Том 8. Кингсблад, потомок королей. Рассказы - Синклер Льюис

Вероятно, нет ничего примечательного в том, что разговор этот вертелся вокруг горестей негров. И пусть даже многое Нийл слышал не впервые — разве мистер Пратт и мистер Денвер не твердили без конца о горестях банкиров или Род Олдвик о горестях солидных адвокатов и охотников на диких уток?

В этот вечер предметом обсуждения был преподобный доктор Джет Снуд — по-видимому, самая большая пакость, какая только водилась в Гранд-Рипаблик.

Когда крупные религиозные секты — методисты, баптисты, пресвитерианцы — от стонов и возгласов «аллилуйя» перешли к газосветной готике и литературным обзорам с амвона, замученные, усталые люди устремились в новые церкви, где им хоть и не обещали роста зарплаты, но гарантировали спасение души и где они могли во всеуслышание ругать дьявола, папу Римского и Уолл-стрит, вознаграждая себя за то, что нельзя во всеуслышание ругать хозяев. На чердаках, в пустующих магазинах и складах возникали удивительные новые секты, вроде церкви Библейского Спасения во Христе или Общины Святых Избранников Божиих, под чем следовало понимать десяток усталых мужчин и женщин, восемь молитвенников и четыре скамейки.

С чисто американской предприимчивостью духовные пастыри, которые в менее просвещенные времена были бы продавцами патентованных средств или коммивояжерами, учли, что можно делать неплохие дела, если возвести себя в священнический или даже епископский сан, снять помещение и придумать название для церкви, — а дальше вся работа сводилась к тому, чтобы погромче вопить да пожалостней причитать и по три раза в сеанс собирать пожертвования.

Среди таких новейших аттракционов в Гранд-Рипаблик славился некий Джет Снуд, который, не окончив средней школы, был тем не менее доктором богословия. Он являлся владельцем большого сарая на углу Саут-Шамплен-авеню и Ист-Уинчелл-стрит в Саут-энде и сам же состоял при нем главным зазывалой, рекламируя свое заведение под романтическим названием «Скиния Божиих Откровений, Основанная на Библии: Христос за Всех, и Все за Христа».

По правде сказать, преподобный доктор ни в одном городе не мог продержаться дольше пяти лет, так как знал только пятнадцать проповедей и пятьдесят эстрадных трюков, и даже его хмурым, отупелым, вечно жующим резину слушателям под конец становилось невмоготу. Но пока дело шло, оно давало отличную прибыль, потому что аудиторию приятно щекотали разговоры о грешниках и адском огне, и шведки-горничные, немцы-приказчики и янки-монтеры чувствовали, что если им недоступно общество Хайрема Спаррока в Федеральном клубе, то зато они могут наслаждаться обществом бога, ангелов и праведных душ в Скинии Божиих Откровений — вход свободный, пожертвования добровольные (но частые). Джет, оглушая слушателей длинными высокопарными словами, приправленными сленгом, убеждал их в том, что если снобы из Коренных Американцев смотрят на них сверху вниз, то и они, в свою очередь, могут быть снобами и смотреть с презрением и ненавистью на всех евреев, негров, католиков и социалистов.

Здесь же, в закусочной, Аш Дэвис объяснил Нийлу:

— Таких Снудов в городе несколько, но Джет самый крупный из них, и своих последователей они вышколили так, что это готовые резервы для Ку-клукс-клана. Совсем не смешно будет, когда эти шайки христова воинства бросятся избивать несчастных негров и жечь их дома. Вы друг нашего народа; как вы думаете, могли бы вы что-нибудь предпринять против мистера Снуда?

— Я, конечно, постараюсь, — сказал Нийл.

И знал, что он, конечно, ничего не сделает.

К их столу подсел молодой человек в военной форме с нашивками капитана военно-воздушных сил, темнолицый, стройный и улыбающийся. Нийлу объяснили: это капитан Филип Уиндек, он пошел в армию с последнего курса инженерного отделения Миннесотского университета и совершил немало полетов на итальянском фронте.

— Понимаете, — сказал он Нийлу, — я, собственно, уже не имею права носить этот мундир, но сегодня у нас была встреча боевых друзей. Завтра снова надену комбинезон.

— А чем вы занимаетесь?

— Моя мечта — подзаработать денег, жениться и вернуться в училище. Мне казалось, летчику, да еще с техническим образованием, нетрудно будет найти работу. Ну, ни на аэродроме, ни в автомобильных фирмах ничего у меня не вышло, даже разговаривать не стали, но, к счастью, удалось вернуться на старое место, где я работал до училища, — в Общедоступный Гараж О'Тула, смазчиком и мойщиком машин. Дрексель Гриншо, отец моей невесты, мог бы устроить меня мыть посуду в ресторане. Я, однако, счел, что возвратившемуся герою, который собирался держаться так скромно, когда его будут встречать с двумя оркестрами и речью мэра, более подходит место в гараже, где демобилизованные белые рядовые будут покрикивать: «Эй ты, черная сволочь, поворачивайся живее!»

