Чёрная кошка - Станислав Говорухин

— Я говорю:

— Может быть, не с Иосифом Виссарионовичем, а с Иосифом Давыдовичем (И. Кобзон)…

— Ой, да — с Иосифом Давыдовичем…

— А скажи, Наташа, — спрашиваю. — Кто такой Иосиф Виссарионович, ты знаешь?

— Нет…

А когда-то казалось: уж это-то страшное имя Россия никогда не забудет. 

Неля, не мешай!

Лет 12 уже мы не можем принять в Думе «Закон об ограничении продукции сексуального характера». Коммунисты требовали вообще запретить «голое тело» на экране и в печати, мы предлагали пойти цивилизованным путем — так, как это сделано в других странах: продавать такую продукцию только в специально отведенном в городе месте, показывать только по закрытым каналам…

Каждый раз, когда в повестке дня стоял этот закон и я должен был делать доклад, перед Думой выстраивался пикет преимущественно из старушек, держащих в руках плакаты: «Говорухин — вождь сексуальной революции». Старушки закон не читали, а те, кто гнал их к Думе, объясняли ровно наоборот: что закон не запрещающий, а разрешающий. Закон мы все-таки приняли, но Президент Ельцин наложил на него вето — лоббисты этого выгодного бизнеса оказались сильнее.

Недавно мы снова вернулись к этому закону. Председателем Комитета по культуре был в то время Иосиф Кобзон. Надо сказать, Кобзон был совершенно не в теме. Телевизор он не смотрит, то есть совершенно не знает, какая вакханалия творится на голубом экране. А когда ему смотреть? Уходит из дома рано, приходит поздно. Вообще большую часть жизни живет в самолете. И вот однажды Кобзон является домой довольно рано. Поужинал, включил телевизор. И как раз шла откровенная порнуха. Сидит, смотрит, глаза квадратные…

Вошла Неля, жена, встала у него за спиной.

— Так вот ты чем занимаешься?!

Кобзон, не оборачиваясь:

— Неля, не мешай. Я работаю. 

На хер мне эта печень!

В те времена брак с лицом еврейской национальности стоил больших денег. Олегу Подлесецкому еврейская жена досталась даром — по любви. Танюша, редкой красоты девушка, работала у меня на картине «Робинзон Крузо». Так что мы с Олегом знакомы больше тридцати лет.

Году в 79-м Татьяна вывезла своего мужа, чистого хохла, за границу. По вызову из Израиля через Вену в Берлин.

Поначалу супруги очень бедствовали, были уже на грани отчаяния. Но хохляцкая смекалка Олега, его неунывающий характер и трудолюбие позволили молодой чете встать на ноги, а потом и подняться, и даже разбогатеть. Сейчас они очень состоятельные по западным меркам люди: дом в престижном районе Берлина, «Мерседес», небольшая вилла в Антибе, на Лазурном берегу Франции.

Однажды у Олега разболелась печень, отвели его к врачу, тот выписал рецепт, Олег получил в аптеке лекарство. Читает аннотацию («немецкую мову» он освоил плохо, но по писанному понимает).

Итак, читает: «Противопоказания… — нахмурился, — в некоторых случаях влияет на мужскую потенцию…»

Скомкал бумажку:

— Не буду я рисковать! На хер мне эта печень!

Вообще он иногда выдает такие перлы — сдохнуть можно от смеха.

Сидим с ним как-то в Антибе; только что покатались на яхте наших друзей из Монте-Карло.

— А почему ты яхту не купишь? — спрашиваю.

— А зачем?

— Кататься…

— С кем? С кем я тут буду кататься?

— Почему обязательно с кем-то? Хотя бы и один…

— Один?! Я что, «Старик и море»?.. 

Институт анекдота

Жанр анекдота расцвел в брежневскую эпоху. Но были они и при Ленине, и при Сталине, и при Хрущеве. Даже при Николае Втором.

«Царь-батюшка! Как же! Эдакого бы батюшку да к эдакой бы матушке! Вот тогда бы перекрестились».

При жизни Ленина ходил такой анекдот:

«В Ленине нет ничего положительного, кроме… реакции Вассермана».

В сталинской России анекдотов было мало. Во-первых, боялись. За анекдот вполне можно было схлопотать «десятку», а если попадется «добрый» следователь, то и расстрел с конфискацией. Во-вторых, ничего о вожде не знали. Знали только, что он скромный и любит свой народ; молились на него. Все анекдоты, которые я помню из своей сознательной юности, начинались так: «Однажды Сталин, Черчилль и Рузвельт…» Сталин всегда оказывался умнее и хитрее своих собеседников.

