Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс

Нет, Эван не бросил меня. И даже не игнорирует. Если я спрашиваю – отвечает. Если мне что-то надо – провожает, показывает, даёт. Но большую часть времени он чем-то занят, печатает, работает. А я большую часть времени, глядя на его спину, скучаю. По Адаму.

По его рукам, глазам, улыбке. По его теплу. По замиранию дыхания, что я испытываю рядом с ним. По его голосу, и по словам, что мне, возможно, никогда от него не услышать, а я никогда не смогу их сказать. Между нами теперь не стоят деньги. Не стоит мой договор – я могу его нарушать. Эван сделал для него, для нас даже больше: дал мне время подумать и принять решение. И я его приняла.

– А ты когда-нибудь любил? – нахожу я в себе мужество задать этот вопрос Эвану, когда мы летим обратно.

– Почему любил? – усмехается он, отрываясь от экрана. – И сейчас люблю.

– Серьёзно? На свякий случай уточню: это я про девушку, а не про какую-нибудь барракуду.

– Думаешь, между ними большая разница? – улыбается он. – Но не буду тебя разочаровывать. Так что ещё ты хочешь знать?

– Знаешь есть такая игра, – на самом деле нет, я её только что придумала, но какая разница: мне так интересно знать какая она, та, что он любит. – Нужно сказать: «Девушка, которую я люблю», а дальше что хочешь. Например, девушка, которую я люблю, – закатываю я глаза, – любит изюм с косточками. Поиграем?

– Ну тогда и ты расскажи мне про парня, которого ты любишь, – улыбается он.

– Хорошо, – легко соглашаюсь я. – Парень, которого я люблю, носит туфли сорок восьмого размера, но они ему большие.

– Вот как? – смеётся он. – Хорошо. Девушка, которую я люблю, думает, что я её не помню. Мы встретились шесть, – он считает в уме, – нет, семь лет назад. Переспали и расстались. И я даже имени её не спросил. И она думает, что я её забыл.

– Нечего себе, – сажусь я, разглядывая его, словно первый раз вижу.

– Твоя очередь, – кивает мне он.

– Парень которого я люблю… может легко нырнуть до дна на глубину десять метров.

– Слабовато для ловца жемчуга, – снова улыбается Эван. – Эти на глубину до тридцати метров ныряют. Делаю вывод, что он не ловец жемчуга. А девушка, которую я люблю, когда расстроена, ест шоколадное мороженое тазиками.

– Все девушки так делают, – прищуриваюсь я подозрительно. – Но нужно рассказывать о настоящей девушке, а не выдуманной.

– Клянусь, она самая настоящая, – прищуривается он в ответ. – В отличие от твоего парня.

– И мой парень тоже, – показываю я ему язык. – Парень, которого я люблю, может висеть на одно руке на скале, а ещё целоваться, зависнув над обрывом.

– Я понял, понял, твой парень – супермен, – смеётся Эван.

– Нет, он лучше. Он умеет управлять военными самолётами, – показываю я словно лечу, и лавирую между скал, расставив руки как крылья.

– А ещё, – перестаёт улыбаться Эван, – он любит пиццу, пьёт даже шампанское только из бутылки, никогда не наливая в бокал. А в детстве, когда отец его бил, никогда не плакал и всегда бросался защищать меня, потому что я не умел терпеть боль.

– Ты поэтому испытываешь на себе всех этих гадов? Чтобы научиться её терпеть? – и мне становится не до смеха.

– Физическая боль порой не так страшна, как душевная, – качает он головой. – И я делаю это не столько из-за Адама или ради науки, что для меня тоже важно, а больше из-за мамы. Она ведь правда написала записку, когда её руку разрывало на части от боли, я не врал. Но «сигаретные улитки» – так далеко я пока не зашёл.

– А что было в этой записке на самом деле?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – опускает он глаза, якобы в поисках ремня безопасности. – Пристёгивайся, мы подлетаем.

И на «родном» острове нас тоже встречает дождь.

Просто настоящий тропический ливень.

В пелене дождя и темноте ночи я высматриваю парня, которого я люблю, тщетно вглядываясь в силуэты людей, что встречают нас на посадочной площадке. Но везде только служба охраны с огромными зонтами. И кто-то из персонала прибегает, видимо, сообщить Эвану последние новости прямо на маленький аэродром.