И, как обычно, все дружно захохотали над печальной судьбой Фила Уиндека, и сам он громче всех. Лучше уж смеяться над Неблагодарной Республикой, чем унывать и лить слезы. Один только Нийл не скрывал возмущения. Но его радовало, что это ветеран, соратник по итальянскому походу, отнесся к нему как к другу, и сам он как друга приветствовал Райана Вулкейпа, когда тот появился — уже без мундира, уже не военный.

Далеко зашел Нийл, дальше, чем сам думал.

Как всякая женщина, радующаяся, когда ее новый поклонник благосклонно принят в семейном кругу, Софи Конкорд следила за тем, как Нийл себя держит с Филом, с Райаном, с детьми Ивена, и была довольна. Это она после обеда предложила Нийлу:

— Брустеры и Дэвисы идут сейчас на собрание Комитета — ну как же иначе! Без этого они спать не лягут. Комитеты — это привычка, хуже всякого наркотика. А мы четверо, я, вы, Райан и Фил, давайте пойдем в «Буги-Вуги», посмотрим черненьких в их самом некомитетском виде. Вы ведь типичный турист, изучающий нравы трущоб. Познакомились с Ашем и с Ивеном и вообразили, что все мы интеллигенты с непорочной душой, ведущие своих соплеменников в эфиопское царство разума. А давайте взглянем на тех, кого ведут, к величайшему их неудовольствию! Я уж даже не знаю, кто больше упирается, когда его берут за руку и тащат в это самое царство, — неграмотный батрак, или искушенная горожанка, или богатый коричневый специалист вроде доктора Мелоди. Но так или иначе, пошли смотреть веселых девочек.

В «Буги-Вуги» было вдоволь шума и мишуры, но все же Нийл не нашел здесь той атмосферы порока, которая рисовалась его романтическому воображению. Это была большая комната в форме буквы Г, вся в золоченых трельяжах с искусственными орхидеями. Оркестр — три толстых веселых негра в вишневых фраках и золотых котелках (ансамбль Дьюка Эллингтона в местном масштабе) — истязал рояль, барабан и кларнет. Цветные матросы и солдаты танцевали с фабричными работницами, цветными и белыми, в не меньшей тесноте, чем в самых дорогих злачных местах, где веселятся и потеют нью-йоркцы. Девушек с шоколадной или пепельной кожей, улыбающихся, но молчаливых, кружили молодые негры, танцевавшие с врожденным изяществом и легкостью.

Нийл как-то не сразу осознал, что за одним из столиков сидит Борус Багдолл, хозяин заведения, а задорная девушка напротив него, в полупрозрачном зеленом шифоне, — Белфрида, и оба они смотрят на него и скалят зубы. Он пожаловался своим спутникам:

— Вон там сидит девушка, которая у нас служила и которая меня ненавидит, — Белфрида Грэй. Лихая девица. Только, пожалуйста, Райан, не пытайтесь агитировать меня и не доказывайте, — что она жертва среды.

— А почему? Давайте подойдем, поговорим с ней. Я ее знаю с детства. А вам, наверно, незнакомо такое культурное удовольствие, как получить пощечину от кухарки.

И вот Нийл, к великому своему удивлению, впервые взглянул в лицо той Белфриде, которая много месяцев спала под одной крышей с ним, и увидел, что это Нелл Гвинн, только выточенная из черного дерева; те же глаза, и улыбка, и живость, и задорная ветреность нрава. С томной грацией — так, должно быть, прелестная продавщица апельсинов оскорбляла какого-нибудь лорда — она протянула:

— Да это же мистер Кингсблад! Вот не ожидала вас встретить в таком местечке. Я думала, если уж вы уходите из дому, так только на занятия в воскресной школе.

— Вы отлично знаете, что я никогда не вел занятий в воскресной школе! — возмутился Нийл, оскорбленный в своем мужском достоинстве охотника на диких уток.

— Будто бы?

— Что вы теперь делаете, Белфрида?

Белфрида и Борус переглянулись, как будто вопрос был ужасно глупый, но она сжалилась над неопытным белым бюргером и снизошла до ответа:

— Я открыла косметический кабинет. Мы вдвоем — я и еще одна девушка. Клиентура у нас только избранная, настоящие дамы или пасторские жены — и не рассчитывайте, что вам удастся закрутить с какой-нибудь через меня. У них у всех есть кавалеры, и такие, что денег не считают.