Снежный Цветок и заветный веер - Лиса Си

Когда я попросила свекровь пригласить Снежный Цветок на празднование месяца со дня рождения моего сына, она ответила отказом. Подобное неуважение к просьбе в нашем уезде считается ужасным оскорблением. Я была унижена и возмущена, но бессильна изменить ее решение. Этот день стал одним из самых важных и радостных событий в моей жизни, а я пережила его без своей лаотун. Семья Лу посетила храм предков, чтобы написать имя моего сына на стене рядом с именами других членов своей семьи. Красные яйца — символ жизни — были розданы родственникам и гостям. Было приготовлено великолепное угощение — суп из птичьих гнезд, соленые птицы, которые пролежали в рассоле целых шесть месяцев, и утка в вине с имбирем, чесноком и свежими острыми красными и зелеными перцами. Весь этот день мне ужасно недоставало Снежного Цветка, и потом я описала ей все как можно подробнее, не думая о том, что допускаю бестактность по отношению к ней. По-видимому, она поняла и простила мою оплошность, потому что прислала в подарок моему сыну вышитый жакет и шапочку, украшенную маленькими амулетами.

Когда моя свекровь увидела все это, она сказала: «Любая мать должна осторожно выбирать тех, кого впускает в свою жизнь. Мать твоего сына не может иметь отношений с женой мясника. Послушные женщины растят послушных сыновей, и мы надеемся, что ты будешь повиноваться нашим желаниям».

Услышав эти слова, я поняла, что мои родственники не только не хотят, чтобы Снежный Цветок приезжала на праздники, но и вовсе не позволят мне встречаться с ней. Я была в страхе и ужасе, и поскольку совсем недавно пережила роды, все время плакала. Я не знала, что мне делать. Мне предстояло вступить в борьбу с моей свекровью, но я не понимала, насколько это опасно.

Тем временем мы со Снежным Цветком тайно писали друг другу почти каждый день. Я раньше думала, что знаю о нушу все и что мужчины не могли ни под каким видом прикасаться к нашим посланиям. Но теперь, когда я жила в доме семейства Лу, где почти все мужчины знали мужское письмо, я поняла, что наша женская тайнопись не такой уж большой секрет. Затем до меня дошло, что мужчины в нашем уезде должны знать о нушу. Да и как не знать? Они носили знаки нушу на своих туфлях, вышитых нашими руками. Они видели, как мы делаем тканые послания на материи. Они слышали, как мы поем наши песни или похваляемся книгами третьего дня свадьбы. Просто мужчины считают наше письмо не стоящим их внимания.

Говорят, что у мужчин сердце из железа, а у женщин — из воды. Это видно и в мужском, и в женском письме. В мужском — более 50000 иероглифов, и каждый из них отличается от других, имеет глубокое значение и нюансы. Наше женское письмо содержит порядка 600 иероглифов, которыми мы пользуемся, как дети, на слух, для того, чтобы создать около 10000 слов. Для изучения мужского письма требуется целая жизнь. А женскому письму мы учимся в детстве, еще девочками, и полагаемся на контекст, чтобы уловить значение того или иного иероглифа. Мужчины пишут о внешнем мире литературы, расчетов и урожая; женщины пишут о внутреннем мире детей, повседневных забот и чувств. Мужчины в семье Лу гордились познаниями своих жен в нушу и их мастерством в вышивке, хотя эти вещи для выживания имеют такую же важность, как поросячий хвост.

Поскольку мужчины считали наши письма чем-то незначительным, они не обращали внимания на те послания, которые я отправляла или получала. С моей свекровью все было иначе. Мне приходилось действовать обходными путями. До сих пор она не требовала сообщать ей, кому я пишу, но уже в следующие несколько недель мы со Снежным Цветком изобрели новый вид почты. Для этого мы использовали Юнган, которая бегала от одной деревни к другой, нося наши письма, вышитые носовые платки и вытканные сообщения. Я любила сидеть у зарешеченного окна и наблюдать за тем, как она бежит. Так много раз я думала: «Я могла бы проделать этот путь сама!» Путь был недалеким, а мои ноги — достаточно сильными, чтобы проделать его, но у нас были правила на все случаи жизни. Даже если женщина могла пройти большое расстояние, ей не следовало показываться на дороге одной. Ей грозило похищение, но еще большей опасности подвергалась репутация женщины, если она не имела соответствующего сопровождения — мужа, сыновей, свахи или носильщиков. Я могла бы пойти к Снежному Цветку, но я никогда бы не рискнула сделать это.

Лилия,

Ты спрашиваешь о моей новой семье.

Мне очень повезло.

В моем родном доме нерадостно.

Нам с матерью приходится таиться день и ночь.

Наложницы, мои братья, мои сестры и слуги ушли отсюда.