– Ты можешь собрать свои вещи прямо сейчас, – отделавшись от своих назойливых ассистентов, догоняет он меня, ныряя под зонт и забирая его у сопровождающего. – Или продать свою девственность подороже. Всё в силе.

– Я поняла, – киваю я, но не собираюсь посвящать его в свои планы, хоть он и ждёт.

«Я поняла даже больше, Эван. Про „да“ и „нет“. Про условия. Про договор. Про выбор. „Либо ты уедешь с деньгами, либо наденешь на руку это кольцо“, – были твои слова. И ты узнаешь прошла ли я твою проверку на вшивость. Обязательно узнаешь, Эван, – выхожу я из-под зонта и задираю голову вверх под тяжёлые холодные капли дождя. – Но не сейчас. Потому что первым это узнает он. Тот, что для меня всегда будет первым. Кажется, я уже победила одного его демона – аноргазмию. А значит, справлюсь и с остальными. Потому что я их не боюсь. Потому что действительно люблю его, Эван!»

Одного. Бесконечно. По-настоящему. Люблю.

Глава 35. Адам

Они прилетели в ночь. Ева и Эван.

Меня никто из них не видел. Зато я видел, как они ворковали под зонтиком. И я даже мог на это смотреть. И даже подумал, что не удивлюсь, если два дня они провели в постели. Потом Эван поставит это видео в нужный день в записи. Неважно в какой. Но точно не в последний. И точно женится не на ней. Ведь на это и было рассчитано.

Будет приказ выбрать её раньше.

Ева получит деньги. Эван – полное удовлетворение, и не только моральное. Зрители будут в шоке. Тотализатор порвёт, ибо все ставки, что сделаны на Еву, останутся у Эвана в кармане. А Вялые Члены заплатят за «первую ночь». И увидят эту ночь в настоящем видео из шале. Всё по-честному.

Он мог бы сделать именно так. Это было бы вот прямо в его стиле. С его размахом и тонкостью. Но или я полный кретин, что до сих пор верю во всё лучшее в нём. Или просто по жизни идиот, но почему-то точно знаю, что он так не сделает. Потому что в это простое уравнение тогда не вписываюсь я. А у меня стойкое чувство, что всё это не назло, а как раз наоборот – ради меня.

И пусть мне никогда не понять, что творится у него в голове, как рождаются в его больном гениальном мозгу все эти идеи, и какой результат он хочет получить. Но то, о чём говорила Рене у него всё равно вышло: я невыносимо, болезненно, отчаянно хочу жить.

Вопреки всему.

Вот именно тогда, когда я решил, что надо себя выжечь. Что нет смысла больше жить. Вот именно тогда больше всего жить и захотелось.

Сколько месяцев я убеждал себя, что, когда мне станет совсем невмоготу – я всегда смогу «нечаянно» промазать и упасть грудью на острые скалы.

Мне было бы даже не стыдно, что я сдался.

Но каким-то чудом я держался. Как-то предел всё не наступал и не наступал. День сменялся ночью, ночь днём, и я всё плыл по течению этой искусственной реки и лишь вяло отмахивался, давая понять, что, ещё жив, когда в меня особенно рьяно тыкали палкой.

И вот появилась Ева, интерес к ней Эвана… старые демоны ожили, породили новых, круг словно замкнулся, я вернулся в точку «старт». Но когда принял все условия, смирился, перестал дёргать лапками и как дохлая лягушка пошёл ко дну, мне вдруг захотелось выплыть и что-то, наконец, сделать.

Что-то, чего в принципе от меня уже не ждут. Никто, кроме Эвана, который никогда не сдаётся.

Сколько бы я не пытался себя убедить в последние дни, что мне всё равно, вышло с точностью до наоборот. Нет, мне не всё равно. Я не хочу больше участвовать в этом шоу. Не могу здесь больше жить. И пусть Ева от меня отвернётся и не сможет принять, пусть улетит в свой маленький городок обратно. Но что мне мешает поселиться где-нибудь рядом, сделать что-нибудь стоящее и однажды убедить её, что всё же я хороший парень? И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю – ничего. Надо просто поднять свою задницу и сделать.

И прежде всего достойно закончить это шоу.