Круговорот лжи - Нина Бодэн

— Больно умная. — Мать казалась довольной. — Я часто говорила ей, что образование — это еще не все. Знаешь, я не хотела отсылать тебя в закрытую школу. Но она решила, что тебе там будет лучше, что я слишком занята, и в конце концов уговорила меня. В Саутенде ты был счастлив, но приходилось думать о твоем будущем. С Тимом все обстоит по-другому. Я так ей и сказала.

Сообразив, что мои мать и тетка используют Тима как еще один повод для своих бесконечных стычек, я вдруг разозлился.

— Лично я считаю, что у Тима есть будущее. А ты думаешь по-другому?

Моя дурацкая вспышка заставила ее нахмуриться.

— К будущему, о котором говорит Мод, он не готов. К сдаче экзаменов и всему остальному. Но в последнее время я часто думала о нем. Хотя вы с Элен разошлись и возврата к прошлому нет, тем не менее вам удалось сделать многое. Во всяком случае, я это замечаю. Тим стал спокойнее. Точнее, научился держать себя в руках. Но он ведет себя так, словно достаточно энергичного жеста или громко сказанного слова, чтобы внутри у него что-то сломалось.

Я сказал:

— Он шизофреник. Ты знаешь это. Я говорил тебе.

Мать застыла на месте так же, как это делал Тим. Словно боялась пошевелиться или произнести слово. Наконец она промолвила:

— Знаю. И Мод тоже. Но это не мешает нам желать ему добра. Даже если мы при этом не соглашаемся друг с другом. В конце концов, врачи оказались бессильны. Я не хотела причинять тебе боль, напоминая об Элен. Вы оба сделали для него все, что могли. Я сказала, что вижу разницу, но не уверена, что права. Возможно, это было в нем всегда, просто я не замечала. Знаешь, я много наблюдала за своей матерью. Конечно, там дело другое. Она очень стара, так что это естественно, но беда у них одна. И это сделало меня более внимательной.

— Ради Бога, перестань! Тим не маразматик!

Что за ужасные сравнения? Беззубая бабка со щетинистым подбородком и мой красивый страдающий мальчик!

— Он знает о своей болезни, — сказал я. — И страдает.

— Ты думаешь, Энни не страдает? Думаешь, у нее не бывает просветлений? Она еще жива. Та женщина, которой она была, гордая, сильная, теперь не в состоянии вспомнить, что было сказано две минуты назад, где она находится и чем ее кормили на обед! Я знаю, как ты относишься к Тиму. Я отношусь к ней так же. Когда я вижу ее испуганной, то тут же вспоминаю растерянное лицо Тима. Как будто они оба сбиты с толку и пытаются понять, что происходит у них в голове.

Ее глаза наполнились слезами. Я сказал:

— Я понимаю, это тяжело. Но Энни прожила долгую жизнь. Это просто короткий возврат сознания перед концом.

— Да, но это не утешение. Жизнь она прожила, а вспомнить нечего. Одни труды и заботы.

— Как будто Тима ждет что-то другое…

— Перестань! Ты знаешь, как я люблю его. Просто теперь я вижу мать дважды в неделю и схожу с ума при мысли, что она сидит там целый день в кресле у орущего во всю мочь телевизора, окруженная людьми, которые не знают, какой она была когда-то и осталась до сих пор, только внутри. Нянечки там очень внимательные, однако для них она просто старое тело, которое нужно мыть, одевать и кормить. Иногда мне хочется забрать ее оттуда, но я тут же вспоминаю, что это невозможно, что я не справлюсь, просто не вынесу, и это надрывает мне душу…

Голос ее задрожал от горечи, а маленькие ладони, молитвенно сложенные вместе, дрожали так, что эта дрожь поднималась по предплечьям и распространялась на все тело. Я никогда не видел мать в таком состоянии. Обычно она была спокойной, даже безмятежной и излучала то, что Элен сто лет назад назвала «душевным равновесием». Из-за Тима она так не убивалась! Оплакивала свою мать, эту старую каргу, а по нему не пролила ни слезинки! О Господи, по единственному внуку! И тут мне пришло в голову, что это смешно. О чем идет речь? Чье безумие хуже?

Я сказал:

— Мне очень жаль Энни-Бритву. Я должен был бы приходить к ней почаще. И Мод тоже. Несправедливо, что все это легло на твои плечи.

— Вы оба слишком заняты. Ужасно деловые люди. — Мейзи засмеялась, показывая, что не сердится. — Да нет, я не жалуюсь. Думаю, во мне просто говорит эгоизм. Я смотрю на нее, на всех этих несчастных безумных стариков и волей-неволей думаю о том, что меня ждет то же самое. — Она покачала головой. — Сейчас я напрочь забыла Эрика, потом забуду себя самое… Похоже, я уже встала на этот путь!

Мать лукаво посмотрела на меня, словно радуясь, что смогла оправдать свой провал в памяти. Она сказала:

— Я любила его по-настоящему, а не из корысти, как ты думал когда-то, а Мод думает до сих пор.

Я рассмеялся, потому что мне нечего было на это ответить. А потом сказал, что ей не следует беспокоиться из-за провалов в памяти; у нее есть Мод, которая всегда сумеет заменить ей батарейки. А мы с Клио тоже любим друг друга бескорыстно. Я пообещал приехать к матери на следующей неделе, а к Энни-Бритве «скоро» (неопределенность этого понятия меня вполне устраивала). Извинился за то, что мне пора ехать: сегодня у няни выходной и я должен забрать Барнаби из школы. Мать не стала спрашивать, почему этого не может сделать Клио и зачем Барнаби няня, когда у него есть мать. И слава Богу. Разве я мог объяснить, что не рискую оставлять будущую жену наедине с будущим пасынком дольше, чем на два часа? Мать попросила не сердиться за то, что она «высказала свое мнение», и выразила надежду на то, что мы с Клио будем очень счастливы. Я сказал, что тоже надеюсь на это, и поцеловал ее.

Этот мирный финальный аккорд пошел на пользу нам обоим. Мать проводила меня до калитки и подставила щеку для прощального поцелуя. Вдруг она увидела что-то позади меня, широко улыбнулась и внезапно помолодела лет на двадцать. Улыбка, вспыхнувший на щеках румянец и даже что-то вроде девичьего трепета…

— Дэйви! Вот не ждала… Кажется, ты еще не знаком с моим сыном.

Она взяла меня под руку.

— Милый, это Дэвид Прайм.

Фамилия показалась мне знакомой. Мистер Прайм был худым, с морщинистым обветренным лицом. Живой коротышка, веселый и уверенный в себе. Сразу было видно, что это моряк. Он сказал:

— Рад познакомиться. Извини, Мейзи, кажется, я помешал.

— Глупости! Конечно, нет! Тем более, что мой сын все равно уходит. — Она сжала мой локоть. — Дэйв — один из моих старинных друзей.

Он с чувством улыбнулся ей.

— Мы с Мейзи встретились после долгой разлуки. Росли вместе. Потеряли друг друга во время войны. А потом я плавал. Торговый флот. Конечно, теперь на пенсии.

Мать довольно промолвила:

— После стольких лет такой сюрприз! Когда я увидела его в супермаркете, то сказала себе: «Дэйви! Не может быть!» Но это действительно оказался он!