Ну, не хочу, чтобы он… Сам хочу, сам… Есть способы, а?
Способы были, учил меня в свое время Гомер. На случай безвыходных положений. Когда надеяться уже нечего. Три, по крайней мере, способа. Не то, чтобы быстро и уж совсем безболезненно, надежно.
– Нет способов. Не думай о ерунде.
Курок засмеялся. С пузырями.
– Не хочу, тварь…
Я тоже не хотел. Совсем. Страшно. Интересно. Проверить. Трудно придумать способ лучше, я и сделать ничего не могу, связан и пребываю в руках Его.
– Не хочу!
Мне не было жаль Курка. Жалость – это для послезавтра.
– Тише…
Но Курок уже не мог тише.
Сумрак вздрогнул. Посмотрел на мачете и шагнул к Курку.
Курок забился, стукаясь головой о стену. Сумрак поднял рубило.
– Эй! – заорал я. – Эй! Повернись!
Сумрак повернулся.
Посмотри на меня, погань! Я убивал таких, как ты, десятками! Сотнями! Я и тебя убью!
Я умудрился плюнуть. Во рту скопились сопли и кровь, я харкнул от души и попал ему прямо в лоб.
Он сдернул меня со стены одной лапой, уронил на пол, поволок. Сначала в одну сторону, затем в другую, затем поперек Рывками, без смысла, это было хуже всего.
Потащил меня к витрине, к битому стеклу, вдавил и снова замер.
Я увидел солнце. Сегодня гарь не вернулась, и солнце висело как новенькое, веселое и молодое. Небо еще. Не серое, а нормальное, голубое и глубокое.
Вдруг…