Благословенный (СИ) - Сербинова Марина

Габриэла говорила, что рядом с ней должен быть кто-то, кто защитит ее и ее детей, благословенный, который своим светом развеет вокруг нее тьму. Может, сама судьба заставила их с Тимом снова встретиться? Габриэла не могла ошибаться. Если она сказала, что он должен быть рядом, значит нужно ее послушаться. Совсем не обязательно с ним спать, можно просто сделать из него друга для себя и своей семьи. Заставить его и Патрика подружиться. Ведь кроме этого Иссы у Тима никого не было. Кэрол была уверена в том, что и женщины у него нет. Стоит только вспомнить, как он потерял голову, когда она уронила свою пеленку, чтобы понять, что он одинок и с женщинами бывает не часто. По крайней мере, тогда он точно был изголодавшимся до безумия. Он не походил на парня, любящего насиловать женщин. Хотя, на убийцу он тоже не был похож. Выбрать себе в друзья такого, как он, непонятного, но, несомненно, опасного? Снова связаться с «темным», «плохим», как выражался Рэй, который советовал ей держаться от Тима подальше. Но как же тогда пророчество Габриэлы? Тим был единственный, кто подходил по описаниям, которые дала Габриэла, рассказывая о благословенном. Высокий, красивый, молодой, светловолосый и синеглазый, тот, кто был в ее жизни уже очень давно. Кто еще, если не Тим? Больше у нее никого такого не было. Рэй не в счет. К тому же, он уже не был таким уж молодым. Но захочет ли Тим вернуть их дружбу или завязать новую? Он ясно ей сказал, что они не могут быть друзьями. Он презирал ее, раз обозвал шлюхой. Почему? Почему он так считает? Ведь он не знает, что, помимо Джека, ее мужа, у нее был кто-то еще. Рэй, Кевин… Потому ли он ее изнасиловал, что она потеряла свою неприкосновенность в его глазах? Или ему просто нужна была женщина, любая, а она просто попалась под горячую руку, так сказать, спровоцировав его своей наготой, и позже он на самом деле раскаялся в том, что с ней сделал?

Кэрол не знала, почему, но он ей нравился, нравился таким, какой есть, со всеми своими шрамами, которые совсем ее не отталкивали. Она вздохнула. Наверное, никогда она не изменится, и ее всегда будут привлекать только сильные и опасные мужчины. И, убежав от одного, она снова и снова будет искать другого. Она сошла с ума, если думает о том, чтобы удержать Тима, вместо того, чтобы благоразумно и поскорее избавится от его общества. Да, избавиться надо, но было бы неплохо перед этим заняться с этим великаном, едва умещавшимся в ее постели, нормальным сексом, не торопливым и помягче, нежнее, чем в прошлый раз. В конце концов, она живая женщина, с нормальными потребностями, жертвующая собой ради других, живущая ради детей, и неужели ей нельзя позволить себе несколько мгновений забвения и сладости, забыть обо всем и почувствовать себя просто женщиной, а не проклятой, отверженной, странным непонятным злом, губившим человеческие жизни, человеком, которому не место в этом мире! Как ей хотелось, чтобы ее обняли эти большие, изборожденные шрамами руки, которыми она любовалась с вожделением одинокой женщины, млела, вспоминая их напряженными, с вздувшимися окаменевшими мышцами и выступающими сильными венами, представляла, как они прикасаются к ее телу, такому маленькому и хрупкому по сравнению с этим мужчиной. Она задавалась вопросом, почему так желала его, что так ее привлекало именно в нем? Его рост, его сила, которые делали его мужественно привлекательным, или его внутренняя сила, крутой нрав и жизнестойкость, которая позволяла ему до сих пор оставаться живым? А может, она инстинктивно отозвалась на одиночество этого закомплексованного, закрывшегося от всего мира мужчины, страдающего из-за своих увечий и так стыдящегося их перед женщинами, что не мог вести полноценную для молодого парня жизнь, найти себе девушку, встречаться с ней, жениться? Кэрол считала, что все могло быть по-другому, взгляни он на свои шрамы иначе и не придавай он им такое значение. И она, Кэрол, с вожделением разглядывающая его сейчас, была живым тому доказательством. Не тело, а его истерзанная душа, — вот в чем была причина, вот что мешало ему жить. И он мог не только не пожелать стать ей другом, но и отказаться лечь с ней в постель из-за своих страхов и комплексов. А это очень бы разочаровало и огорчило Кэрол, которая уже представляла, как это будет происходить, охваченная сексуальным голодом, а страсть ее подогревалось воспоминанием об удовольствии, которое она уже испытала в его объятиях.

