Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский

Трудно сказать, к чему могла привести эта ситуация. Но в самый разгар игры, поставленной немцами, произошла небольшая ошибка. Внезапно закончился период расцвета трогательной дружбы принца Рупрехта и генерала Людендорфа с нашими неграмотными русскими крестьянами в окопах.

В момент наибольшего бездействия на Русском фронте немецкие войска внезапно перешли в наступление на Стоход. Быстрый удар дал отличные результаты. Русские полки, далекие от всякой мысли сражаться, были застигнуты врасплох. Огромные массы артиллерии и 25 000 пленных составили немецкую добычу — первый результат «борьбы за мир» путем братания, проводившейся по указаниям Людендорфа и Ленина.

Впечатление, произведенное ударом на Стоходе на ту часть русской демократии, которая искренне занималась борьбой за немедленный справедливый мир, было поистине сокрушительным. Людендорф, как он сам признается в своих мемуарах, быстро понял ошибку германского верховного командования. В германской штаб-квартире было решено не допустить повторения таких досадных эксцессов. Немецких ударов по Русскому фронту больше не будет, доносило до наших окопов немецкое командование. Это обещание Людендорф сдержал.

Однако, к счастью для нас, впечатление, произведенное Стоходским наступлением, не удалось сгладить. Где-то в подсознании души русской демократии произошел глубокий надлом.

Наступлением на Стохода закончилось то, что можно назвать пацифистским периодом русской Революции. Начался новый период, период обороны. Сама русская Революция, а не только «империалистическое» Временное правительство, решила продолжать войну, пока этого требуют обстоятельства. Конечно, эта новая психология защиты, начавшая развиваться в сознании масс, не проявилась в полной силе сразу после Стохода. Наоборот, внешняя картина положения на фронте и в тылу казалась еще более безнадежной и неразрешимой. Во всяком случае, так расценивал ситуацию Александр Гучков, первый военный министр Временного правительства, и его ближайшие сподвижники.

Глава VII

Гучков

Александр Гучков был одним из самых ярких и интересных политических деятелей дореволюционной России. Видный общественный и торговый деятель Москвы, типичный представитель московского купеческого мира, Гучков был в значительной степени самодостаточным человеком. Его карьера была самой оригинальной. Во время англо-бурской войны он бросил свой бизнес и пошел воевать на стороне буров. В русско-японскую войну он работал в Маньчжурии как представитель Красного Креста и там имел возможность наблюдать недостатки старой русской бюрократической военной машины. Умеренного участника освободительного движения, разгар революционных волнений 1905 г. застал его на правом фланге земских и городских реформаторских организаций. Порвав с либералами типа Милюкова, он стал лидером консервативной партии октябристов («конституционный» Манифест Николая II был издан 17 октября 1905 г.).

Эта партия стала конституционной опорой столыпинского правительства после роспуска первой Думы летом 1906 г. и подавления народного антиправительственного движения. Сам Гучков взял на себя роль близкого друга и советника всемогущего премьера.

В ультраконсервативной третьей Думе он был избран председателем и как таковой имел возможность близко изучать не только бюрократический аппарат Российской империи, но и самого царя и его окружение. Независимый и мужественный, обладавший большой политической интуицией, Гучков вступил в острую борьбу с окружавшими престол «темными силами», направленными сначала против безответственного влияния великих князей, затем против всемогущего Распутина.

А.И. Гучков

Гучков сосредоточил свою энергию главным образом на вопросах военного характера. Вскоре вокруг него образовался круг способных молодых офицеров Генерального штаба. Это вызвало подозрения и острую враждебность при дворе. Близкие к Гучкову военные деятели были прозваны императрицей Александрой Федоровной «младотурками». Эти «младотурки» (в том числе генералы Гурко и Поливанов) вместе с некоторыми депутатами Думы сделали очень много для реорганизации русской армии и улучшения обороны страны.

Но со временем Гучков и его друзья убедились, что дальнейшая серьезная работа в интересах нации, особенно в интересах национальной обороны, при существующем режиме практически невозможна.

Назначение совершенно недееспособного Сухомлинова на пост военного министра, постоянно растущее влияние полуграмотного крестьянина Распутина на решение самых основных государственных проблем убили в Гучкове всякую надежду на мирное, эволюционное решение постоянно нарастающего кризиса самодержавия.

Тем не менее Гучков не желал возникновения стихийного революционного массового движения. Открыто заявляя о своей непримиримой неприязни к существующему режиму, вождь октябристов стоял, однако, в стороне от нараставших в стране революционных тенденций. Он не одобрял их. По его мнению, революционный хаос мог быть предотвращен только борьбой за политическую власть со стороны умеренного и консервативно-либерального среднего класса российского общества. Уже перед войной, в 1913 г., при IV Думе, он призвал свою партию на эту борьбу. В начале войны Гучков появился в Восточной Пруссии как представитель Красного Креста. Там он стал свидетелем первой катастрофы русской армии и гибели под Солданом генерала Самсонова.

Произнося прощальную речь в качестве военного министра Временного правительства перед совещанием делегатов с фронта в Таврическом дворце 12 апреля, Гучков сказал:

«Уже осенью 1914 года я вернулся с фронта революционером».

Давая показания перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства 2 августа 1917 года, Гучков заявил:

«Когда я и некоторые мои друзья в предшествующие перевороту месяцы искали выхода из положения, мы полагали, что в каких-нибудь нормальных условиях, в смене состава правительства и обновлении его общественными деятелями, обладающими доверием страны, в этих условиях выхода найти нельзя, что надо итти решительно и круто, итти в сторону смены носителя верховной власти. На государе и государыне и тех, кто неразрывно был связан с ними, на этих головах накопилось так много вины перед Россией, свойства их характеров не давали никакой надежды на возможность ввести их в здоровую политическую комбинацию; из всего этого для меня стало ясно, что государь должен покинуть престол.».

Зимой 1916/17 г. Гучков не только думал о восстании, но активно занимался его подготовкой совместно с М.И.Терещенко, известным миллионером и меценатом, будущим министром иностранных дел во Временном правительстве. Вместе с генералом Крымовым, организатором последующего корниловского мятежа, он продвигал планы государственного переворота, предчувствуя приближение катастрофы. Исполнение планов затянулось, и вместо смены правящих монархов вся династия была сметена народным восстанием.

Оставаться в стороне от революции после этого, естественно, было невозможно для Гучкова и его друзей.

С этого момента началась личная трагедия Гучкова, которая, однако, с особенной ясностью показала трагедию, пережитую всеми людьми его круга и его класса в революции.

Они ожидали политического переворота, который, изменив систему правления, должен был передать всю политическую власть в руки центристских, умеренно-консервативных и либеральных элементов русского общества, господствовавших до 27 февраля 1917 г. политической жизни страны, в Думе, в земствах, в городах и в печати. Вместо этого в России произошло социальное землетрясение, которое потрясло и разрушило все слои