Саша Чекалин - Василий Смирнов

С тех пор как по селу прошел слух, что Саша зачислен в истребительный батальон, бабушка стала относиться к нему с особым уважением. Теперь он «военный человек», все знает, во всем разбирается. И пока Саша завтракал, она старалась выведать у него, когда же наконец остановят «этих супостатов», как называла она вражеские войска.

— Остановят, бабушка, — уверенно отвечал он, вспоминая свой разговор с Тимофеевым и невольно подражая ему. — Остановят. Но готовиться надо к длительной войне.

— К длительной? — испуганно переспросила бабушка.

Саша, нахмурившись, неопределенно пожал плечами.

— Ничего, — успокоил он Марью Петровну, вылезая из-за стола. — Наш Советский Союз — во какой! — Саша, мысленно представив себе географическую карту, широко развел руки, показывая, какой огромный Советский Союз. — А Германия вот какая. — Промежуток между руками у него сузился. — Поняла?

Выйдя на крыльцо, Саша зажмурился от обильного солнечного света, яркими снопами заливавшего умытую за ночь дождем зеленую луговину. Вдоль большака молодцевато блестели темно-зеленой листвой посаженные Сашей еще в детские годы деревья. За это лето они заметно поднялись, закудрявились.

Саша прошел по берегу Вырки, заросшему кустарником и осотом. Землянка на горе еще сохранилась, только не было потолка и местами обвалились стены.

В сопровождении Тенора Саша медленно шел к своему дому, еще не зная, чем он займется в Песковатском, вспоминая вчерашнее блуждание по лесу. Было теперь у Саши такое ощущение, словно фронт внезапно приблизился к Лихвину и враг находится совсем рядом.

Невольно на все окружающее он стал смотреть по-новому. Дом стоит на отшибе. По сторонам — огороды, кусты, сад, речка. Можно задворками незаметно подойти к нему, и так же незаметно проглядывается весь большак, подымающийся за кооперативом в гору. Полусгнившая доска в подворотне легко приподнимается в этом месте — можно пролезть во двор.

Саша вошел в дом. В сенях скрипели половицы. Пахло плесенью, пылью. Все находилось на прежнем месте, как и два года назад. Только голубые с цветочками обои местами заплесневели да почерневшая бумага на потолке отклеивалась, провисала.

Саша вышел во двор, огляделся. Все было родное, обжитое. А вот у двух елок на пригорке — приметный бугорок, заросший травой. Насыпали они с Витюшкой его своими руками. Казалось, было это совсем недавно, хотя прошло уже несколько лет. Саша хорошо помнил тот день.

…Ребята азартно сражались в футбол на своей спортивной площадке, рядом с домом дедушки.

В самый критический момент, когда Саша — центр нападения пытался обвести опытных игроков Фильку Сыча и Лиходея и готовился ринуться к вражеским воротам, его позвали домой.

— Громила-то у нас умирает, — жалобно сообщил Витюшка, встретив брата на дороге у моста.

…Громадный лохматый Громила, уже старый годами, неподвижно лежал в конуре. Глаза у него были мутные, страдальческие, из них текли крупные слезы.

— Громила, Громилушка, голубчик! Хороший ты наш! — разговаривали с ним ребята.

В ответ собака только чуть шевелила хвостом. У Громилы уже не было сил не только встать на ноги, но и поднять голову.

Ребята видели, как Тенор совался носом в морду Громиле, трогательно лизал его.

— Собака и то понимает, — замечали окружающие, — жалеет.

На другой день Громила подох.

На огороде, под двумя елками, Саша и Витя вырыли могилу, обложили глинистые края досками и похоронили своего друга, насыпав сверху вот этот бугор. Сохранилась и прибитая внизу у дерева дощечка, на которой можно было еще разобрать: «Громила, наш верный друг».

Когда Саша снова вернулся в избу к бабушке, оказалось, что к нему уже заходили приятели.

— Придут еще, — успокоила бабушка.

Она угадала. Почти тотчас же скрипнули половицы в сенях, и в дверях показалось расплывшееся в улыбке, загорелое до черноты лицо Сереги. Он был босой, в руках держал кнут, видно, сразу с поля.

— Ребята сказали… Я прямо к тебе, — сообщил он, здороваясь с Сашей.

Они вышли на крыльцо.

Подошли Тоня с Зиной, а вслед за ними Егорушка и Степок. За последнее время Зина заметно выросла, округлилась, стала вполне взрослой девушкой. Прямой пробор черных как смоль волос очень шел к ее скуластому румяному лицу, делал его миловидным. Сзади вилась тяжелая и длинная коса, такая коса, которой позавидовали бы все девчата в Лихвине. Тоня тоже повзрослела, но осталась худощавой, тоненькой. По-прежнему у нее было очень чистое, слабо тронутое загаром лицо. Под длинными темными ресницами глаза стали еще более голубыми, и очень красили ее ровные, один к одному, молочной белизны зубы.

