Пастушка Анка - Бранко Чопич

— Дети, глядите в оба! Как только заметите, что на дерево мешок лезет, удирайте без оглядки. Этот мешок не простой — в нём кот Тоша!

Дед Триша возвратился в корчму хмур, невесел, нос повесил, с руками пустыми — все ему постыли; ноги сбивши — горя не избывши, устал без толку — тоска, да и только!

— Что делать, приятель? Нету кота!

— У нас с тобой, дружище, мозги нынче набекрень. Пока мы их на место не поставим, ничего путного не придумаем, — ответил хозяин «Трёх ослов».

Он вытащил откуда-то пыльный мешок и хватил им разок-другой себя и деда Тришу. И что ж? Вправились мозги!

— Придумал! — воскликнул корчмарь. — Надо объявление написать: мол, пропал кот в мешке. Ко мне людей много ходит. Может, кто-нибудь его и видел.

— А есть у тебя ещё какие-нибудь такие объявления?

— Ого, ещё сколько! Глянь-ка, под ними и стены невидно.

Корчма и вправду вся была облеплена разными объявлениями. В одном говорилось, что некий человек ищет свой разум, который он в водке утопил; в другом другой человек сообщал, что у него в корчме память отшибло и если кто-либо умеет эту память обратно пришибить, то — просьба помочь; третий предупреждал всех, чтоб не ступали на скользкую дорожку — можно оступиться; четвёртый разыскивал потерянную в пьянстве молодость, а ещё один, оказывается, оставил в корчме своё доброе имя и просил немедленно сообщить, если кто-нибудь таковое имя нашёл.

— Ладно, давай и мы напишем что-нибудь вроде этого, — сказал дед Триша.

— С удовольствием. Только плохой из меня писарь, — предупредил корчмарь.

Он принёс большущую чернильницу, белое гусиное перо, ворох бумаги, какая идёт на обёртку скобяного товара, и разложил всё это на широком трактирном столе. За этим столом люди выпили столько спиртного, что его, наверное, хватило бы на отличный водочный дождь для целого государства, да ещё остатком можно было бы целый месяц вертеть колесо Тришиной мельницы, а лишку было бы довольно, чтобы выкупаться старой свинье с её шестнадцатью поросятами. Понятно, что за таким столом трудно написать вполне трезвое объявление.

И вот сочинители, взяв себе в помощники полную бутылочку — ту самую, что придаёт мыслям плавность и текучесть, — икая, позёвывая, почёсывая поминутно затылки, стукая себя то и дело по лбу и пролив семь потов, составили наконец такой документ:

ОБЪЯВЛЕНИЕ И ОБРАЩЕНИЕ,

из которого каждый, кто его прочтёт, узнает то, что в нём написано, а, написано то, что далее следует, а далее следует то, что прочитать можно, и ни слова больше.

Составлено мельником дедом Тришей и корчмарём Винко Сливичем при содействии полной бутылки и гусиного пера.

В объявлении объявляем, а в обращении обращаем внимание на следующее:

Прошлой ночью, когда дед Триша ловил луну на дереве, у него пропали кот и мешок, причём мешок был надет на кота, а кот был в мешке. Кота легко опознать по тому, что он сидит в сером мешке и любит сало, сыр и рыбу, а, мешок отличается тем, что не любит ни сала, ни сыра, ни рыбы и сидит в нём кот. А если указанных примет и признаков недостаточно, то сообщаем ещё дополнительные:

КОТ ТОША в детстве был котёнком. Это знает даже кривая курица, пропавшая во время прошлогоднего наводнения. Прежде у него водились блохи, а может, и сейчас водятся. Когда был он дома, часто сидел у деда Триши на плече, а когда пропал — неизвестно, где сел. Спереди у него голова, а сзади хвост. Ноги довольно длинные: когда он стоит, все четыре достают до земли, однако, когда он ложится на спину, до неба всё же не дотягиваются.

СЕРЫЙ МЕШОК похож на другие мешки, и по этому признаку его легче всего опознать. Если его вывернуть наизнанку, то он будет похож на мешок, вывернутый наизнанку, а если его не выворачивать, то он будет в точности похож на самого себя. Когда он пуст, тогда в нём ничего нет. Ног у него отродясь не водилось, однако он всё-таки ушёл и пропал куда-то.

Кто их обоих разыщет, тот получит от деда Триши полную бутылку муки, а от корчмаря Винко — мешок водки.

Торопись, народ! Мука льётся, водка сыплется!

Написано на столе, а читать надо на стене.

Скорбящий дед Триша.

Сочувствующий ему корчмарь Винко.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Мышь гуляет по моей спине. Налёт зайцев. Шаги неизвестного. Поднимаюсь в воздух. (Из дневника Тоши.)

Мой дед, кажется, вдребезги пьян. Взял мешок и меня вместе с ним, размахивает нами во все стороны и горланит:

— Брось меня, мешок, в воду!

Ага, теперь он оставил нас в покое. Тишина. Слышно только, как волна плещет и сверчок трещит. Значит, лежим мы с мешком у самой реки, и, видно, ночь наступила. Как бы нас не украли… Тсс!. Вроде трава шуршит. Кто-то идёт. Подходит к мешку… Останавливается.

— Здорово, сестрица! — слышу знакомый басовитый голос.

Ну конечно, это водяная крыса!

— Здорово, здорово! — пищит в ответ тоненький голосок.

Ага, это серая полевая мышь. Я и её знаю.

— Что нового, спрашиваешь? — говорит крыса.

— Да вот какой-то растяпа оставил у меня на берегу мешок.

— Может, в нём есть что-нибудь съестное? — заинтересовалась полевая мышь. — Зерно, а то, глядишь, и мясо?

— Если так, то недурно было бы полакомиться, — говорит крыса и, слышу, похлопывает себя по брюху.

— Только сперва, — предлагает мышь, — давай его ощупаем и обнюхаем.

И вот чувствую — засеменили по мне мышиные лапки. Полевая нахалка лезет на мешок прямо по моей спине. Щекотка такая, зуд такой — хоть из собственной шкуры выпрыгивай!

— А неплохо было бы мешок прогрызть, — говорит водяная крыса. — Тогда сразу узнаем, что в нём спрятано.

И она принялась грызть мешок как раз против моего носа. От натуги крыса тяжело пыхтела прямо мне в ухо. Я замер, притаился, приготовился…

Вдруг крыса перестала трудиться над мешковиной и шёпотом подозвала свою сообщницу:

— Лезь-ка сюда, сестрица! Понюхай! Что-то тут нечисто… Сомнительный какой-то запах!

Маленькая воровка проворно взобралась мне на голову, уткнулась мордочкой мне в нос и пробормотала в испуге:

— Погоди, погоди, да ведь так пахнет только…

— Вот и мне кажется, — зашептала крыса, — что в этом мешке не кто иной, как сам усатый, сам…

— …ко-о-от! — заорал я во всю глотку и подпрыгнул вместе с мешком.

И крыса и мышь исчезли в одно