Духless: Повесть о ненастоящем человеке - Сергей Минаев

– Миш, ну чё ты такой злой, у тебя случилось чего? Ой, травища у тебя замечательная какая. Класс просто!

– Из дедушкиного сада. Как там в этой рекламе? Ты когда-нибудь видел, внучок, чтобы я свою траву гадостью поливал? Хе-хе-хе. Устал я что-то сегодня. Начальник заставил выехать на один объект. В фирму, где даже не знают, как телефон в розетку вставить. Я там у них целый день Сеть тестировал. Мрак!

– Да, тебе не позавидуешь, пашешь как конь, – смеюсь я, затягиваясь, и передаю косяк обратно.

– Ясный фиг, это не твоя работа. – Михаил ловким, отточенным годами движением подлечивает криво пошедший огонек. – Тусы да клубы одни. Странно, что в Москве за это еще и деньги платят.

– Миш, поверь мне, в Москве только за это и платят…

Мне уже хорошо, первая волна кайфа начала холодить мне лицо.

– Слушай, а мы сегодня нормально засели, у тебя завтра чего по расписанию?

– Да ничего особенного. Халтурка одна. – Мишка подснял с папиросы гильзу и скрутил кончик наподобие «козьей ножки». – Ко мне завтра матросы придут. Ну, из Нахимовского, я их так называю для простоты. – Он затянулся, сдул пепел и передал мне «пяточку». – Сервер чинить им буду. День проваландаюсь, получу пять копеек свои – и домой, к книжкам, – говорит Мишка.

– А зачем целый день-то тратить? – Я скуриваю остаток, и мне уже совсем хорошо, нега расплывается по всему телу, я потягиваюсь и проваливаюсь в глубину кресла… – Почини еще пару серверов, заработаешь еще пару копеек, в чем проблема-то?

– Да тут одна проблема, – машет он безнадежно рукой. – Денег нигде не платят. Приходишь на работу и понимаешь, что ишачить без толку, все равно много не заплатят. А они (начальники то есть) тоже понимают, что, сколько тебе ни заплати, ты все равно будешь работать через пень-колоду. И платят копейки поэтому.

Мишку, видно, тоже зацепило уже первой волной, его очки даже стали как-то больше блестеть, он наклонился чуть вперед.

– Но парадокс-то в том, что они-то не знают, что я знаю, что они не заплатят. Они думают, что я просто лентяй. А вот если бы они знали, что я про них знаю, то, может быть, и заплатили. – Глаза под его очками заискрились. – Сказали бы, мол, Михаил, мы вас понимаем, мы не такие, мы вас готовы ценить – вы только работайте. Вот тогда бы я подумал. Сечешь?

То ли трава взяла свое, то ли за те встречи с Мишкой я научился четко выделять из всего его словесного винегрета основную мысль, но просветление мгновенной вспышкой озарило мое сознание:

– Ага. Я понял, Миш. У вас тут у всех стандартная проблема. Прыщи – потому что не ебут. А не ебут, потому что прыщи. Замкнутый круг какой-то. Да?

– Ну, типа того, – согласно кивнул Мишка, но тут же поднял взгляд: – Ну что, после первой до второй перерывчик небольшой?!

– Да вообще никакого не должно быть. – Я с трудом вылез из глубин кресла. – Мишка, кстати, а почему ты в Москву не переезжаешь?

– Бездуховно там у вас, – сказал он, выдувая табак из папиросы. – Тут у нас Васильевский остров, Нева, духовность. А в Москве? Одни бутики да кабаки. И храм Христа Спасителя, похожий на силиконовый имплантат, который себе старухи миллионерши ставят в надежде лучше выглядеть. Но это им не помогает.

– Не понимаю я чего-то. Неужели все так плохо? – Я представил себе девицу в красном сарафане, с высоким кокошником на золотистых волосах и двумя храмами Спасителя вместо грудей. Красавица Москва постояла немного, смотря на меня как-то оценивающе, потом укоризненно отвернулась, уставившись, на витрину какого-то модного магазинчика. – А у вас чего, бутиков мало? Или кабаков?

– Ну… – вздыхает Мишка, выпуская клубы дыма, который мне почему-то кажется зеленым. – У нас места мало, – продолжает он свою мысль, – тут у нас на каждом доме мемориальная доска, и подпирает она собой некую высшую духовность. – Он затянулся еще раз, задержал дым, поднял руку с папиросой вверх и торжественно произнес: – Здесь жил Чайковский, тут писал «Хованщину» Мусоргский! – И выдохнув еще более зеленый клуб дыма, продолжая свою мысль, передал мне нашу «эстафетную палочку». – И следовательно, когда я стою у дома, где на первом этаже бутик, я думаю не о модных в этом году тряпках, а о ней, о духовности… – Он сделал многозначительную паузу и произнес: – Которую оставили этому дому в наследство его прежние жители.