Наблюдая за ним, она заметила, когда он открыл глаза. Он окинул комнату затуманенным взглядом и остановил его на ней.

— Где я? — слабо шепнул он, приподнимая голову.

— Ты в моей спальне, — улыбнулась Кэрол и, поднявшись с кресла, присела рядом с ним на постель.

— А Исса?

— Он обещал прийти вечером.

Он повернулся к окну.

— Сейчас?

— Нет, сейчас утро. Я позабочусь о тебе, если ты не возражаешь, — Кэрол положила ладонь на его кисть. Она была горячей. — Как ты себя чувствуешь?

— Если можно… попить, — прохрипел он.

На столике стоял графин с водой и стакан, которые принес сюда ночью Исса. Наполнив стакан, Кэрол протянула его Тиму. Дрожащей рукой он взял стакан и, приподнявшись на локте, выпил до дна. Потом осторожно заглянул под одеяло.

— Где моя одежда?

— Исса выкинул, все было в крови.

Он опустился на подушку. Кэрол заметила на его лице выражение досады и раздражения. Что не так? Ему не нравилось, что друг оставил его здесь? Он снова окинул комнату взглядом и задержался на двери в туалет. И до Кэрол дошло. Она растерялась. Тим снова приподнялся, и бросил на нее смущенный взгляд.

— Мне нужно встать.

— Ты сможешь? Я помогу, — Кэрол вскочила, готовая поддержать его и проводить до двери.

— Я сам, — он сел и украдкой взглянул на нее. Кэрол не сразу поняла причину его колебаний, а когда сообразила, безжалостно сорвала с него одеяло, сделав вид, что не заметила его нежелания вылезать при ней из постели. Его стыдливость казалось нелепой и смешной после того, как он ее изнасиловал. Что-то тогда он не очень стеснялся, раздвигая ей ноги…

Он поднялся, краснея под ее взглядом, и, пошатываясь, побрел к туалету. Кэрол без смущения смотрела ему вслед, разглядывая. Конечно, он стеснялся не того, что на нем кроме трусов ничего нет, а своих шрамов, не догадываясь, что Кэрол даже не смотрит на них, интересуясь совсем другим. Шрамы? Какие шрамы? Она видела только крепкие плечи, широкую спину, тонкую талию, узкие сильные бедра, длинные, хорошо сложенные ноги… крепкие ягодицы, которые всегда привлекали ее внимание, с первого взгляда показавшиеся очень даже ничего. Она подумала о том, что с удовольствием подержалась бы за его задницу, желательно, голую, и готова была руку отдать на отсечение, если бы он догадался, о чем она сейчас думает.

Расположившись в кресле, она ждала, когда он выйдет и продемонстрирует себя спереди. Все равно он считает ее шлюхой, и уязвленная и обиженная Кэрол готова была ему отомстить, издеваясь над его комплексами. Ему не нравится, когда на него смотрят? Что ж, тогда она будет на него смотреть, назло. Пусть злится, краснеет, мучается оттого, что она видит его так называемое уродство.

Он вышел и, сделав пару шагов, вдруг покачнулся и скользнул вниз, прервав наглое разглядывание Кэрол.

Та рванулась с кресла к нему. Он замер на коленях, упершись ладонями в пол и опустив голову, но когда Кэрол коснулась его плеча, встряхнулся и, отведя ее руку, поднялся на ноги, с трудом добрался до кровати и улегся, забравшись под одеяло.

— Плохо? — Кэрол склонилась над ним, заглядывая в бледное лицо.

— Голова закружилась… это от потери крови… Я посплю, — он отвернулся от нее, так и не взглянув.

Кэрол выпрямилась, чувствуя, что начинает злиться.

— Я провожу Патрика в школу, и загляну, — спокойно сказала она.

— Не обязательно. Занимайся своими делами, на меня не обращай внимания, — отозвался он подавлено. — Вечером придет Исса и заберет меня.

Кэрол промолчала и покинула комнату.