У крыльца сразу стало шумно. Взрывы смеха перемежались со звонким говором.

— Истребитель… — шутили девчата, с явным вызовом поглядывая на Сашу.

В их голосе невольно сквозили уважение и гордость за своего товарища.

— С операции зашел? — выпытывали ребята. — Говорят, неспокойно стало в наших местах…

Саша щурил глаза и отвечал односложно, давая понять, что не на все вопросы он может отвечать.

— Нам теперь некогда разгуливать, — солидно говорил Егорушка, сбивая с колен приставшую ржаную полову. — С утра работаем на веялке. Зерно к сдаче готовим. — Держался Егорушка степенно, не кривляясь, как раньше.

— Да, работы теперь много, — в один голос подтвердили Зина и Тоня. Обе были веселые, румяные. Они наперебой приглашали Сашу вечером выходить на улицу.

— Будет гармошка, — обещала Зина, лукаво посматривая то на Егорушку, то на Сашу, и шутливо подталкивала Тоню: «Помогай уговаривать!»

Когда девушки ушли, Степок, как показалось Саше, несколько пренебрежительно спросил:

— Что, на охоту вчера ходил?… С дробовиком-то шагал…

— Неужто охотился? — изумился Егорушка.

— А я думал, ты с операции, — разочарованно протянул Серега, ловко сплевывая за два метра от себя.

Саша смутился, понимая, каким теперь бездельником считают его ребята, когда все в колхозах в эти дни работают от зари до зари не покладая рук. Сказать ребятам правду, зачем он ходил в лес, нельзя.

— Дела были, — многозначительно произнес Саша. — Дробовик тоже оружие, — добавил он, давая понять, что попусту шляться по лесу он не станет. — Такое задание имел.

Ребята успокоились. Все вместе пошли к буграм на берег Вырки, благо стоял полдень и все колхозники разошлись на обед.

— Затягивается война-то! — озабоченно говорил Степок. — Очевидно, всю зиму придется воевать.

— А наши… всё отступают… — поддержал его Егорушка.

— Да, ребята, положение на фронте серьезное… — подытожил Саша, как более опытный и сведущий в военных делах. Он рассказал, что слышал на днях от Тимофеева.

Все задумались.

— Эх, хотел бы я быть танкистом, — мечтательно проговорил Серега. — Трактором управлять я немного умею, а вот дальше… — Он с сожалением посматривал на свои большие мозолистые руки, думая, что бы предпринять такое, более полезное и значимое.

— А я думаю так… — растянувшись на траве, стал высказываться Егорушка. — Потребуется нашему правительству взять допризывные возрасты, вот тогда всему, научимся: и пулеметом владеть, и танком управлять…

— Известное дело, ты примиренец… — пошутил Саша, тоже растягиваясь рядом с Егорушкой на траве. Остальные последовали их примеру. Было жарко… говорить не хотелось. Лениво ребята перебрасывались словами. Но и лежать не хотелось.

— Давай поборемся… — вдруг предложил Саше Степок, первым поднявшись с земли. Он с явным вызовом глядел на Сашу.

— Смотри… жалеть будешь… — с задором предупредил Саша, засучивая рукава.

Они долго катались по траве. Наверху мелькала то белая рубашка Степка, то пестрая ковбойка Саши. И хотя Степок был сильнее Саши, он не мог положить его на лопатки. Отряхиваясь, Степок хмурился. Он по-прежнему остался каким был — излишне серьезным, неулыбчивым.

— Ночевать останешься? — спросил Степок, когда ребята пошли по петлявшей в низине тропинке на дорогу. — Вечером бы сразились в шахматы.

Саша молчал. Степок замысловато играл в шахматы. Играть с ним было нелегко и поэтому очень заманчиво. А после игры они могли бы еще пойти погулять на улицу. Наверно, вышли бы и девчата…

«Остаться, что ли?» — подумал Саша.

Но мысль, что ребята на селе могут принять его в такое тревожное военное время за бездельника — днем ходит на охоту, а вечером гуляет по улице, — заставила Сашу категорически отказаться.

Пообедав у бабушки, Саша вернулся в город. Здесь его ждала новость.

— Задержали… — сообщил Витюшка, встретив Сашу у ворот дома. — Того самого подозрительного человека мы разыскали и задержали.

Вокруг стояли тимуровцы и позвякивали выкрашенными охрой винтовками, к каждой из которых руками Саши были приделаны затворы — шпингалеты от оконных рам. Выходило внушительно и солидно, почти по-настоящему. Но лица тимуровцев отнюдь не сияли радостью. Все молчали.