Мой родной дом опустел.

Здесь у меня есть свекровь, свекор, муж и его младшие сестры.

Здесь нет наложниц и слуг.

Только я исполняю эти роли.

Я не возражаю против тяжелой работы.

Все, что мне необходимо было знать,

пришло от тебя, твоей сестры, твоей матери, твоей тети.

Но женщины в этой семье не похожи на твоих родных.

Они не любят вышивать.

Они не рассказывают историй.

Моя свекровь родилась в год крысы.

Можешь ли ты представить себе что-либо худшее

для того, кто родился в год лошади?

Крыса считает, что лошадь эгоистична и глупа, хотя я не такая.

Лошадь считает, что крыса хитра и слишком требовательна; она такая и есть.

Но она не бьет меня.

Она не кричит на меня, за исключением тех случаев,

когда принято кричать на новую невестку.

Слышала ли ты о моем отце и о моей матери?

Через несколько дней после того,

как я переехала в дом мужа, мама и папа продали остатки имущества.

Они взяли деньги и растворились в ночи.

Как нищие они не должны будут платить налоги и другие долги.

Но где они?

Я беспокоюсь о своей матери.

Жива ли она?

Или она уже в загробном мире?

Я не знаю.

Возможно, я никогда ее больше не увижу.

Кто бы мог подумать, что моя семья будет так несчастна?

Должно быть, они совершили дурные поступки в своих предыдущих жизнях.

Но если они делали это, почему плохо мне?

Слышишь ли ты что-нибудь, можешь ли рассказать мне?

А ты сама, ты счастлива?

Теперь, когда я узнала трагические новости о родителях Снежного Цветка, я начала внимательнее прислушиваться к домашним сплетням. От торговцев и разносчиков, которые странствовали по уезду, просочился слух, будто они видели родителей Снежного Цветка сидящими под деревом; те выпрашивали еду и были одеты в грязные лохмотья. Я часто думала о том, какой могущественной была когда-то семья моей лаотун, и о том, что чувствовала ее красивая мать, когда выходила замуж в семью императорского ученого. А теперь посмотрите, как низко она пала! Я боялась за нее и ее лилейные ноги. Без помощи влиятельных людей родители Снежного Цветка были обречены попасть под власть стихий. Без родного дома Снежный Цветок стала несчастней сироты. Я думала о том, что лучше иметь умерших родителей, чем родителей, растворившихся в бродячей жизни попрошаек. Когда они умрут, как она узнает об этом? Сможет ли она устроить им надлежащие похороны, убирать их могилы на Новый Год или умиротворять их беспокойные души, мятущиеся в загробном мире? Поэтому она и была так печальна, а меня не было рядом, чтобы выслушать ее. Мне было тяжело осознавать это, а ей, должно быть, просто невыносимо.

Что касается последнего вопроса моей лаотун — счастлива ли я? — я не знала, что ответить. Следовало ли мне написать о женщинах в моем новом доме? В нашей верхней комнате всегда находилось слишком много женщин, которые недолюбливали друг друга. Я была первой невесткой, но вскоре после того, как я перебралась жить в Тункоу, жена второго сына также приехала в дом. Она забеременела сразу же. Ей едва исполнилось восемнадцать, и она день и ночь плакала о своей семье. Она родила дочку, что огорчило мою свекровь и ухудшило общее положение. Я пыталась подружиться со Второй Невесткой, но она сидела в своем углу с чернилами и кисточкой и беспрестанно писала своей матери и своим названым сестрам, которые остались в ее родной деревне. Я могла бы написать Снежному Цветку о низких способах, при помощи которых Вторая Невестка пыталась произвести впечатление на госпожу Лу, постоянно делая перед ней коутоу, нашептывая подобострастные речи, ища ее расположения. Или о том, как три наложницы господина Лу без конца пререкались между собой; мелкая зависть терзала их души и лишала их аппетита. Однако я не осмеливалась доверить все это бумаге.

Могла ли я написать Снежному Цветку о моем муже? Думаю, что могла бы, но я не знала, что сказать о нем. Я редко видела его, а когда мне доводилось быть рядом, он обычно разговаривал с кем-то другим или был занят важным делом. Светлые часы суток он проводил, объезжая поля, наблюдая за строительными работами, а я в это время занималась вышиванием или другой работой в верхней комнате. Я прислуживала мужу во время завтрака и за обедом, стараясь держаться так же скромно и спокойно, как это делала Снежный Цветок, обслуживая мужчин в нашем доме. В этих случаях он со мной не разговаривал. Иногда он приходил в нашу комнату посмотреть на сына или заняться со мной постельными делами. Я решила, что мы похожи на все остальные супружеские пары — даже на Снежный Цветок с ее мужем, — поэтому не о чем было и писать.