Масса анекдотов о Хрущеве были связаны с темой кукурузы. Хрущев был «повернут» на кукурузе. Пытался насадить ее от южных районов до самых северных. Между прочим, мэр Москвы Лужков, человек, уверяю вас, весьма сведущий в вопросах сельского хозяйства, уверял меня, что Никита Сергеевич не так уж был неправ. Сам Лужков выращивает кукурузу в два метра ростом с полноценными початками. У нас, в Подмосковье.

Во времена Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева жанр анекдота расцвел до небывалой художественной высоты. Мы уже вспомнили кой-какие шедевры устного творчества той поры, они точнее, чем любое объяснение, показали, какова была ситуация в стране, каковы были настроения граждан. Умное правительство создало бы институт анекдота. Вот это и был бы настоящий научно-исследовательский институт изучения общественного мнения. Стало бы ясно, что происходит, куда идем, куда придем.

Помню, Горбачев только-только объявил перестройку, а уже появился анекдот:

«— Что будет после перестройки?

— Перестрелка!»

Как в воду глядели. 

Макароны по-флотски

Кто бывал на флоте, знает: моряки — жуткие чистюли. Где бы корабль не находился, с раннего утра на нем начинается приборка. Палуба поливается забортной водой и драют, моют, чистят, до солнечного сияния доводят всякие бронзовые детали.

Знакомый адмирал рассказывал мне:

«К нам, на Тихоокеанский флот приехал Брежнев. Я тогда командовал большим противолодочным кораблем. Генеральный секретарь пожаловал именно на наше судно, мы были к этому готовы. Угостили его роскошным обедом. Спиртное привезли из обкома партии — красивые бутылки с „винтом“ (с отвинчивающейся пробкой). В магазинах-то продавалось с „бескозыркой“. Это такая алюминиевая закрышка, которую ничем нельзя сковырнуть; если под рукой нет ножа, так хоть горлышко отбивай.

В середине обеда генсек вдруг спрашивает:

— А макароны по-флотски будут?

Звоню на камбуз, спрашиваю кока:

— У тебя макароны по-флотски есть?

— Осталось две порции от матросов, товарищ капитан.

— Быстро — сюда!

Проходит пять минут, десять… Макароны не несут. (Как выяснилось потом, кок решил их подправить — подогрел, поджарил лучку…) Разъяренный, я мчусь на камбуз. Распахиваю одну дверь, другую… и сбиваю кока, который нес поднос с макаронами. Что делать? Оглянулись мы с ним — никого; собрали макароны с палубы и на стол — генсеку.

Брежневу обед понравился, особенно он хвалил макароны по-флотски».

Глава пятая. Рассказы о животных 

Кобра

Кирилл, муж актрисы Веры Глаголевой, пригласил нас с Галей в путешествие по Южной Африке. Первая страна — Зимбабве.

Широкая, как Волга в нижнем течении — река Замбези. В заводях плавают крокодилы, стада слонов выламываются из джунглей — на водопой. Огромные морды бегемотов торчат тут и там из воды. Смотрят на нас своими глазищами.

Далее полноводная Замбези, все эти кубокилометры воды рушатся с гигантской высоты вниз — водопад Виктория. Шум стоит на всю округу. В воздухе водяная пыль, мелкий дождик сыплет на голову.

Под водопадом Виктория мы втроем (Кирилл, Саша и я) сели в резиновую лодку, надев шлемы и спасательные жилеты, и помчались вниз по Замбези. Впервые в жизни я познакомился с рафтингом, причем на самом сложном маршруте. Река Замбези здесь узкая, скорость воды сумасшедшая и огромные перепады высоты. Не прошло и минуты, как меня выкинуло из лодки. Я тут же вынырнул, ткнулся головой в днище лодки, поднырнул под нее, и ко мне протянулась рука товарища. Меня втащили в лодку. Ну, а дальше началось… Поочередно каждого из нас выкидывало из нашего суденышка; благо скорость лодки и человека в воде одинаковые — нам удавалось схватить товарища за руку и втащить в лодку. Длился весь этот цирк около часа — какое же редкое, ни с чем не сравнимое удовольствие мы получили!

Дальше началось самое неприятное — подъем на высокую гору, где нас должна ждать машина. Я недавно перенес операцию, поэтому я поднимаюсь первым — чтобы задавать пригодный для меня медленный темп.

Тропа круто забирает вверх. Нога, зараза, болит нестерпимо; я стараюсь переносить тяжесть тела на здоровую правую ногу, а левую подволакиваю к ней. И вдруг застываю. Перед моим лицом — голова змеи. Тропа, повторюсь, крутая — поэтому ее голова на уровне моего лица. Мы смотрим глаза в глаза. Кобра! Идентифицировать змею со страшной рептилией-убийцей не составляет труда: мне приходилось встречаться с кобрами в заповеднике «Тигровая Балка» на границе с Афганистаном.