Секс-пир: Вулкан эротических фантазий - Мистер Икс

Немного подумав, она вдруг рассмеялась, зажав рот ладонью:

— Действительно, если бы полчаса назад кто-то сказал мне, что отдамся мужчине в туалете…

— А ты сама не трепись, и так твой язык уже подвел тебя. Светку зачем-то обидела.

— Ой, и не говори! Какая же я все-таки болтушка. Ляпнула, не подумав. Где вот она сейчас шастает?.. Она все держит в себе. Хотя понять ее можно: Светка некрасивая, вот и боится, как бы не отбили, а Серега этот пришел к нам в общагу. Светки не было. Зачем, к кому пришел — не говорит. И сразу полез ко мне целоваться.

— Наглый, как я.

— Зато ты умелый, — оценила она, — а у него ничего не получилось… Не смог. Полная дисгармония. Да и я не хотела… А, ладно. Между прочим, давай хоть познакомимся.

— А зачем? Так даже интересней. Абстрактный мужчина встречается случайно с абстрактной женщиной…

— …И совершает абстрактный половой акт, — продолжила она.

— Понимаю. Так сказать, секс в чистом виде, но в грязном месте…

Она протянула руку и представилась:

— Люба.

— Виталий, — отвечаю, пожимая узкую ладонь и церемонно склонив голову, словно находились не в библиотечном сортире, а на приеме в Версальском дворце.

— Знаешь, Виталик, ты мне понравился. Если захочешь снова встретиться, позвони. Вот телефон. — "Чужая" взяла бумажку из ящичка и нацарапала ручкой номер.

Я спрятал бумажку и дал понять, что пора разбегаться.

— Уходить будем по одиночке, — произнесла она уже знакомую мне фразу. — Сначала — я, потом — ты.

— Ага, — понятливо кивнул я. — Если все о'кей, ты кашляешь.

— Нет, кашель — это ненадежно. Лучше я свистну тихонько, вот так…

И она, полушипя, полусвистя, тихо вывела первые такты: "Вставай, проклятьем заклейменный…"

— Договорились, — кивнул я, и она вышла.

Тут "чужую" и повязали.

— Ага, развратом, значит, занимаемся, — сказал чей-то женский, но очень суровый голос. — Куда? Стой! Говори фамилию, курс, адре-ес!

И сразу же мою кабинку сотряс мощный кулак:

— Выходи, гаденыш, щас милицию вызову!

Ситуация предстала передо мной во всей ужасающей ясности. Какая-то крупная библиотечная "шишка", войдя в сортир, конечно же, заинтересовалась возней в моей кабинке, и, естественно стала подслушивать, а, может, и подглядывать. У подобных особ страсть к шпионству со временем приобретает явные признаки полового отклонения — так называемый вуайеризм.

Распахнув дверь кабинки и играя желваками на скулах, я выпрямился во весь рост. Она была такой, какой я и представлял эту "номенклатуру", крашеной блондинкой лет тридцати пяти, с маленькими и злыми глазками на бледном лице.

Люба закрыла лицо ладонями.

— Ты личико-то свое не прячь, не прячь, — говорила тетка, тщетно питаясь заглянуть мне за спину. — Умеешь грешить, умей и каяться.

— Как же, сейчас, — сквозь слезы ответила Люба, — разбежалась!

— Хамка, ах ты!.. — Блондинка покраснела до корней крашеных волос, — Ишь, до чего докатились! Вас за это надо…

— Ну-ка, отпустите ее, — сказал я и завладел руками надзирательницы.

Люба воспользовалась свободой и, выпрыгнув из кабинки, исчезла со скоростью звука.

— Так, — грозно сказала баба, бледнея от злости, — нападение на ответственного работника при исполнении… в общественном месте… А ну-ка, руки мне отпусти, быстро!

Она растерла затекшие от моей хватки запястья, одернула лацканы своего полуженского-полумужского пиджака, солидно пошевелила локтями.

"Сейчас вызовет милицию", — невольно подумалось мне, тут в сортир хлынула целая компания молоденьких "сикушек". "Номенклатура" насторожилась: тонкое административное чутье подсказывало, что столь длительное пребывание в кабинке с юным лоботрясом может быть "неправильно истолковано общественностью" — пусть и не очень широкой. От всего этого сильно попахивает "аморалкой". То-то радости будет у коллег. Особенно Залупаев возликует. Этот стервец давно уже под нее подкапывается.

И вот тут-то и произошло чудо! Сработал самый могущественный из человеческих инстинктов — инстинкт самосохранения. Номенклатурная блондинка одним прыжком (совсем как кенгуру) преодолела разделявшее нас расстояние и ворвалась в мою кабинку. Дверь захлопнулась с тоскливым, раздирающим душу скрипом. Нет, все-таки права народная примета — разбил зеркало, жди беды.

Все дальнейшее напоминало сценку театра мимики и жеста: дама беззвучно отворяла и затворяла рот, безумно пучила глаза, тыча пальчиком в дверку: щеколда, дескать, не закрыта! Не торопясь, я щелкнул задвижкой, достал сигарету. Пухлый кулачок тотчас же замаячил возле моего носа.

— Сиди тихо, — прочитал по губам "номенклатуры", — иначе убью.

За стенкой девки разухабисто мочились в унитазы, мыли руки, курили, смеялись, травили неприличные анекдоты. Ухватив криминал, "номенклатура" рефлекторно вытянулась в охотничью стойку — уши торчком, хвост пистолетом. В конце концов, мое терпение лопнуло:

— Не больно-то возникайте, милочка! Девчонки расслабились, отдыхают. Сами-то вон заперлись в туалете с молодым жеребцом.

— Ах, ты!.. С-с-сопляк, — только и прошипела она, начиная, по-видимому, догадываться, какую глупость сморозила.

С подчеркнутой наглостью во взоре я принялся оглядывать с ног до головы эту крашеную идиотку. И тут мои мысли неожиданно приняли совсем, совсем иное направление. Передо мной стоял очень и очень смачный бабец.

Большой бюст, развитые бедра, призывно отставленный, выпуклый зад.

— Что это вы так меня осматриваете? — сварливо просипела она, неожиданно переходя на "вы".

— Как это — "так"?

— Ну нескромно… вызывающе… Вам нужно помнить, что вы, в сущности, еще мальчик, а я… гм… взрослая женщина. Мне уже… гм… — Она поправила прическу кокетливым движением. — Ладно, неважно, мне достаточно лет, чтобы между нами…

Я сверлю "номенклатуру" взглядом голубовато-серых глаз (по моему твердому убеждению, совершенно неотразимых), и под их магнетическим воздействием язык моей "визави" стал как-то заплетаться, путаться в словах.

Все мои последующие действия выглядели, наверное, очень нагло.

Прежде всего, как мог, сжал ладонями необъятные груди. Она рванулась, но безуспешно. Мне удалось прижать "номенклатуру" к стенке, а через минуту моя рука уже шарила у нее под юбкой.

— Вы что, с ума сошли?! — вполголоса пыхтела она, отбиваясь руками и выставляя вперед довольно-таки круглые аппетитные коленки.

— Ничуть, — кряхтел я ей в самое ухо, — а почему вы на помощь не зовете? Смотрите, а то трахну прямо на унитазе.