– Ага, я знаю этот приемчик. – Я решил поддержать Мишкину глумливую нотку. – Им ваши риэлторы очень здорово пользуются. Например, когда они хотят продать тебе за триста тысяч гринов квартиру с ржавыми трубами и протекающими потолками. Только они, гады, ни о чем таком в объявлении не пишут. Зато жирным шрифтом выделяют, что в этой квартире жил Блок. Заманивают нас, простачков-москвичей. Это, Михаил, ловля щуки на живца называется, в виде исторического персонажа. Ты об этом? Это называется у вас духовностью?

Дым приятно щекотал гортань, в полумраке комнаты все мне казалось каким-то зыбким, и мне уже не требовалось усилий, чтобы мысль разговора не петляла и не цеплялась за параллельные темы.

– Ни хера ты, братан, не понимаешь. Но не расстраивайся, так устроен мировой порядок на этом уровне. – И, хитро подмигнув, добавил: – Легче протащить «гелендваген» через игольное ушко, чем москвича в духовность.

Мы оба рассмеялись, на этот раз я снял «пяточку» и подлечил огонек, затянулся и передал собеседнику эстафету:

– Слушай, ну что ты все время про эту духовность талдычишь? Ты хотя бы можешь вразумительно объяснить, что в твоем понимании эта самая духовность? Добивай, а то я что-то еле фокусируюсь…

Я протягиваю Мишке косяк, он двумя затяжками приканчивает его. Лицо Мишки еще больше светлеет, он встает, наливает мне и себе чаю, поправляет очки и смотрит на меня взглядом человека, объясняющего туземцу, что книги созданы не для того, чтобы ими разжигать огонь, и произносит:

– Это нельзя объяснить, это можно только ощущать на уровне высоких материй. Это должно просто быть или не быть…

– А по-моему, Миша, это такая смысловая связка у питерской интеллигенции. Ну, знаешь, как у алкашей во дворе связка «бля». Я, бля, пошел, бля, в магазин, бля, там, бля, очередь такая, нах, ну, бля, ваще. А вы вместо «бля» подставляете «духовность», что в сути контекста просто одно и то же… Практически это уже слово-паразит. Вместо него можно использовать украинское «нэзалежность». Тоже в русском языке ни о чем не говорит, но красиво.

– Э-э-э, бразар, не надо все в один компот, не так все упрощенно, ты, кстати, кроме своих книжек по рекламе, читал что-нибудь еще? Русскую классику, например? Или встречаешь рассвет хотя бы иногда??? Хотя бы стоя на балконе… Ты стихи хоть иногда читаешь??? Прочитай, может, поймешь.

– Вот особенно здорово звучат эти отсылы к классике и лирике. Кого ни возьми, любого «героя нашего времени» – Чацкого, Онегина, Печорина, – все персонажи вели абсолютно бесцельное существование, искали смысл жизни, духовные очаги и т. д. И поиски «духовности», даже просто послушав тебя, продолжаются так уже века три. А воз, Миша, и ныне там.

– Сложно с тобой. Ты не хочешь просто понимать, тебе так проще, а на самом деле именно в этих поисках и шлифовалась русская общественная мысль. – На сей раз Михаил выглядел уже серьезно. – Потому и людьми были, а не хомо брэндикусами. Пойми, когда люди проводят жизнь в поисках смысла человеческого существования, в поисках очищения души от материальной скверны, их жизнь озаряется невидимым простому человеку духовным светом. А вам хоть освещение целого стадиона «Петровский» включи прямо над вашими головами, вы все равно будете ходить как слепые котята, натыкаясь друг на друга, сталкиваясь лбами и спрашивая: «Ой, что это? А это чего на тебе?» – Мишка сидел, как обличающий судия, прямо, сверля меня взглядом из-под очков…

– Уф-ф-ф, Мишаня, мне чего-то не хочется опять уходить в эти дебри. Давай о более понятных вещах поговорим, а? Я все равно не врубаюсь в твою ебаторию, а то будет как в прошлый раз. До утра ведь глотки драли.

– А чё ты тогда в японистику полез? Сам, кроме слов «тойота» и «Мураками», ничего не знает, а меня обвинил в суконном мышлении европейского бюргера.

– Я?.. Ладно, Миш, забыли. Ну чё? Еще забьем и по политике пройдемся? Ну ее на хуй эту духовность…

– Давай.

Пока я забиваю третий косяк, Мишка режет докторскую колбасу и черный хлеб. Я отмечаю, про себя, что каждый раз по обкурке в нем просыпается домовитость в стиле «любая бы замуж пошла». Раскурив папиросу, я беру с подоконника газету, где мое внимание привлекает заголовок «В какой стране будут жить наши дети?», рядом портрет Михаила Ходорковского, сидящего за решеткой.

– Слушай, чего пишут, – говорю я Мишке. – «Наша страна похожа на расселенную коммунальную квартиру, в которую въехали новые хозяева и пытаются ее обустроить. В каждой комнате свой, отдельно взятый, бардак. Пока новоселы меняют плиту, у них лопаются краны в ванной…» Как тебе такой пассаж?