Стихотворения в пяти томах - Мирра Александровна Лохвицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спешит вздохнуть усталый караван.
ИВЛИС:
И отдых будет сладок, о, так сладок,
Что, может быть, премудрая Балькис
Забудет здесь и радостную цель,
И блеск, и трон, и славу Саломона.
ИФРИТ:
Не верю, нет! В душе ее живой,
Подобно чистой лилии Сарона,
Тянущейся к божественным лучам,
Стремящейся. Как голубь, в высь лазури,
Не погасить небесного огня.
ИВЛИС:
Иль ты забыл? – Не я ли затемнил
Ее сознанье верованьем ложным;
Премудрая не ведает Творца,
Единого Создателя вселенной,
И молится Его творенью – солнцу,
Источнику сиянья и тепла.
Давно, давно за нею я следил,
Я был ее сопутник неразлучный,
Всегда, везде, повсюду, неизменно,
И путь ее тяжелый оживлял.
Я вслед за ней то гнался черной тучей,
То ураганом грозным налетал,
То, свив песок гигантскими столбами,
Свистящий смерч вздымал до облаков.
Но тщетно я страшил царицу Юга;
Не замечая ужасов пути,
Под мерный шаг на корабле пустыни
И медленно, но твердо и упорно,
Стремился вдаль усталый караван.
И вот, тогда поглубже заглянув
В бесстрашную и девственную душу,
Я стал дразнить желания царицы
Игрой неверной солнечных лучей.
Я ткал пред ней цветущие долины,
Пурпурные от блеска алых роз,
Свивал ей горы в лозах виноградных,
Ломавшихся под тяжестью кистей,
Манил ее прохладой темной рощи,
Бросающей таинственную тень,
И зноем дня измученное тело
Прельщал волнами призрачной реки.
Но к сладостно-пленительным обманам
Она была бесстрастно-холодна.
Над ней иные реяли виденья,
Нездешние над ней витали сны.
И медленно, но твердо и упорно
Стремился вдаль усталый караван.
И в бешенстве хотел я отступить.
Но, пролетая с бурею над морем,
Заметил я обломки корабля
И увидал на мачте уцелевшей
Трех человек. Два первые из них
Ничем мой взор к себе не приковали.
Но юноша с кудрями золотыми,
Обрызганный морской жемчужной пеной,
Измученный, усталый и больной,
Был так хорош, так женственно прекрасен,
Что я, заранее празднуя победу,
Велел волнам примчать его сюда.
ИФРИТ:
Он здесь?
ИВЛИС:
Вот он лежит перед тобой.
ИФРИТ:
Как он хорош! О боже, все погибло!
Но нет, я спрячу, унесу его,
Иль обращу в цветок, в растенье, в камень…
Сюда, ко мне! Подвластные мне духи!
Слетайтесь все!
(Слышен шум крыльев).
ИВЛИС:
Молчи! Не заклинай.
По власти высшей, данной мне судьбою,
Я искушал мудрейшую из жен.
Теперь в последний раз, клянусь, в последний,
Как жгучую, сладчайшую приманку,
Я юношу с кудрями золотыми,
Прекрасного, ей бросил на пути.
Не велика была б ее заслуга
Соблазнами слабейших пренебречь,
Но пусть теперь останется бесстрастной –
И я, я первый преклонюсь пред ней.
ИФРИТ:
Да будет так. Но стану я на страже;
Невидимый, я все же буду с ней.
Я огражду ее.
ИВЛИС:
И ты увидишь,
В какое море зла, страданья, страсти
Повергну я премудрую Балькис.
(Исчезают оба).
(Приближается караван. Царица сходит с верблюда. За нею следует начальник каравана).
БАЛЬКИС:
Разбейте здесь походные шатры.
Я здесь хочу расстаться до рассвета,
Дождаться блеска утренней звезды.
Но для меня ковров не расстилайте;
Пусть белая верблюдица моя
Оседланной пробудет эту ночь.
Я возвращусь под сень узорных тканей,
На мягкий одр меж двух ее горбов,
И там усну. Когда же в путь далекий
Потянется с рассветом караван,
Чтоб ни трезвон бубенчиков певучий,
Ни крик погонщиков, ни спор рабынь
Не разбудили сон мой легкокрылый.
Я спать хочу спокойно, как дитя,
Под мерный шаг на корабле пустыни
В виденьях сладких грезить долго, долго,
И в волнах грез, как в бездне, утонуть.
Когда же диск пурпурового солнца
Пройдет свой путь обычный над землей,
И яркими багровыми лучами
На склоне дня окрасятся пески,
Тогда меня будите, но не раньше.
НАЧАЛЬНИК КАРАВАНА:
Осмелюсь ли напомнить я царице,
Что в зной полдневный тяжек переход.
Медлительней тогда идут верблюды
И падают невольники от стрел,
Низвергнутых велением Ваала
На дерзостных, вступивших в храм его,
Нарушивших безмолвие пустыни.
А ночью мы…
БАЛЬКИС:
Довольно! Я сказала.
Я так хочу, и повинуйся, раб!
Постой. Когда к стране обетованной
Передовой приблизится верблюд,
И зоркие глаза твои увидят
Среди смоковниц, кедров и маслин
Блистающий дворец многоколонный,
Останови на время караван.
И пусть набросят лучшие покровы
На белого, священного слона,
И утвердят на нем мой трон великий,
Мой пышный трон, сияющий, как солнце,
Под куполом из страусовых перьев,
Колеблющих изменчивую тень.
Тогда в одеждах радужных, сотканных
Из крылышек цветистых мотыльков,
Воссяду я, превознесясь над всеми,
На славный мой и царственный престол,
Под балдахин мой, веющий прохладой.
И так явлюсь пред взорами того,
Кому нет тайн ни в прошлом, ни в грядущем,
Кому послушны гении и ветры,
Чей взор – любовь, чье имя – аромат.
(Начальник каравана уходит. За кущами пальм разбивают шатры).
БАЛЬКИС (одна).
О солнце Востока!
На духом смятенную свет твой пролей.
К тебе я спешу издалека
От дышащих зноем полей.
Да буду я жизнью, зеницею ока,
Жемчужиной лучшей в короне твоей.
Да буду я счастьем твоим и покоем,
И сладостной миррой, и крепким вином.
Двух мантий мы пурпуром ложе покроем,
И трон
